Но и по сей день в научной литературе можно встретить обе точки зрения. У. фон Хассель, вообще отрицая факт каких-либо переговоров после битвы при Гераклее, помещал поход Пирра против Рима непосредственно вслед за этим сражением[707]. К. Кинкэйд поход Пирра против Рима связывал с неудачным завершением переговоров, а Г. Бенгтсон, наоборот, считал их начало итогом неудачного похода эпирота на Рим, полагая, что инициатором в данном случае являлся Пирр[708].
Итак, как видно, имеющаяся в нашем распоряжении источниковая база не позволяет однозначно решить рассматриваемый вопрос. Последовательность упомянутых событий, однако, представляется нам в следующем виде.
После поражения при Гераклее и вторжения Пирра в Кампанию римляне оказались в тяжелейшей ситуации.
Еще не был до конца решен исход войны с этрусками, где боевые действия вела армия во главе с консулом Т. Корунканием. При этом войско эпирского царя угрожало Риму. В таких условиях римляне были вынуждены начать первые контакты с Пирром, следствием чего стала миссия Фабриция, формальной целью которой являлся возврат пленных. В действительности же, как показали дальнейшие события, это был просто тонкий дипломатический ход с целью выигрыша времени и успешного завершения войны в Этрурии.
Что же касается Пирра, то он со всей серьезностью отнесся к предложениям римлян и отправил Кинея в Рим для заключения мирного договора. Но последнего в Риме ждало горькое разочарование: теперь уже римляне, успешно завершившие войну в Этрурии и высвободившие оттуда свои войска, ставили жесткие условия. Именно успешное окончание войны с этрусками, а не речь Аппия Клавдия[709], по нашему убеждению, побудили римлян изменить свою позицию. Таким образом, на данном этапе, выражаясь современным языком, римляне дипломатически переиграли эпирского царя.
Между тем то, что сегодня признается большой дипломатией, в древности вполне могло считаться признаком вероломства и обмана. Поэтому вполне объяснимо, что римская анналистика, которая на первое место всегда неизменно выставляла доблесть и честь римлян, неизменно апеллируя к традициям предков, тщательно затушевывала этот неприглядный для Рима эпизод. В силу этого не только умалчивалась римская инициатива в проведении переговоров (в лучшем случае ее отдавали Пирру), но порой тщательно скрывался и сам факт их проведения.
Менее спорным является вопрос о мотивах похода Пирра на Рим. Свидетельство Зонары о том, что Пирр хотел захватить Рим (Zon., VIII, 4, 1), отвергается подавляющим большинством исследователей. Наиболее категоричны в этом вопросе Дж. Эббот, О. Гамбургер и Μ. Жакмо[710]. Сомнения в возможностях Пирра взять Рим ввиду малочисленности его армии и неплохой защищенности города высказывал П. Р. Франке[711].
Все исследователи, ведущие речь о мотивах похода Пирра на Рим, имеют в своих рассуждениях один существенный недостаток: они всегда стремятся в данной связи выдвинуть в качестве основного какой-то один единственный мотив. Так, Т. Моммзен отмечал, что главной целью Пирра было «протянуть руку этрускам, поколебать преданность римских союзников и угрожать самому городу»[712]. По словам Μ. Жакмо, таким мотивом было стремление Пирра соединиться с этрусками, что в конечном счете помогло бы ему окружить и блокировать Рим[713]. О. Гамбургер, в отличие от Μ. Жакмо, выдвигал на первое место совершенно иные мотивы. Поход Пирра на Рим, полагал он, был «…военной демонстрацией, чтобы показать римлянам, что будет с ними в случае отклонения мирных предложений. Может быть, но во вторую очередь, ему пришла и мысль соединиться с силами этрусков»[714]. О. Гамбургеру вторил Г. Бенгтсон, для которого поход Пирра был также всего лишь демонстрацией силы[715]. Г. Скаллард в качестве основного мотива похода Пирра на Рим называл намерение его тем самым привлечь на свою сторону римских союзников, а уже затем — желание оказать помощь этрускам[716]. И. Г. Дройзен в качестве основных причин похода на Рим называл стремление Пирра «своим появлением побудить отпасть… союзников и подданных Рима, вместе с тем сократить его боевые средства и в той же мере увеличить свои; частью с тем, чтобы вступить в непосредственную связь с Этрурией»[717].
Принимая во внимание все вышеназванные мотивы, которыми мог руководствоваться Пирр, направляясь в поход на Рим, не станем игнорировать ни один из них: вполне вероятно, что он хотеть присоединить к себе еще колеблющихся римских союзников и таким образом ограничить сферу господства римлян; желать соединиться с еще сражающимися против Рима этрусками; в некоторой степени его поход был и демонстрацией военной мощи, своего рода средством давления на римлян с целью побудить их принять его условия мира; кроме того, это было своего рода разведывательное предприятие с целью выявления истинной мощи Рима и ознакомления на месте с реальным положением дел — данный поход должен был показать Пирру перспективы ведения войны с Римом и скоординировать его дальнейшие планы.
