Де Туаси, однако, продолжил пиратские действия. Отправившись в Азовское море, он пленил около 400 татар близ г. Копа, обратил их в рабство и захватывал корабли генуэзцев и их компаньонов[2880]. Для властей Каффы и то и другое представляло большую угрозу, и они стали действовать. По приказу консула генуэзцы конфисковали близ крымских берегов захваченное де Туаси турецкое судно. Его груз и сам корабль были проданы в возмещение ущерба, нанесенного двум грекам: некоему священнику из Солдайи, собственнику груза, и еще одному, пострадавшему от де Туаси. Незадачливый флотоводец после этого возвратился из Каффы в Константинополь и направился оттуда в Геную, куда и прибыл в сентябре 1445 г. Там он подал петицию, протестуя против конфискации. Генуэзский дож Раффаэле Адорно одновременно с этим в сентябре 1445 г. дал свои разъяснения. Он писал, что генуэзцы изначально велели администрации Перы и других мест благоприятствовать морскому походу крестоносцев. После захвата де Туаси в плен они в лице ди Негро способствовали его освобождению. Однако власти Каффы сообщали, что де Туаси захватывал многие суда генуэзских подданных как корабли «неверных» или «схизматиков». Но война должна была вестись против «турецкого царя», а не против мусульман или греков, живущих в генуэзских крепостях. Дож отмечал, что все Понтийское море уже более ста лет находится под опекой и защитой генуэзцев и осуждал пиратство[2881].
Несмотря на это, герцог обратился к Лигурийской республике в защиту подданного. Ответ генуэзских властей был дан 13 июня 1446 г. Он известен благодаря их письму герцогу[2882]. В Генуэзском архиве нами был обнаружен и другой документ, «instrumentum testimoniale», составленный в Каффе 13 ноября 1445 г. по требованию двух генуэзских граждан Доменико ди Промонторио и Каттанео Пинелли, возможно, каффинских синдиков. Он содержит свидетельские показания генуэзских граждан Томмазо Бальби и Николо Каито. Бальби по доверенности от Туаси получил в Каффе захваченную бургундцами гриппарию с грузом рыбы и продовольствия. Груз оказался принадлежащим священнику из Солдайи Маноли, и консул Каффы распорядился продать товар и вернуть греку, жителю генуэзских владений, вырученную сумму 5000 аспров Каффы. Корабль был также продан (за 3000 аспров), а его стоимость была передана другому греку из Каффы Эмину в качестве компенсации за товары, отнятые у него бургундцами[2883]. Копии документа были приложены к письмам дожа Генуи, отправленным бургундскому герцогу и генуэзцам Брюгге 13 июня 1446 г.[2884]
Ваврин купил в Пере и специально вооружил галеоту для захвата «добычи». Ее капитаном был некий Iacobus Bilia, чье имя иногда переводят на французский манер как Jacques de Ville или de Billy[2885]. Однако одно генуэзское письмо прямо утверждает, что он не был ни подданным бургундского герцога, ни капитаном его флота, направленного против турок. Он был компаньоном пирата Джованни Фонтона[2886], и, как предполагал Ж. Павьо, его правильнее называть Джакомо де Билья[2887]. Из недавно обнаруженных генуэзских документов выяснилось, что Джованни Фонтона был генуэзцем, подданным правителя Митилены Дорино Гаттилузи и вед пиратские действия против трапезундского императора по поручению последнего[2888]. Все это мы ставим в связь с династическим конфликтом Скантария и его брата Иоанна IV Великого Комнина[2889].
Де Билья вместе с Фонтоной, патроном триремы, вооруженной в Каффе, захватили Трапезундское судно. Затем де Билья пытался овладеть близ стен Каффы турецкой лигнией, прибывшей только для торговли. И наконец, де Билья стал вывозить из Каффы женщин и детей (вероятно, живущих там татар, свободных людей) с целью их продажи как рабов. Администрация Каффы арестовала де Билью и Фонтону и конфисковала корабль. По генуэзским законам подобные преступления карались смертной казнью, а пиратский корабль должен был быть сожжен. Однако каффинские власти предпочли освободить де Билью в то время, когда бургундский флот собирался уйти из Черного моря, и предложили передать судно (но не незаконную добычу) бургундскому герцогу[2890]. Суд над Фонтоной длился до 1450 г.[2891] Валеранде Ваврин, потерпевший убытки, так как пиратская галеота была вооружена на его средства, обратился к дожу с требованием компенсации. Началось долгое судебное разбирательство. Филипп Добрый, ознакомившись с претензиями Ваврина и де Вильи, в 1448 г. отправил письмо генуэзскому правительству, где указал, что де Вилья был обладателем генуэзской охранной грамоты, позволявшей ему действовать против неверных. Герцог требовал, чтобы галеота была ему возвращена, равно как и добыча, или чтобы ему был возмещен ущерб в 20 000 дукатов[2892]. Генуэзский ответ 31 января 1449 г. известен. Синьория объясняла герцогу обстоятельства дела и предложила, чтобы де Вилья подал гражданский иск против властей Каффы и направил в Геную свое доверенное лицо, обещав решить дело по закону. В ответном письме 1 декабря 1449 г. Филипп Добрый требовал скорейшего рассмотрения дела, угрожая применить право марки и репрессалии по отношению к генуэзцам, находившимся в Бургундии[2893].
