. Семейство ди Негро прочно занимало высокие посты на службе императоров[2548]. Доменико д'Аллегро долгое время, с 1429 и минимум до 1459 г., являлся протостратором, командуя трапезундским флотом. Генуэзское правительство чаще всего не препятствовало таким назначениям, рассчитывая иметь от этого определенные выгоды и получать информацию, и подчас обращалось к таким оффициалам с просьбами о вмешательстве и защите генуэзских граждан, потерпевших ущерб в Трапезунде[2549]. Иногда генуэзцу, трапезундскому магистрату, пытались дать и генуэзский административный пост в Трапезунде. В 1443 г. дож назначил упомянутого Доменико д'Аллегро генуэзским консулом[2550]. Как уже отмечалось, какую-то должность в курии Алексея IV имел Томмазо Тротти. Как и в Константинополе, император «мог привлекать» генуэзцев на службу, но он обязывался «не принимать их в «вассалы»; генуэзцы были подсудны и ответственны перед своим консулом и своим правительством»[2551]. Впрочем, сама практика, когда генуэзцы служили иноземным, иногда даже враждебным Генуе правителям, была обычным явлением, а власть над ними метрополии была номинальной[2552].
Другим важным явлением двусторонних связей была служба трапезундцев в качестве воинов, моряков, низших чиновников в генуэзских факториях Черноморья, прежде всего в Каффе, Синопе, Симиссо, Самастро (Амастриде). Стороны активно участвовали во взаимной торговле и предпринимательской деятельности при сохранении экономического преобладания лигурийцев.
Договоры Генуи с Трапезундской империей предусматривали защиту генуэзцев, их судов и имущества на землях империи, их право на свободный проход по ее владениям, а также административную экстерриториальность лигурийской фактории на Понте. Она обеспечивалась неподсудностью генуэзцев императорскому суду, предоставлением им территории, на которой располагалась и резиденция главы фактории — консула, с ограничением права проживания на ней греков без согласия консула и его совета. Каждая сторона брала обязательства не предоставлять на своей территории или на своих кораблях убежища мятежникам другой стороны, но передавать их соответственно трапезундской или генуэзской администрации. Исключение составляло традиционное право искать защиту в храме Богородицы Хрисокефалы[2553]. Эти обязательства имели большое значение как для властей Генуи, вовлеченных в постоянную борьбу группировок, так и для императорской власти, особенно в годы династических смут и мятежей знати. Условия эти, впрочем, выполнялись далеко не всегда — история гражданской войны в Трапезунде в середине XIV столетия и переворота Иоанна IV с помощью генуэзцев дают тому яркую иллюстрацию.
На выделенной генуэзцам договорами 1314 и 1316 гг. территории Дарсены проживание греков допускалось только с согласия коммуны Генуи и консула. Те греки, которые имели там свои дома, могли их перенести и забрать все имущество, хотя особых компенсаций им в договорах не оговаривалось. Зато греческие храмы Дарсены должны были оставаться в прежнем статусе и доступ к ним должен был быть свободным во всякое время днем, но не ночью, а священники должны были служить по своему обряду нестесняемо[2554]. Главное в выборе участка для поселения было то, что он выходил к морю и имел собственную пристань для кораблей[2555]. Удобство последней и ее обособленность, пожалуй, были главными условиями в выборе места для фактории. Договором 1316 г. генуэзцам разрешалось защитить свой участок Дарсены широким рвом, построить стены и башни[2556].
Основу генуэзского поселения составляла лоджия с резиденцией консула[2557], курией, жилыми помещениями, лавками и складами товаров, мастерскими и иными хозяйственными помещениями[2558]. И территория Дарсены, и поселение в Леонтокастроне были укреплены. Источники XV в. недвусмысленно именуют генуэзский Леонтокастрон замком[2559], а Клавихо, видевший его и с моря, отмечал хорошее качество стен и башен[2560]. Однако условия договора 1417 г., когда император взял на себя обязательства построить часть разрушенных стен замка, долго не выполнялись, и переговоры об этом тянулись многие годы, хотя, вероятно, частично работы велись и речь шла именно об их завершении[2561]. Стены бывшего генуэзского замка в Трапезунде и ныне впечатляют своей внушительностью, а по наблюдениям Э. Брайера, сопоставимы с императорской цитаделью самого Трапезунда[2562].
