. Но попытки использовать падение Трапезунда в целях организованного отпора туркам не находили отклика, хотя мотив трагической судьбы Константинополя и Трапезунда и их императоров неоднократно повторялся в 60–90-е гг. XV в. представителями папской курии: епископом Терни Джованни Кампани перед лицом императора Фридриха III на сейме в Регенсбурге[2820], кардиналом Гурка Раймундом в послании к гельветам[2821], в слове архиепископа Диррахия Паоло Анджело к Георгию Кастриоту Скандербегу[2822], в речах гуманистов Баттиста Платины, Филиппа Псевдо-Каллимаха Буонаккорси[2823] и др. Высказанная в 1461 г. Пием II версия о причинах погибели Трапезунда оказалась удивительно живучей в многолетней практике папской дипломатии. Почти через 150 лет, на Варшавском сейме 1596 г., ее повторил, призывая польских панов к войне с турками, папский легат епископ Каэтанский Бенедикт. Он сказал, что пока трапезундские императоры не вступали в родство с турками (мусульманами), до тех пор сохраняли свое государство[2824].
Таким образом, до начала XIV в. папы ограничивались пропагандой союза церквей, добивались от Великих Комнинов главным образом благоприятствования миссионерской католической деятельности на Востоке. Вероятно, трапезундские правители не препятствовали этому ни в пределах империи, ни в более широких масштабах. Не зря ал-Умари в первой половине XIV в. писал, что трапезундский император пользовался высоким уважением пап[2825].
В дальнейшем, с организацией устойчивых итальянских факторий в Трапезунде, интерес к нему пап рос. В городе была учреждена католическая епископия, усилилась активность орденов францисканцев и доминиканцев.
В XV в., в ходе подготовки Флорентийского собора, Трапезунд находился в центре внимания пап, использовавших положение его церкви во вселенском патриархате и громкий императорский титул в борьбе с противниками папской власти в Европе. То, что Трапезунд пошел на заключение унии, объясняется более его связями с Византией, чем прямыми контактами с папами и выгодами от сближения с ними.
Наконец, в момент нарастания османской угрозы, в середине XV в., папы хотели видеть Трапезунд центром антитурецкой коалиции для обеспечения помощи западным государствам. Идея коалиции с противниками османов на Востоке и организации совместного Крестового похода, которую лелеяли римские понтифики, оказалась бесплодной.
Глава 11.Связи Трапезундской империи с Западноевропейскими государствами
Из-за географической удаленности[2826] и неразвитости экономических связей отношения Трапезундской империи со странами Запада (мы имеем в виду Французское и Английское королевства, Бургундское герцогство, Флорентийскую республику и Кастилию) в XIII–XV вв. не могли быть регулярными. Но сам их факт уже довольно редкий феномен в истории международных отношений Средневековья. Контакты были следствием переплетения сложных внешних связей Трапезундской империи, они были обусловлены выдающейся ролью транзитного пути через территорию империи.
Конкретные факты, касающиеся связей Трапезундской империи с Западом, укладываются, как нам представляется, в рамки истории «поздних Крестовых походов» (The Later Crusades)[2827].
Тема «Трапезунд и Запад» начинается с основания Латинской империи, с того времени, когда последствия целой эпохи первых Крестовых походов проявились особенно рельефно в отношении византийского мира. Эта тема имеет свой исторический и логический конец в середине XV в. — эпохе, когда папы в последний раз пытались возродить обветшалую идею священной войны и противопоставить латинский Запад растущему могуществу османской державы.
У истоков государства Великих Комнинов был вынужденный союз с Латинской империей, отодвинувший на задний план саму идею реставрации Византии. Этой темы мы уже касались в главе об образовании империи. Вслед за тем уже международные политические и экономические отношения, а также проблемы отношений с татаро-монголами сближали трапезундских государей с Западом.
Во время VII Крестового похода, когда французский король Людовик IX осаждал крепость Сайетту, к нему прибыли послы «великого государя глубинной (parfonde) Греции, который назывался Великим Комнином и государем Трафентези» с богатыми дарами и просили руки французской принцессы королевской крови. Тогда, в 1253 г., в Трапезунде правил Мануил I. Людовик IX ответил послам, что не привез с собой такой невесты, и рекомендовал Мануилу обратиться с этим предложением к императору Латинской империи Балдуину II (1228–1261), родственнику французского короля. Биограф Людовика IX сенешаль Шампани Жан де Жуанвиль добавляет: «И он это сделал, чтобы император заключил союз с таким богатым человеком против Ватаца, который тогда был императором греков»[2828]. Из сочинения Жуанвиля видно, что посольство произвело большое впечатление на французов. Однако в Трапезунде не пожелали прислушаться к совету Людовика и не стали ссориться с Никеей из-за эфемерного латинского государства, союз с которым более не сулил никаких выгод[2829]. Мануил I, проводивший иную внешнюю политику, возможно, пытался заручиться помощью французского монарха для борьбы с остатками разгромленного в 1243 г. монголо-татарами Иконийского султаната. Не малую роль играли соображения престижа, политические выгоды от брака. Но не исключено, что обращение к королю-крестоносцу учитывало и более общую подоплеку борьбы крестоносцев с мусульманскими странами, надежду Людовика (как и пап) на союз с язычниками-монголами, готовившимися тогда расправиться с Египтом, последним независимым мусульманским оплотом на Ближнем Востоке.