Противоречивость свидетельств, содержащихся в исторической традиции, вызывает сложности с реконструкцией маршрута похода Пирра на Рим.
Потерпев неудачу на переговорах, Пирр вторгся в Кампанию и принялся опустошать все на своем пути. Поход сразу же начал развиваться по неудачному для царя сценарию. Подойдя к Капуе, важному в стратегическом отношении пункту в Центральной Италии, он обнаружил, что город занят остатками войск разбитого ранее Левина. Не вступая в сражение, Пирр двинулся на Неаполь, но и здесь его ждано разочарование: жители города заперли ворота и не впустили его в город. После этих неудач эпирский царь, однако, не прекратил своего движения вперед.
В Рим вели две удобные дороги: via Аррга и via Latina. Пирр выбрал последнюю[718]. Затем, правда, попытки установить дальнейший его маршрут наталкиваются на определенные сложности.
В «Периохах» труда Тита Ливия содержится краткая информация о том, что Пирр просто не дошел до Рима (Liv. Per., 13). Более подробны эпитоматоры труда Ливия Флор и Евтропий. Флор сообщает о том, что Пирр опустошил берега Лириса и Фрегеллы и занял Пренесте, оказавшись на расстоянии 20 миль от Рима (Flor., I, 13, 24). Флору вторит Евтропий, сообщающий, что Пирр занял Пренесте, находившийся в 18 милях от Рима (Eutrop., II, 12, 1). С данными Флора и Евтропия созвучны сведения автора III в. н. э. Ампелия, который тоже пишет о том, что Пирр достиг двадцатого милевого столба (Ampel., 28, 3). Плутарх, упоминая о походе Пирра на Рим, непонятным образом краток в описании этого события. Его указание на то, что Пирр продвинулся вперед настолько, что его отделяло от Рима лишь 300 стадиев (Plut. Pyrrh., 17), мало что прибавляет к нашим сведениям о маршруте эпирота[719].
Несколько по-иному о маршруте Пирра говорит Аппиан. Суть его соответствующего рассказа сводится к тому, что после миссии Кинея в Рим и срыва переговоров Пирр двинулся на Рим, но успел дойти только до Анагнии, после чего вследствие отягощенности добычей и большим числом пленников царь должен был повернуть назад (App. Samn., 9, 3).
Так где же находится истина? В этом случае мы должны обратиться к исследованию В. Ине, на авторитет которого ссылаются все те ученые, которые пытались разобраться в данном вопросе.
Продвигаясь по Латинской дороге, Пирр вступил в область герников и занял город Анагнию. То, что жители Анагнии добровольно впустили его в город, является невероятным, ибо Анагния была жестоко наказана римлянами за измену в III Самнитской войне и, по предположению В. Ине, лишилась своих стен, как и некогда соседний городок Велитры (Liv., VIII, 14). Кроме того, после ухода отсюда Пирра ни о повторном завоевании города, ни о наказании его мы не находим никаких упоминаний[720]. Следовательно, если Анагния и была какое-то время во власти Пирра, то захват ее был осуществлен исключительно силой оружия.
Эпитоматоры труда Ливия Флор и Евтропий, как уже было сказано, упоминают о дальнейшем продвижении Пирра и занятии им города Пренесте. В. Ине, а вслед за ним и подавляющее число других историков отвергают это сообщение как в высшей степени недостоверное[721].
Какие же аргументы в этом случае принимаются в расчет? Во-первых, Пренесте из-за своего удобного местоположения считался неприступной крепостью (Zon., VIII, 3) и из-за своего особого положения, — город запирал путь на Рим по Латинской дороге, — непременно должен был быть занят римским гарнизоном[722]. Кроме того, овладев Пренесте, который находился от Рима на расстоянии всего лишь 23 миль[723], Пирру трудно было бы отказаться от соблазна овладеть и самим Римом, даже если это и не входило в планы эпирского царя.
Какие же цели преследовали римские анналисты, давая заведомо ложные сведения? Приукрашивание событий, намеренное сгущение красок, нагнетание драматизма, которые были столь характерны для римской анналистики, ясно обнаруживается и на этот раз. Едва ли римские анналисты, описывавшие поход Пирра на Рим несколько столетий спустя, знали об истинной ситуации. Но представить дело так, что Пирр уже якобы видел стены Рима, а затем с позором отступил, было выгодно: подобные рассказы могли служить прославлению римской доблести славной эпохи Республики.