Таким образом, до утверждения подлинно научного взгляда на историю Пирра, как показывает состояние современных исследований, еще далеко. До сих пор в науке существует морализаторская линия, которая берет свое начало от биографии Пирра, написанной Плутархом, и которая долгие годы определяла отношение антиковедов к личности эпирского царя. Поэтому, с нашей точки зрения, любое обстоятельное исследование истории Пирра должно стать значительным вкладом в историческую науку.
Глава IIIОЧЕРК ИСТОРИИ ЭПИРА ДО ВОЦАРЕНИЯ ПИРРА
География древнего Эпира. Эпироты и эллины
Прежде чем приступить к изучению истории Пирра, следует рассмотреть фундамент, на котором развивалась его деятельность, — древний Эпир. От страны, ее ресурсов, как людских, так и материальных, зависело очень многое. В силу этого нельзя не задаться вопросом: что же представляло собой Эпирское государство к моменту прихода Пирра к власти?
В древние времена название «Эпир» закрепилось за территорией, которая находилась к северу от Амбракийского залива и к северо-западу от Фессалии; на западе у нее была четкая граница по побережью Ионийского моря[398]. Однако определить границы Эпира мы можем только приблизительно, поскольку с течением времени они менялись. Лишь на севере Керавнские горы были постоянной естественной границей, отделявшей Эпир от Иллирии, на что указывал Псевдо-Скилак при описании иллирийских земель (Ps, — Scyl., 27)[399].
Название страны — «Эпир» и наименование ее жителей — «эпироты» по-гречески означают соответственно «суша» и «жители суши» и являются, конечно же, привнесенными извне, а не самоназванием. Сам народ гораздо позднее, в IV–III вв. до н. э., называл себя на дорийском диалекте Άπειρώται и страну “Απειρος. Однако с течением времени географическое название постепенно приобрело политическое значение.
Эпир был населен множеством различных племен. Так, Феопомп насчитывал 14 эпирских племен (Strab., VII, 7, 5 = FgrHist 115 F 382), в то время как Страбон называет только одиннадцать: хаоны, молоссы, феспроты, кассопеи, амфилохи, афаманы, афикеи, тимфеи, оресты, паравеи и атинтаны. Попытки некоторых ученых установить три недостающих племени были произвольными, лишенными какой-либо серьезной доказательной базы[400].
Используя данные Геродота, Фукидида, Псевдо-Скилака и Страбона, мы можем установить места расселения основных племен Эпира. Самые северные территории страны занимали хаоны — одно из крупнейших племен, жившее между иллирийцами и феспротами (Ps.-Scyl., 28; 30). Здесь были наиболее удобные морские гавани и находились такие порты, как Панорм, Буфрот, Анхесм; центром Хаонии была Феника (Strab., VII, 7, 5).
Феспроты — другое эпирское племя-занимали земли от реки Фиамида на юге Хаонии до территории амбракиотов и кассопеев (Thue., I, 46, 4–5; Hdt., VIII, 47), владея морским побережьем. На границе Феспротии и Молосии находилась Додона — важный религиозный центр, первоначально принадлежавший феспротам, однако где-то в первой четверти IV в. до н. э. перешедший под контроль молоссов[401]. На территории Феспротии протекали реки Ахеронт и Фиамис (Hdt., V, 92; Thue., I, 46, 4–5; Ps.-Scyl., 30; Paus., 1, 17, 5).
Наконец, племя молоссов, первоначально жившее к северу от Додоны (FgrHist 1 F 107), к IV в. до н. э. контролировало территории уже до Амбракийского залива (Ps.-Scyl., 32; 33). На севере молоссы граничили с атинтанами и паравеями (Ps.-Scyl., 26; Steph. Byz., s. v. Παραυαίοι), на востоке-с паророями, тимфеями и афаманами (Strab., VII, 7, 6; IX, 5, 1), на юго-востоке — с амфилохами (Thue., II, 68), а на юго-западе — с кассопеями (Strab., VII, 7, 5). Оресты, племя очень близкое к молоссам и находившееся с ними в тесной связи (Thue., II, 68), кроме того, было связано с македонянами (Strab., IX, 5, И).
Оставляя в стороне трудноразрешимую и, на наш взгляд, малоперспективную проблему этнической принадлежности эпиротов[402], вызывавшую длительное время ожесточенные споры среди исследователей[403], попытаемся в общих чертах определить уровень развития эпирских племен к последней трети V в. до н. э.
Исходной точкой может служить известный пассаж Фукидида, где дается список участников похода спартанца Кнема в 429 г. до н. э. Перечисляя участников похода, Фукидид упоминает «хаонов и остальных варваров» (Thue., II, 80, 3: Χαύνες καί ol άλλοι βάρβαροι), подразумевая, по-видимому, молоссов, феспротов, атинтанов, паравеев и орестов.