На своей территории, близ гавани Дафнуса, генуэзцы имели собственный храм. Нам известно его (возможно, позднейшее) посвящение св. Елевферию. Поскольку стены храма содержат как греческую (с готической датой 1360 г), так и латинскую надпись (ктитора сакрестии Манфредо Леркари, 1365 г.), вероятно, он был передан фактории[2563].
Несмотря на известную административную автономию, консулат в Трапезунде, как и в других генуэзских факториях (за исключением Каффы в XV в.), не имел права чеканить собственную монету[2564]. В обращении находились трапезундские и каффинские аспры, соммы, западноевропейские и турецкие монеты.
Общим регулированием дел на Востоке, контролем за навигацией занималась учрежденная в 1313 г. Оффиция Газарии, чьи полномочия были подтверждены и уточнены Статутами Генуи 1363 и 1403 г.[2565], а в XV в. — Оффиция попечения Романии. Вероятно, эта магистратура возникла вскоре после 1363 г., постепенно заменив Оффицию Газарии, и исчезла в 1453 г. с передачей функций управления генуэзскими факториями Банку Сан-Джорджо[2566]. Консолидируя Генуэзскую Романию в целом, эти оффиции не занимались, однако, руководством повседневной жизнью поселения, вверенной местной генуэзской администрации.
Главой фактории считался избираемый только в метрополии сроком, как правило, на один год консул из числа генуэзских граждан[2567]. Крайне редко и постановлением генуэзских властей (особенно в период правления Банка св. Георгия) этот срок увеличивался до двух лет[2568]. Обычай генуэзцев назначать оффициалов на короткие сроки и контролировать всю их деятельность был хорошо известен византийцам[2569]. Иногда, когда на посты консулов предполагалось много желавших, власти Генуи и затем протекторы Банка св. Георгия вводили распределение должностей по социальным группам. Например, пост консула Трапезунда мог быть закреплен за гвельфами-пополарами[2570] или «белыми» купцами, а Самастро — за «белыми» нобилями[2571]. На практике, впрочем, такое распределение не выдерживалось и скорее может рассматриваться как временная попытка регулирования баланса сил. В годы войны с Венецией, когда магистратам было трудно добраться до места назначения и они подолгу «застревали» в промежуточных портах Далмации, терпя большие убытки, власти Генуи решили никого не избирать на эти посты, но замещать их временно, до года, по усмотрению дожа и анцианов Генуи[2572].
Первоначально, по статутам XIII — начала XIV в., контроль за деятельностью всех консулов Причерноморья вверялся подеста Перы. Ему же консулы, включая и трапезундского, должны были предоставлять отчет[2573]. Избранный консул был обязан исполнять все capitula Генуи, приносил присягу при вступлении в должность, которую должен был исполнять один год с момента вступления в нее. Кроме присяги процедура вступления консула в должность была сопряжена с получением им от дожа патента на управление и внесением денежного залога[2574]. Если его преемник не прибывал в факторию в положенные сроки, то старый консул вместе с Советом XXIV тайным голосованием избирал временного администратора сроком на 3 месяца, затем еще на три месяца и т. д. Иногда он именуется вице-консулом[2575]. Избирать на тот же пост прежнего консула ранее, чем через год после истечения его полномочий, или какого-либо его родственника запрещалось[2576].
Постепенно с ростом значения Каффы и превращением ее в центр генуэзской Газарии контрольные функции и права синдикации были переданы консулу и советам Каффы. С конца XIV в. все черноморские оффиции, за исключением должностей консулов и писцов крупных факторий, в том числе — Трапезунда, Симиссо и Самастро, избирались двумя третями голосов консулом и Оффицией попечения Каффы из числа граждан и burgenses в соответствии с «цветами», т. е. представительством социальных категорий[2577].
Консул вершил суд в фактории и налагал штрафы, выплачиваемые массариям и регистрировавшиеся ими в специальных приходно-расходных книгах, несохранившихся, но, видимо, подобных массариям Каффы