Однако помимо митрополитов Трапезунда и Керасунта (также подписавшего акт определения) во Флоренции находился и посол трапезундского василевса Иоанн Макродука[2769]. На соборе он был окружен почетом. В документах его именуют первым из представителей стран христианского Востока (Трапезундской империи, Грузии и Валахии)[2770]. Иоанну VIII удалось довольно легко склонить его к принятию основного догматического принципа унии — учения о filioque[2771] Голосуя «за», посол сказал, что принимает одобренное великой Константинопольской церковью, наставницей церкви Трапезундской. Он выразил надежду, что император утвердит деяние, совершенное греческими иереями, но не исключал при этом возможность иного мнения у Иоанна IV[2772]. Подобное суждение было далеко от всяких богословских соображений и просто полагалось на авторитет компетентного большинства. Из него ясно, что посол не располагал строго определенными инструкциями и должен был действовать по обстоятельствам. Какую-то роль в выборе решения сыграли, видимо, и денежные субсидии, выделенные папской курией на нужды посольства. Правда, дошедшие до нас распоряжения об уплате свидетельствуют о незначительных суммах[2773]. Макродука присутствовал на торжественном провозглашении унии[2774]. Другой трапезундец, известный «философ» Амируци[2775], играл на соборе более значительную роль, выступая с первых же дней как откровенный латинофил[2776]. Однако он не являлся официальным представителем, а был приглашен Иоанном VIII Палеологом в качестве богослова-«эксперта». Именно таким он и предстает на страницах «Воспоминаний» Сиропула. Возможно, что вскоре после собора Амируци склонился к противоположной позиции, выступив против filioque и папского примата[2777]. В случае с Амируци есть основания более определенно говорить о возможности прямого подкупа. Сохранился документ 1443 г., в котором отмечено возмещение папской курией 100 золотых флоринов епископу Корона Христофору, которые последний ранее уплатил по папскому распоряжению трапезундскому протонотарию Георгию «pro… subventione»[2778].
В целом трапезундские представители на соборе пошли на заключение унии под внешним давлением. Но судьба унии в Трапезунде и Константинополе была сходной: она не была принята населением. В Трапезунде о ее реальном осуществлении ни власти, ни церковь не заботились. После заключения унии монах Вазелонского монастыря доказывал, что в имени Латинус зашифровано апокалиптическое «звериное» число 666 — символический знак Антихриста[2779]. Но на самом соборе факт принятия унии Трапезундской империей рассматривался как победа папства, а затем и как одна из предпосылок успеха антиосманского похода[2780].
Впрочем, симптоматично, что в самый момент переговоров об унии, в 1438 г., католический епископ Трапезунда, Григорий Корсанего, находился в Пере, а не в своем диоцезе, куда он не мог попасть, так как его церковь была занята «схизматиками»[2781]. Умер он также вдали от понтийских берегов, в небольшом миланском монастыре Сан Чебо в 1456 г.[2782], все еще являясь титулярным Трапезундским архиереем. Это указывает на новый рецидив абсентеизма предстоятелей католической церкви в Трапезунде в конце 30-х — 50-х гг. XV в. Но если пребывание в Пере еще позволяло контролировать положение дел в относительно близком Трапезунде, то отъезд епископа в Италию (быть может, вследствие падения Константинополя в 1453 г.) неминуемо вызывал кризис в управлении епархией.
В наибольшей мере внимание пап к Трапезунду было приковано, пожалуй, после падения Константинополя[2783], когда государство Великих Комнинов пыталось возглавить антиосманскую коалицию в Малой Азии. Папство и Венеция рассчитывали на этот непрочный союз, куда входили государство Ак-Куйунлу, Синоп, Кастамон, Караман, чтобы сплотить западные державы под знаменем нового Крестового похода и обеспечить им поддержку в тылу Османской державы. Папская дипломатия, с одной стороны, побуждала трапезундского императора к совместному выступлению, с другой — использовала «трапезундский альянс» для пропаганды Крестового похода на Западе. Например, в 1454 г. во Франкфурте папские послы призывали к борьбе с османами, которая якобы была поддержана на Востоке, включая Трапезунд[2784]. Папа Пий II рассчитывал на поддержку не только Трапезундской империи, но и окружающих ее тюркских правителей и других государей Востока[2785]. Настойчивые поиски союзников на Востоке велись все время. Зная это, близкие к курии круги, желавшие угодить папам или даже получить от них определенные выгоды, преувеличивали или фабриковали призывы действительных или мнимых восточных принцев, обиженных «великим турком».
