Попробуем провести сравнение окладов глав венецианской и генуэзской факторий, учитывая ограниченность данных и условность соотношения курсов монет. В конце 40-х гг. XV в. венецианский байло получал оклад 500 дукатов в год, тогда как генуэзский — 45 соммов Каффы (без вычета стадий). Принимая курс венецианского дуката, равный 2,5 генуэзской лиры в 1448 г.[2640], получим, что венецианский магистрат вознаграждался суммой равной приблизительно 1250 ген. лир. 1 сомм в 1451 г. исчислялся в 5,65 лиры[2641]. Тогда оклад генуэзского консула составил бы 254,25 лиры в год, что намного ниже, чем у его венецианского коллеги, тем более учитывая вычеты стадий. Как уже упоминалось, перед 1415 г. должность консула в Трапезунде покупалась за 40 лир гроссов за год, что составляет нижний предел ее чистой доходности. Возможно, оклад отражает место фактории в сравнительной иерархии поселений двух республик, а опосредованным образом — и политику республик в регионе, и финансовое состояние самих факторий, связанное с торговлей.
Глава 10.Трапезундская империя и Папский Рим
Трапезундская империя стала известна Риму с момента ее образования[2642]. Сохраняя православие, Великие Комнины состояли в союзе с Латинской империей и получали поддержку от императора Генриха I, о чем папа Иннокентий III, вероятно, знал.
Э. Брайер выделяет 4 основные причины, вследствие которых папы были заинтересованы в контактах с трапезундскими императорами: 1) выгоды географического положения Трапезунда для католической пропаганды в Персии, Грузии и на Ближнем Востоке, подчиненном после 1258 г. монголам; 2) необходимость церковного обслуживания масштабной итальянской торговли; 3) значительность роли Трапезунда при заключении унии 1439 г.; 4) понимание того, что Трапезундская империя — потенциальный союзник Рима в подготовке антитурецкого похода[2643]. Однако эти факторы действовали в разное время и с разной силой. Следует учесть обстоятельство принципиальной важности: папы постоянно пытались влиять на всю греческую, и в частности трапезундскую, церковь, чтобы добиться принятия ею католического вероучения, включив ее в орбиту папской политики на Востоке. Это общее направление то выступало открыто на первый план, то выражалось в виде идеального пожелания, отеческого наставления тому или иному императору.
Мы полагаем, что имеются основания датировать начало прямых контактов пап с Великими Комнинами не позже середины XIII в.[2644] Именно тогда папа Иннокентий IV особенно заинтересовался ролью и местом нового могущественного государства Великих ханов. Первая попытка вступить в контакт с ханами была предпринята папой в марте 1245 г. 5 марта Иннокентий IV подписал буллу царю и народу татар, доставить которую сухопутным путем через Польшу и Русь поручалось миссионеру-францисканцу Джованни дель Плано Карпини и примкнувшему к нему по пути брату Бенедикту Поляку. Главную цель их путешествия составлял сбор достоверных сведений о неизвестном и грозном народе. История этих путешествий и описания татар и их империи хорошо известны по отчетам, реляции и переложениям Плано Карпини, брата Бенедикта и Ц. де Бридиа[2645]. Но эти миссионеры обошли Понт стороной. На Восток, в Каракорум, в том числе и через Понт, направлялись и другие миссионеры. Проблема татар и отношений с ними обсуждалась и на Первом Лионском соборе 1245 г.[2646] С приглашением прибыть на него папа обратился к патриархам, епископам и государям многих стран. В их числе были болгары, валахи, армяне, грузины, зихи и многие другие. Желая собрать подлинно вселенский собор, папа направил им буллу Cum simus super, в которой настойчиво проводилась мысль о необходимости преодолеть раскол среди христиан и основой для этого был Вселенский собор и признание папского примата. Получив ответ от некоторых из адресатов, папа направил в 1246 г. францисканца Лоренцо Португала со специальной миссией в Армению, Турцию, Грецию и на Ближний Восток[2647].
