[615]. В это время конфликтная зона все более приближалась к таренгинской территории, и Рим уже начал свою экспансию в Апулии (Liv., IX, 26, 3; Dion. Hal. Ant. Rom., XVII, 5, 2). Предложение тарентинцами арбитража было попыткой установить контроль над ситуацией. И несмотря на то что практика арбитража была обычным дипломатическим средством у греков, Рим ответил презрительным отказом на предложения тарентипцев, заявив, что последние не так сильны, чтобы диктовать свои условия.
Между Римом и Тарентом тогда уже было заключено соглашение, по которому римским кораблям запрещалось заплывать за Лацинийский мыс. К сожалению, об этом нам известно только из одного источника — труда Аппиана (App. Samn., 7, 1). Без сомнения, этот договор должен был содержать и другие условия[616]. Вопрос о времени его заключения остается открытым[617]: считается, что он был оформлен либо при участии Александра Молосского, либо в период успехов спартанца Клеонима[618]. Важность данного соглашения заключалась в том, что оно должен было четко разделить сферы влияния Рима и Тарента-двух главных сил Италии в тот период.
Временную передышку греческие города получили после высадки в Италии сиракузского тирана Агафокла, оказавшего помощь тарентинцам в борьбе с луканами. Его присутствие зафиксировано также в Апулии (Strab., VI, 3, 4; Diod., XXI, 3). Не исключено, что Агафокл тогда вошел в контакт с римлянами. Косвенным подтверждением для подобного предположения может служить тот факт, что историограф Агафокла Каллий (Dion. Hal. Ant. Rom., I, 72) в своих трудах касался истории Рима[619]. Подчинив бруттиев, сиракузский тиран расширил свои владения до Кротона. И хотя принято считать, что операции Агафокла в Южной Италии и Адриатике, приходящиеся на последние годы его правления, «были для него только временной точкой приложения сил»[620], смерть сиракузского тирана практически оставила Великую Грецию беззащитной.
В исторической науке существуют две противоположные точки зрения на внешнюю политику Тарента в рассматриваемый период. Согласно первой, Тарент пытался проводить политику экспансии по отношению к местным варварским племенам, в результате чего его столкновение с луканами и стало неизбежным[621]. Сторонники другой точки зрения обвиняют Тарент в излившей пассивности, которая якобы и привела к пагубным для города последствиям: во-первых, тарентинцы слабо поддерживали самнитов в их борьбе с Римом; во-вторых, «они допустили нападение луканов на греческий город Фурии, так что он, не поддерживаемый своими единоплеменниками, отдался под покровительство Рима»[622].
Как нам представляется, обе эти крайние точки зрения не учитывают способностей Тарента, внешняя политика которого в то время могла быть только оборонительной.
С другой стороны, в данный момент наблюдается активизация внешней политики Рима. Пока был жив Агафокл, римляне не могли быстро решить вопрос о порабощении греческих городов. Современные ученые единодушно указывают на те негативные последствия для западных греков, к которым привела смерть Агафокла. «С его смертью был устранен могущественный и влиятельный конкурент», — писал Р. Шуберт[623]. «Его (Агафокла. — С. К.) смерть и упадок власти Сиракуз являлись сильным ударом для италиков», — отмечал Р. Тэлберт[624]. Поставив под свой контроль мелкие приморские города (Локры, Фурии, Регий), римляне достигли преобладания на всем Апеннинском полуострове. Они утвердились как на побережье Адриатики, так и на берегу Тарентинского залива, угрожая независимости Тарента.
Решающие события развернулись в 282 г. до н. э., когда Фурии в очередной раз обратились к римлянам за помощью в борьбе против луканов. Эта просьба поставила римлян в трудное положение: луканы были союзниками Рима, в случае же отказа Фуриям в помощи Южная Италия могла оказаться вне сферы римского влияния[625]. После нескольких лет колебаний римляне все-таки решили откликнуться на призыв фурийцев. Консул Фабриций Лусцин был направлен в Фурии, и осаждавшие город отряды луканов были полностью разбиты (Vai. Max., I, 8, 6). Чтобы более надежно защитить Фурии и удержать их под контролем римлян, Лусцин оставил здесь римский гарнизон.
Полный и решительный успех римлян произвел огромное впечатление на соседние греческие города[626]. Обратившиеся в том же году за помощью к Риму Локры и Регий были также заняты римскими войсками.