Призывы к обороне лигурийских факторий и черноморского торгового пути поступали к папам из Генуи. В 1455 г. Каллисту III было направлено письмо республики, где отмечалось, что необходимо обратить серьезное внимание на район Понтийского моря, в котором расположены часто посещаемые итальянскими купцами важные города Трапезундской империи, а также Солдайя, Чембало, Амастра (Самастро) и, конечно, Каффа, по числу жителей и значимости не уступавшая Константинополю[2786].
В сложной международной ситуации папы неоднократно прибегали к помощи миссионеров для переговоров с государями Востока. Так случилось и в середине 50-х гг. XV в., когда на политической сцене оказался некий минорит фра Лудовико да Болонья. Происходивший из купеческой семьи, он рано вступил в орден. Еще в 1431 г. он был назначен папой Евгением IV членом капитула шести братьев, имевших проповеднический опыт на Востоке, задачей которого было изучение способов «освобождения греков от еретических ошибок» и их защиты от «турецкой тирании»[2787]. Затем длительное время Лудовико подвизался в латинском монастыре в Иерусалиме и 28 марта 1454 г. получил буллу папы Николая V (1447–1455) с привилегиями ему и еще двум братьям для миссионерской поездки в «Эфиопию» и «Индию». Фактически эти топонимы означали не столько географические реалии, сколько границы обозримой христианской ойкумены[2788]. Весной следующего года он прибыл в Рим, вероятно для получения инструкций. Новый папа, Каллист III, занимавшийся подготовкой антиосманского Крестового похода, послал Лудовико в Азию и на Синай, чтобы заручиться помощью правителей Востока. 11 мая 1455 г. ему и другим миноритам папской буллой были подтверждены данные Николаем V привилегии и права[2789]. Бургундский хронист уточняет, что целью поездки Лудовико было посещение Узун Хасана, писавшего папе о своих победах над турками[2790]. В 1457 г. Лудовико возвратился в Рим, после того как побывал в Персии[2791]. Папа вновь собирался отправить его на Восток, определив маршрут: в Персию и Грузию, а также в Египет и Эфиопию, и дав рекомендательные письма «царю ассиров и князю Вавилонии», царю Грузии, князю Кваркваре и «христианам, которые франками именуются», то есть администрации итальянских факторий[2792]. Вряд ли Лудовико успел отправиться сразу же, когда были даны грамоты, в декабре 1457 г. Препятствием тому было и зимнее время, неудобное для такого путешествия. Преемник Каллиста III, Пий II (1458–1464), зная о попытках союза между Узун-Хасаном и правителем Синопа при посредничестве Иоанна IV Великого Комнина, в 1458 г. снова отправляет Лудовико «к грекам, армянам, маронитам, вавилонянам, в Святую землю, Александрию, Грузию, Персию и Трапезунд», чтобы договориться о совместной борьбе против османов. Папской буллой Лудовико назначался главой всех западных христиан в Персии и Грузии[2793].
К октябрю 1460 г. Лудовико вернулся в Европу, проделав путь по суше из Колхиды через «Скифию», переправившись через Дон и Дунай, в Венгрию и Германию. В Вене он посетил императора Фридриха III, в сопровождении, по-видимому, двух послов, царя Картли и Имеретин Георгия VIII и грузинского князя Самцхе Кваркваре II (Горгоры). Позднее к «посольству» присоединились послы трапезундского императора Давида, хана Белобаранной Орды Узун-Хасана, князя Малой Армении Уртебека, который, если вообще существовал, мог быть, по мнению Э. Брайера, эмиром Аданы Рамаданом[2794]. Через Венецию и Флоренцию, где послы были приняты с доверием и почетом, Лудовико 26 декабря 1460 г. был принят папой в Риме, привезя не только послов восточных государей, но и письма от них и от их союзников — правителя Мингрелии «Бендии»-Дадиана Липарита, князя Абхазии Рабии и Баграта Имеритинского, правителя Гурии Мамии, эмира Синопа и Кастамона Исмаила и эмира Карамана[2795]. Ряд титулов «союзников» содержит немыслимые преувеличения. Грузинский царь именуется также царем Персии и Великой Армении, Бендия — Липарит назван царем Мингрелии и Аравии