Важные сведения по истории Понта XI–XIII вв. приводит сирийский писатель, несторианский епископ, сын известного еврейского врача Григорий Абуль-Фарадж Бар Эбрайя (1225/6–1286). Выходец из Мелитины на Евфрате, очевидец многих событий, происходивших на Ближнем Востоке в эпоху татаро-монгольских завоеваний, Бар Эбрайя написал 31 крупное сочинение. В хронике от сотворения мира он с высокой степенью достоверности описывает политические события в Малой Азии и Сирии, опираясь на разноязычные восточные источники, включая и Хронику Михаила Сирийца[171].
В книге использованы и проанализированы многочисленные западноевропейские нарративные источники и русские летописи. Последние содержат, в частности, важные сведения о поездках трапезундских владык на Русь[172]. Из западноевропейских хроник важнейшее значение имеют венецианские хроники и истории: Антонио Морозини[173], Дж. Карольдо[174], Д. Кинаццо[175], Дж. Дольфина[176], Андреа Дандоло[177], анонимных авторов[178], Марино Санудо Старшего[179] и Младшего[180], Паоло Морозини[181]; генуэзские: продолжателей Якопо да Вараццо[182], Дж. Стеллы и его продолжателей[183], А. Джустиниани[184], флорентийского хрониста Дж. Виллани и его продолжателей[185], болонские, веронские, сьенские и другие местные хроники[186]. Для анализа основания империи важны хроники IV Крестового похода Жоффруа Виллардуэна[187] и Анри де Валансьена[188].
Грузинские источники, прежде всего свод грузинских летописей Картлис Цховреба, — важный для нас источник[189]. Необходимо, однако, осторожно подходить к сообщаемой информации, особенно хронологии, учитывая разновременность создания и нередко позднее редактирование входящих в нее частей. Даже такие основополагающие для всего христианского мира даты, как падение Константинополя, приводятся нередко со значительными ошибками[190]. Армянские источники также нередко сообщают важную для нас информацию, в том числе в связи с татаро-монгольскими завоеваниями в Анатолии. Колофоны и памятные записи армянских и грузинских рукописей — ценный самостоятельный источник[191].
Значительный и разнообразный материал по истории Трапезундской империи дают дневники и отчеты путешественников, посещавших Понт в Средневековье и Новое время[192]. Наибольший интерес для нашей темы представляют отчеты людей, побывавших в самой Трапезундской империи вскоре после ее падения; но и в сообщениях позднейших путешественников подчас встречаются интересные сведения и описания ныне несохранившихся памятников. Среди современников Трапезундской империи, оставивших воспоминания, мы бы выделили двух османских пленников — немецкого Иоганна Шильтбергера (рубеж XIV и XV вв.)[193] и сербского участника захвата Трапезунда, Константина Михайловича из Островицы[194]. Непреходящее значение имеют записки кастильского посла ко двору Тамерлана Руя Гонсалеса де Клавихо (1404 г.)[195] и путешественника Перо Тафура (1437–1438 г.)[196]. И если первый тщательно проверяет информацию, то второй легко доверяет слухам, нередко ошибается в деталях описываемого[197]. Использовались сочинения Одорико де Порденоне и иных францисканцев[198], послов Иосафата Барбаро, Амброджо Контарини[199] и многих других путешественников.
Разумеется, круг использованных источников не ограничивается вышеуказанными. Мы опустили целиком античные и византийские источники до 1204 г., не упоминали и других, имеющих более частное значение. Ссылки на них читатель найдет в соответствующих главах.