Однако с особой остротой вопрос об отношении самого Трапезунда к папству и латинскому вероучению встал в период подготовки Лионской унии (1274)[2648]. Византийский император Михаил VIII решился на этот шаг ради устранения прямой угрозы своему государству с Запада, где складывалась сильная антивизантнйская коалиция во главе с королем Сицилии и Южной Италии, графом Прованса Карлом Анжуйским, папским вассалом[2649]. Уния вызвала сильную оппозицию как в самой Византии, так и в других греческих государствах. Вспыхнула ожесточенная борьба, в ходе которой Михаил Палеолог прибегал к кровавым репрессиям против врагов унии внутри империи и стремился обеспечить ее признание во всех областях греческого Востока. Трапезундских представителей в Лионе не было. Когда Михаил VIII на Влахернском соборе в апреле 1277 г. торжественно заявил о принятии латинского Символа веры и догмата о папском примате, отношения в Византийской империи предельно обострились, и Трапезунд стал одним из центров иммиграции противников унии[2650]. В отличие от Византии Трапезунд в тот момент не был непосредственно заинтересован в союзе с папством: ему не грозило нападение с Запада, не требовалось еще помощи последнего в борьбе с турками, как в XV в.; выгоды итальянской торговли едва начали ощущаться, а сами фактории двух республик еще не были основаны. Уния никогда не была популярной и среди народных масс: всякое изменение канонов, традиций, обрядовой стороны культа в византийском мире грозило вызвать бурю негодования. Политическая ситуация, борьба за гегемонию в византийском мире, слабость связей с католическими державами в тот период, антиуниатские настроения практически всех слоев населения империи подводили правящие круги государства и церкви к противодействию унии. Показательно, что в 1274 г. ни один из епископов Трапезундской империи не подписал протокола Константинопольского собора, утверждавшего условия унии. Этими условиями были: 1) признание догмата о папском примате, 2) признание права апелляции к папе как высшей инстанции, 3) поминание папы на всех службах.
Примерно из 144 митрополитов и архиепископов вселенского патриархата акт Константинопольского собора подписали лишь 35 или 38. Трапезундский митрополит, как и патриархи Антиохии и Александрии, отказался подписать грамоту[2651].
Основным источником, проливающим свет на связь этих событий с Трапезундом, является отчет протонотария Огерия о переговорах Михаила VIII с папскими послами, прибывшими в Константинополь, вероятно, весной 1278 г.[2652] В это время папа Николай III (1277–1280) стал проводить более жесткий курс на безусловное исполнение унии византийской стороной, вплоть до установления полного единства в литургии византийской и католической церквей и признания всех положений католической догматики[2653]. С этой целью уже в начале 1278 г. в Константинополь прибыли папские послы Марко и Марчетто. Во время переговоров с ними Михаил VIII указывал на сложности в исполнении всех условий унии, ссылался на козни ее противников. Михаил жаловался, что неверные (противники унии) отправились к трапезундскому правителю, правнуку Алексея, основателя Трапезундского государства, и объявили, что они готовы примкнуть к нему, если он назовется императором, так как Михаил VIII стал еретиком и подчинился папе. Известно, что трапезундский правитель с момента образования империи на Понте именовался василевсом, хотя в XIII в. он не признавался таковым Никеей, а затем и Византией. С целью оправдания перед папой Михаил VIII стремился переложить часть вины на «похитителя» прав византийской короны. В Отчете Огерия вопреки тому, что мы знаем об употреблении титула василевса в Трапезунде, сказано: местный правитель «провозгласил себя императором и был коронован и облачился в одеяния, подобающие императорскому сану, и установил придворных, и стал почитаться как император»[2654]. Если принять датировку Лёнертца, в это время в Трапезунде правил Георгий. Он занимал трон с 1266 г., т. е. уже 12 лет. Не запоздалой ли тогда была коронация?
Правление Георгия — особая страница в истории Трапезундской империи[2655]. Империя признала вассальную зависимость от Ильханов. Следствием этого было некоторое сокращение прерогатив трапезундского василевса. В частности, не чеканилась серебряная монета с именем Георгия. По предположению М. Куршанскиса, чеканка серебра была монополизирована Ильханами[2656]. На немногочисленных медных монетах Георгия иногда встречается титул «деспот», а не василевс, как было до и после его правления. Хотя Куршанскис не усматривает в этом возможности прекращения титулования трапезундских правителей императорами[2657], мы считаем это в 1266–1278 гг. вероятным. В ином случае повторная коронация Георгия не оправдана: до 1282 г. трапезундские императоры носили титул, как и византийские государи, — «во Христе Боге верный император и самодержец ромеев». Только после коронации Георгия Михаил VIII начал активно воздействовать на трапезундский двор, чтобы добиться отмены императорского титулования Великого Комнина. Спор закончился в 1282 г. известным компромиссом, когда новый василевс Иоанн II переменил форму титула