Что же побудило Фурии, Локры и Регий обратиться именно к Риму? Причин, на наш взгляд, было несколько. Во-первых, Тарент, некогда самый сильный из городов Великой Греции, настолько ослаб, что в рассматриваемый период с трудом защищал себя, приглашая наемников. Во-вторых, после смерти Агафокла и распада его державы сицилийские греки были втянуты в длительную борьбу с карфагенянами и на их помощь рассчитывать было нельзя. В-третьих, Рим, покоривший самнитов, мог казаться грекам силой, способной гарантировать им безопасность от набегов италиков. И, наконец, в-четвертых, приход к власти в греческих городах аристократов, как справедливо отметил Р. Шуберт, также способствовал их переориентации на Рим[627].
Вернемся теперь к событиям, которые произошли в гавани Тарента в 282 г. до н. э. Относительно причин захода римской эскадры в Тарент источники не дают исчерпывающего ответа, что породило различия в оценке данного эпизода среди историков. Аппиан, который, по словам В. Хоффмана, является здесь наиболее объективным[628], указывает, что римский флотоводец хотел просто осмотреть Великую Грецию (App. Samn., 7). В сохранившихся фрагментах сочинения Диона Кассия мы находим некоторые противоречия. Так, в одном случае (Dio Cass., fr. 39, 4) Дион вообще не упоминает цели римлян, в другом — такой целью он прямо называет Тарент (Dio Cass., fr. 39, 5). По Орозию, римский флот в Таренте оказался случайно (Oros., IV, 1,1). Тит Ливий и Зонара не сообщают ничего определенного на этот счет.
Противоречия, содержащиеся в источниках, не смогли преодолеть и современные исследователи. Так, Б. Г. Нибур считал, что эта римская эскадра обеспечивала связь с Фуриями, которые в это время находились под защитой Рима и где присутствовал римский гарнизон[629]. К. Ю. Белох, также говоря об оккупации Локр и Регия римлянами, связывал экспедицию в Тарент с операциями римлян в этом регионе, в известном смысле следуя Б. Г. Нибуру[630]. В отличие от них Р. Шуберт отстаивал другую позицию, предположив, что главной целью римского флота был именно Тарент, где римляне хотели поддержать аристократов[631]. Подобный взгляд до Р. Шуберта уже высказывал И. Г. Дройзен[632], а после пытался развить Д. Кросс[633]. По мнению Т. Моммзена, римский флот, направляясь в Сену, колонию, основанную в 283 г. до н. э., зашел в гавань Тарента с визитом дружбы[634]. Т. Моммзену вторил и О. Иегер, добавляя, что римская эскадра укрылась в гавани Тарента от бури[635]. Согласно К. Ломас, римская эскадра прибыла в Тарент с разведывательными целями[636].
Как бы там ни было, попытка римлян установить связь по морю с их новым опорным пунктом на юге вполне понятна. Даже если визит римлян в Тарент и нельзя прямо назвать дружеским, то уж во всяком случае у них отсутствовали какие-то злые намерения: иначе они бы не осмелились так доверчиво войти в гавань или, по крайней мере, не были бы захвачены врасплох. Кроме того, для проведения военной акции против Тарента десяти кораблей было явно мало.
Что же в таком случае могло послужить причиной столь бурной ответной реакции со стороны тарентинцев? Как кажется, на поверхности здесь лежат два возможных варианта ответа, на которых в основном и остановилось большинство исследователей.
Во-первых, размещение римского гарнизона в Фуриях не могло не беспокоить жителей Тарента[637]. Этот гарнизон, по образному выражению Р. Шуберта, «был колючкой в глазу у тарентинцев»[638]. В городе, с которым тарентинцы не всегда находились в дружеских отношениях и который к тому же находился в непосредственной близости от Тарента, оказался гарнизон потенциального противника. Для проявления чувства возмущения имелись объективные основания, что и спровоцировало нападение на римский флот.
Во-вторых, появление римлян было открытым нарушением упомянутого римско-тарентинского договора, по которому римскому флоту запрещалось плавать за Лацинийский мыс[639]. По мнению ряда авторов, этот договор уже потерял свой смысл и свое значение с тех пор, как римляне овладели областью, лежащей на Адриатическом побережье к северу от Лацинийского мыса[640], однако на фоне происходящих в Таренте событий появление римского флота не могло не послужить причиной мощного взрыва возмущения.