Через 13 лет к трапезундскому императору обратился брат Людовика IX, король Сицилийского королевства и граф Прованса Карл I Анжуйский (1266–1285). Он дал рекомендательные письма двум марсельским купцам, один из которых отправлялся по своим делам к трапезундскому императору и «татарскому королю», а другой — только к трапезундскому императору. Предполагалось, что они имели особое поручение от Карла I, так как получили охранные грамоты ко всем правителям, через территории которых должны были проезжать[2830]. Если допустить, что Карл I рассчитывал на помощь Трапезунда в готовившейся борьбе с Византией, то, возможно, шаги такого рода были рекомендованы Людовиком IX. Но нам представляется, что поездка купцов не имела четко выраженных политических целей. В 1266 г. Карл I только начал закрепляться в королевстве, полученном в 1265 г. в качестве папского лена. Ему еще предстояла двухлетняя борьба за трон, до битвы при Тальякоццо (1268), когда было окончательно сломлено сопротивление Конрадина Гогенштауфена. В эти годы планы Карла I, не могли простираться так далеко. Миссия двух купцов, вероятно, имела значение рекогносцировки. Внимание же к ней короля объяснимо в большей степени тем, что поездка могла заложить основы торговых связей Прованса с далеким Левантом в тот период, когда только открывались новые торговые пути на Восток через Трапезунд. Впрочем, провансальские купцы имели давние традиции связей с Понтом: еще в 1212 г. они плавали к Амису[2831]. В основе посольства Карла I, на наш взгляд, лежали торговые интересы.
Политическое и географическое положение Трапезунда имело большое значение. Вторая волна татаро-монгольского натиска на Запад пришлась на 1259–1261 гг. Экспансия шла в двух направлениях из двух центров: на Западе, из улуса Джучи — в сторону Польши, Венгрии и Прибалтики, на Юге — из Ирана и Малой Азии — в направлении Сирии, Палестины и Египта. Силам католического Запада, с одной стороны, и египетским султанам (в результате битвы при Айн-Джалуте 3 сентября 1260 г.) — с другой удалось сдержать натиск. В немалой степени этому способствовало соперничество самих монгольских «империй» за территории на Кавказе и за контроль над главными торговыми сухопутными артериями. Однако Западная и, особенно, Центральная Европа жила в эти годы под страхом новой беды[2832]. Вместе с тем Запад, как отмечалось, искал в монголах союзников в борьбе за Святую землю. Все это притягивало внимание пап и крупных государей Запада к Понтийскому региону и Крыму — тыловым базам двух великих соперников. Одновременно именно растущая заинтересованность монгольских правителей в выгодах от западноевропейской торговли на их территориях способствовала усилению итальянской колонизации как Крыма, так и Анатолии. И ханы Золотой Орды, и Ильханы в 60–80-е гг. XIII в. как бы соревновались в предоставлении привилегий генуэзцам и венецианцам на устройство факторий. В эти же годы складывается новая система противостоящих политических союзов. С одной стороны — Золотая Орда, Палеологовская Византия и мамлюкский Египет (интересы их, помимо всего прочего, объединяла работорговля через Крым и Константинополь), с другой — держава Ильханов, Западная Грузия, Трапезундская империя. При этом позиции двух греческих государств не были столь определенны: как Михаил VIII, так и Великие Комнины лавировали между могущественными соперниками, временами, как при Георгии Великом Комнине, ища опору в их противоречиях[2833]. Именно на этом фоне и следует рассматривать все сложные отношения Трапезундской империи с Западом.
Английские короли проявляли интерес к Восточному Средиземноморью еще с XII в. С середины XIII в. среди многих христианских государств Запада укореняется представление о том, что могущественные татарские правители могут быть хорошими союзниками для борьбы с мусульманами — «неверными». Этому способствовали и сами посольства Ильхана Аргуна на Запад. Одно из них, возглав