4. Среда обитания. Географические условия Понта
Основное ядро античного и средневекового Понта в большей или меньшей степени совпадало с замкнутым естественно-географическим районом, протянувшимся с востока на запад от устья реки Акампсис (Чорох) до устья реки Галис (Кызыл Ырмак). Омываемый с севера морем, с юга Понт был ограничен двумя горными цепями. Первая из них — Понтийские горы — цельное орографическое образование, с общими ботаническими характеристиками (зона распространения понтийской азалии и рододендрона) серпообразно протянулись от устья реки Чорох до устья реки Ирис (Йешил Ырмак)[200]. Три хребта Понтийских гор: Лазистанский (Париадр), Зигана и Джаник, а также среднее течение рек Чорох (линия тектонического разрыва) и Ликий (Келькит) были первой, ближней, естественной южной границей Понта. Вдоль нее легко строилась оборона. Параллельно этой цепи гор, южнее, пересекая верховья Евфрата, проходила следующая горная цепь, и при благоприятных обстоятельствах границы Понта могли достигать и этих, более дальних рубежей. Понтийские горы, особенно на востоке, довольно высокие и труднопроходимые. Их скалистые пики достигают 3–4 тыс. м, в то время как к западу они понижаются до 2–3 тыс. м. Пересечь эти горы можно было лишь минуя несколько трудных горных перевалов, как правило, надежно защищаемых в случае нападения с суши. На пути к Трапезунду это были Зиганский проход (2025 м) и восточнее Понтийские ворота (2400 м), чаще используемые в летнее время. Вся территория Понта гористая. Прибрежная полоса узка, и подчас горы прямо подходили к берегу и круто обрывались в море[201]. Единственные значительные долины образовывали наносы рек Галис и Ирис на западе Понта[202]. Именно там еще в эпоху Понтийского царства благодаря особенностям ландшафта и сети дорог возникли как крупные городские центры, так и очаги интенсивного земледелия[203]. С Запада на Восток горы, все возвышаясь и подходя ближе к морю, разрываются только речными потоками, образующими долины, доступ к которым и ныне легче вдоль морского побережья, нежели южнее, через горные теснины[204].
В античности Понт считали относительно холодным районом. Аристотель, например, писал, что из-за зимнего холода на Понте не разводят ослов, чувствительных к морозам, а птицы зимой улетают оттуда в более южные места[205]. Он же отмечал резкие перепады между зимними холодами и летним зноем[206].
Однако, рассматривая Понтийскую область в целом, можно выделить три климатические зоны[207]. Первая из них — прибрежная полоса влажных субтропиков. В Трапезунде в год выпадает в среднем 875 мм осадков, а на восточной границе, в Батуми, даже 2500 мм. Средняя температура воздуха в Трапезунде составляет весной 12°, летом — 22,5°, осенью— 17°, зимой — 7,5°. Весна особенно капризна, с резкими перепадами давления, сменами направления ветра, иногда — бурями и грозами. Лето стабильно жаркое, но влажное, осенью облачность уменьшается, солнечных и ясных дней становится больше, частые дожди, как правило, короткие, сменяются хорошей погодой. Зима относительно мягкая, хотя временами ветер с гор приносит кратковременное понижение температуры до нулевых отметок. Такие погодные условия способствовали эрозии почв, порождали те странные, разделяемые оврагами, небольшими речками и протоками столовидные возвышения, на одном из которых и был построен Трапезунд. Буйная яркая растительность поражала взгляд путешественника, прибывавшего с моря или из внутренних областей Анатолии. Побережье, в отличие от Анатолийского плато, не страдало от длительных летних засух. Климат благоприятствовал виноградарству и виноделию, садоводству, меньше — выращиванию злаков из-за сильно пересеченной местности.
Вторую зону составляла полоса высокогорных пастбищ (яйл) с плавным переходом от смешанных лесов к альпийской природе, с ее азалиями и рододендронами, придававшими особую красоту горам весной и особый пьянящий вкус горному понтийскому меду. Леса изобиловали дичью, а охота на куропаток, особенно в период их миграции, была легким и распространенным занятием. Эта полоса в Средние века как бы отделяла оседлых земледельцев, греков и лазов от полукочевого тюркского населения скотоводов. Здесь, на яйлах, шла длительная борьба за летние выпасы скота, за обладание высокогорными пастбищами, нередко совпадавшая с защитой границ Трапезундской империи. В эту борьбу были вовлечены не только местные жители, но и войска Трапезундской империи и ее тюркских соседей