[1691]. Не исключено, что обратить внимание на Трапезунд Кантакузина заставила и борьба с генуэзской Перой[1692]. Трапезунд в это время также вел борьбу с генуэзцами[1693]. Объединение сил могло быть желательно для византийского правительства.
Подводя итоги трапезундско-византийским связям в середине XIV в., можно отметить, что их инициаторами зачастую выступали борющиеся группировки трапезундской знати. Константинополь служил прибежищем для трапезундских эмигрантов, здесь они жили целыми семьями[1694], сюда под византийский контроль и подальше от понтийских владений высылались свергнутые императоры, Ирина Палеологиня (1341), Иоанн III (1344), Михаил (1349). Роль Византии сводилась лишь к выдвижению живших в Константинополе царевичей в качестве возможных претендентов на трапезундский трон[1695]. Притом это совершалось по просьбе или с согласия взявшей на Понте власть группировки трапезундской знати. В период гражданской войны в Трапезунде представители разных лагерей связывали свои интересы с Константинополем. Но на реальную, тем более военную, помощь из столицы Византии они уже не могли рассчитывать. Византия не ставила и не могла ставить перед собой целей подчинения Трапезунда или лишения его правителей императорского титула (как во времена Михаила VIII или при никейском императоре Феодоре I Ласкаре). И задачи, и силы, и методы византийской политики изменились. В наибольшей мере ориентация на Константинополь проявилась лишь в 1341–1342 гг., когда широкие круги греческой знати Трапезунда были в оппозиции к правлению Анны Анахутлу, опиравшейся на лазское войско. Но и в этом случае роль столицы Византии не была активной.
Со второй половины XIV в. внутреннее положение Трапезундской империи стабилизируется. Между тем положение Византии непрерывно ухудшалось: она теряла город за городом, испытывала острый экономический кризис и внешнюю угрозу[1696]. Естественно, усилилась основная тенденция в ее политике — поиски союзников. Одним из них мог стать и Трапезунд.
Со второй половины XIV в. Константинополь решительно идет на сближение с Трапезундом: официально признается императорский титул Великих Комнинов, изживаются все следы былой конкуренции[1697]. Палеологи вслед за Кантакузинами старались укрепить династические связи с трапезундскими императорами. 22 января 1358 г. в Трапезунд прибыл посол Иоанна V Иоанн Леонтостет[1698]. Цели его миссии становятся очевидными во время второго посольства в Трапезунд в 1361 г.: апокрисиарий от имени Иоанна V вел переговоры о заключении брака с трапезундской царевной[1699]. Видимо, переговоры проходили успешно, так как уже в апреле 1363 г. в Константинополь направляется ответное посольство во главе с великим логофетом Георгием Схоларием и протосевастом и протонотарием Михаилом Панаретом[1700], автором Трапезундской хроники. Но цель трапезундского посольства состояла не только в заключении брака. Как известно, Константинополь часто имел под рукой возможных претендентов на трапезундский престол. В 1355 г. там было два бывших императора: престарелый Михаил и Иоанн III, его сын. В 1355 г. Михаил пытался вновь захватить власть в Трапезунде, но из-за очевидной тщетности предприятия и отсутствия достаточных сил вернулся в Константинополь, едва достигнув Солгата в Крыму[1701]. Заезд в Солгат, возможно, был связан с попыткой заручиться помощью у правителей Золотой Орды. Видимо, безуспешной. К 1355 г. положение в Трапезунде достаточно укрепилось: в октябре этого года был подавлен последний очаг сопротивления мятежной знати[1702]. Так как Михаилу в 1355 г. было уже около 70 лет[1703], он вскоре перестал представлять опасность для Алексея III. Но в марте 1362 г. неудачную попытку овладеть престолом предпринял его сорокалетний сын Иоанн III. Ему удалось добраться до Синопа, но здесь он скончался от чумы. Византия не оказывала ему поддержки: Иоанн бежал из Адрианополя[1704]. Итак, казалось, что к 1362 г. Алексей III избавился от всех опасных соперников. Сын Иоанна III находился в трапезундской темнице. Однако ему внезапно удалось бежать сначала в Каффу, затем в Галату[1705]. Подчеркнем: в генуэзскую Галату — Перу, а не в Константинополь, откуда в тех условиях нельзя было ждать поддержки. Бегством юного царевича и обращением его за помощью к генуэзцам и следует объяснить поспешность посольства Схолария — Панарета: помимо традиционных встреч с членами византийского царствующего дома (в том числе с бывшим императором Иоанном VI (Иоасафом) Кантакузином), послы посетили подеста Перы Леонардо ди Монтальдо[1706]. Посольство также добилось соглашения о том, чтобы сын императора Иоанна V Мануил получил руку дочери Алексея III[1707]. Однако о заключении такого брака в ближайшие за тем годы ничего не известно. Возможно, добившись главной цели, Алексей не спешил с выполнением договоренностей.