Генуэзский документ от 9 февраля 1450 г.[2894] позволяет восстановить утраченное звено в ходе переговоров. Это копия протокола переговоров дожа Лудовико ди Капофрегозо и Совета старейшин Генуи с прокуратором Валерана де Ваврина Робером Лобаном. Лобан представил властям Генуи письма герцога и настоятельно требовал скорее рассмотреть дело и выдать компенсацию. Он, однако, не имел мандата на ведение дела в судебных магистратурах Генуи, Перы, Каффы и других лигурийских факториях, чего требовало генуэзское правительство, заявляя о своей готовности дать все необходимые разъяснения и рассмотреть дело. После длительных переговоров[2895] Ваврин получил от герцога мандат на репрессалии в 1455 г., подтвержденный позднее еще несколько раз. Споры не были закончены мировым соглашением 30 мая 1462 г. между Ваврииом и генуэзскими купцами[2896], но продолжались до 1466 г., когда генуэзские купцы апеллировали к Синьории, Оффиции монеты и к Банку Св. Георгия, жалуясь на непомерные притязания Ваврина[2897]. И Ваврин, как полагает Ж. Павьо, получил значительную компенсацию[2898]. Возможно, не столько по закону, сколько по праву сильного. Таким образом, поход генуэзского флота в Черное море 1445 г. превратился из крестоносной в пиратскую экспедицию, вовлекшую в споры между собой и бургундский двор, и генуэзцев, и трапезундского императора, и князя Гурии. В дальнейшем, в 1445–1447 гг., бургундские суда продолжали пиратские действия против турок и генуэзцев на Дунае и в Восточном Средиземноморье[2899].
Экспедиция Ваврина не являлась последним «крестоносным» мероприятием бургундского герцога. В 1452 г. Филипп III направил к французскому двору своего представителя епископа Жана Жермена с целью побудить Карла VII к совместному выступлению против турецкого султана. К этому времени Столетняя война близилась к завершению. Нормандия и Гиень были отвоеваны у англичан. Филипп III считал, что настал благоприятный момент для нового похода на Восток. В своем сочинении, написанном по этому поводу, епископ Жан обосновывал необходимость Крестового похода. Он привел факты османской агрессии и данные об основных врагах султана на Востоке. Восточные христиане, писал Жермен, после прекращения разделения церквей — естественные союзники Запада. В числе тех, кто был готов к выступлению, назван и трапезундский император. Правда, Жермен, вероятно, в пропагандистских целях преувеличивал силы восточной коалиции. Он считал, что Армения сможет выставить 200 тыс. воинов, Грузия — 50 тыс. и т. д.[2900] Подобная же завышенная оценка сил делалась в 1450 г. в Венеции: считалось, что один трапезундский император может выставить 25 тыс. всадников, из которых 15 тыс. будут воевать за границей. К этому добавляли соответственно 10 и 5 тыс. грузинских кавалеристов[2901]. Разумеется, эти цифры были фантастическими: 25 тыс. — едва ли не все население Трапезундской империи[2902]. Вероятно, такие расчеты сил на Востоке были привычны и широко известны в странах Европы. Следуя этой традиции, составитель письма от трапезундского императора бургундскому герцогу (1459 или 1460 г.), называл цифры войск «восточной коалиции»: 30 бирем и 20 тыс. человек — от трапезундского императора, 50 тыс. — от Узун-Хасана (названного Асанбегом), 60 тыс. — от имеритинского царя Георгия VIII, 20 тыс. — от «Горгоры» (Кваркваре), атабега Самцхе, 60 тыс. — от Дадиана Липарита из Мингрелии, от князя Абхазии «Рабии» — 30 тысяч, от некоего правителя Малой Армении — 10 тысяч, не считая войск Карамана, Синопа и других союзников[2903]. Подобные же письма бургундскому герцогу были составлены от имени Горгоры, «герцога Грузии», и грузинского царя (названного персидским) Георгия VIII