В каком смысле Фукидид называл эпиротов варварами? Имел ли он в виду их этническую принадлежность, как это пытался доказать Μ. Нильссон? Общеизвестно, что варварами греки называли народы, отличавшиеся от них по образу жизни, языку, культуре. Посмотрев на Эпир V в. до н. э. глазами афинского историка, мы можем с абсолютной точностью сказать, какое значение вкладывал Фукидид в это выражение.
Эпир долгое время находился в стороне от греческого мира и, будучи его самой северной точкой, вынужден был в силу этого тесно соприкасаться с иллирийскими племенами. Это не могло не наложить отпечаток на характер и обычаи эпиротов. «Эпироты, удаленные от центра греческой культуры, влачили свое жалкое существование», — справедливо указывал Г. Шмидт[404]. Они не принимали никакого участия в общегреческих делах, начиная с Троянской войны и до Греко-персидских войн. Географическая удаленность и длительное соприкосновение с варварским миром задерживали культурное развитие эпирских племен.
Говоря о более существенных причинах отсталости Эпира, нельзя не привести очень яркую и точную характеристику этого и ряда других северных регионов Греции, данную отечественной исследовательницей Р. В. Шмидт: «В таких областях, как Эпир, Фессалия, Македония и др., обладавших благоприятными естественными условиями для земледелия и скотоводства, дольше сохранялись элементы родового строя; эти области были в гораздо меньшей степени захвачены товарно-денежными отношениями, они стояли в стороне от торговых путей. Основную и господствующую отрасль производства в этих областях представляло земледелие и отчасти скотоводство, поэтому сельские интересы преобладали над городскими»[405].
Данная характеристика Эпира, по-существу, является той методологической базой, опираясь на которую, мы можем решить такие проблемы эпирской истории, как длительное отсутствие полисной организации, особенности царской власти у молоссов и т. д. Все это определило особый путь развития Эпира, обусловило специфику его социально-политической организации. До IV в. до н. э. в политическом и культурном отношениях эпирские племена были, конечно же, не греками в том смысле, в каком Фукидид должен был понимать греческую культуру и общественно-политическую организацию, в основе которой лежал полис. Само по себе отсутствие полисной жизни могло, по-видимому, служить достаточным для обвинения в варварстве. По мнению Н. Хэммонда, данное высказывание Фукидида вообще не способно быть критерием для определения этнического происхождения эпиротов[406]. Как образно отметил Г. Шмидт, «проявлениям утонченной жизни времен Перикла эпирская натура и обычаи могли казаться грубыми и чуждыми»[407].
Несмотря на то что «обвинение» Фукидида отчасти оправдано, коренное население Эпира должно было говорить на одном из греческих диалектов. Вполне допустимо, что некоторые пришельцы, осевшие здесь, не только сохранили свой язык, но говорили и по-гречески. Так, Страбон, повествуя об этих племенах, указывает: «а другие являются двуязычными» (Strab., VII, 7, 8: ένιοι δέ και δ’ιγλωττοί είσι). Как считает Μ. Нильссон, между греческим языком, который употреблялся в надписях, и местным варварским должна была существовать значительная разница[408].
Определенный интерес для нас может представлять и указание Аристотеля, который рассматривал территорию Додоны и прилегающую к ней долину как некую колыбель греков (Arist. Meteor., 1, 352 а: Ελλάδα τήν άρχαίαν). Хотя цитируемое место «Метеорологии» вызывало сомнения в достоверности у ряда исследователей[409], мы не будем отвергать это свидетельство.
Имеющаяся в нашем распоряжении античная традиция не позволяет установить, сколько раз и когда Эпир подвергался нашествиям различных народов — дорийцев, иллирийцев и т. д. Именно они, смешавшись с коренным населением — пеласгами, и составили эпирскую народность, правда, влияние иллирийцев могло быть значительным лишь на севере.
Вместе с тем само по себе формирование некого племенного конгломерата, пусть даже на определенной территории и даже этнически близкого к грекам, не позволяет нам рассматривать Эпир частью «греческой территории», не приняв во внимание ряд существенных факторов, которые могли способствовать процессу эллинизации Эпира. Во-первых, это коринфская колонизация Эпира. Во-вторых, это историческая роль оракула Зевса в Додоне, позволявшая поддерживать непрерывные контакты со всей Грецией. И, наконец, в-третьих, это приписываемая молосскому царю Тарипу реформаторская деятельность, которая, по мнению древних авторов, придала Эпиру вид цивилизованного, близкого к греческим государства. Лишь приняв во внимание все вышеназванные факторы, мы в состоянии представить процесс эллинизации Эпира, его постепенное превращение в подлинно греческое государство, хотя и сохранившее ряд характерных особенностей.