По источникам, брак мог произойти значительно позднее, в 1386–1391 гг. Об этом есть небольшое сообщение у Лаоника Халкокондила: «И этот Эммануил (византийский император Мануил II. — С. К.) привез овдовевшую дочь императора Колхиды, которая была женой турецкого игемона Тезетина[1708], отличавшуюся красотой. И когда он привез ее из Колхиды в Византий, то император, его отец (Иоанн V. — С. К.), увидев ее и считая, что она по красоте превосходит многих женщин и в изобилии наделена и всем остальным, что и соответствовало действительности, сам женился на ней, отняв (ее) у сына»[1709]. Речь идет о Евдокии Комнине, дочери Алексея III, которая 8 октября 1379 г. была выдана замуж за эмира Лимнии Тадж ад-Дина Челеби[1710]. Переговоры о сватовстве с дочерью Алексея III Тадж ад-Дин вел с 1362 г.[1711], т. е. почти одновременно с трапезундско-византийскими переговорами по этому вопросу и перед посольством Схолария. Трапезундская дипломатия вела двойную игру, склонившись к 1379 г. к предпочтительному браку с сильным соседом. Это, возможно, и вызвало позднее ухудшение трапезундско-византийских отношений.
24 октября 1386 г. Евдокия овдовела[1712] и вскоре, как считалось, стала женой Иоанна V Палеолога[1713]. Но сложившееся мнение в 1955 г. попытался пересмотреть В. Лоран, а затем, в 1957 г., более подробно — Р. Лёнертц. В. Лоран на основании неизданного текста из рукописи дела анкирского митрополита Макария (1407/08 г. — Paris, graec. 1397, f. 38) доказывал, что первая жена Иоанна V Елена Кантакузина пережила своего мужа и скончалась лишь в октябре — декабре 1396 г. Обнаруженная впоследствии краткая хроника дала точную дату смерти Елены (в монашестве Ипомонии) — август 1397 г.[1714] Следовательно, Иоанн V не мог быть женат дважды. Евдокия Комнина была лишь его любовницей[1715]. Р. Лёнертц вовсе отрицал весь эпизод, считая его ошибкой Халкокондила, неверно истолковавшего соответствующее место в сочинении Сфрандзи[1716]. Напомним, что Георгий Сфрандзи, писатель, дипломат и друг последнего византийского императора, писал о том, что дед Константина XI получил в жены «деспину киру Евдокию», которая «раньше имела мужем турка, владетеля небольшой и незначительной местности»[1717]. По мнению Лёнертца, дедом Константина XI, упоминаемым Сфрандзи, был не Иоанн V, а дед по матери Константин Драгаш, за которого и вышла замуж трапезундская царевна[1718]. Эту точку зрения позднее обосновывал И. Джурич[1719]. Однако такая трактовка не вполне соответствует смыслу текста Сфрандзи, где речь идет о прецеденте для византийского императора. Таким был только один дед Константина XI — Иоанн V[1720]. По хронике Панарета мы знаем, что деспина кира Евдокия лишь в сентябре 1395 г. прибыла из Константинополя в Трапезунд, привезя с собой невест для императора Мануила III и его сына Алексея[1721]. Возможно, что она вступила в новый брак с Драгашем, погибшим в мае 1395 г.[1722], в память которого она, вернувшись в Трапезунд, основала храм Св. Константина[1723]. Лёнертц считал, что Сфрандзи назвал Евдокию деспиной не потому, что она была византийской императрицей, а потому, что она происходила из царственного трапезундского рода[1724]. Но в Трапезунде право на такой титул имели лишь мать и жена императора, но не другие родственницы