Между тем подобный перевод известной фразы Пирра представляется не совсем точным. К тому же у каждого из античных авторов, упоминающих об этом событии, мы встречаем ее различные версии (Plut. Pyrrh., 21; Diod., XXII, 6, 2; Dio Cass., fr. 40, 19; Zon „VIII, 2; Oros., IV, 1, 15).
В греческих версиях (Плутарх, Диодор, Дион Кассий, Зонара) определяющим является глагол άπόλλυμι, что означает «погибать». И лишь в единственной латинской версии (у Орозия) речь идет о том, что если будет одержана еще одна такая победа, то у Пирра не останется воинов, с которыми бы он мог возвратиться в Эпир. Версия Орозия, происходящая, по-видимому, от какого-то римского источника, едва ли может претендовать на точность воспроизведения, а смысл фразы должен быть передан в следующем виде: «Если мы одержим еще одну такую победу, то погибнем».
Какое же конкретное событие ассоциируется с понятием «Пиррова победа»? По этому вопросу у исследователей не существует единой точки зрения. Одна группа ученых (И. Г. Дройзен, Р. фон Скала, Р. Шуберт, В. Юдейх, О. Гамбургер, У. фон Хассель, К. Кинкэйд и др.) связывала «Пиррову победу» с битвой при Гераклее[779]. Другая группа (В. Ине, Б. Низе, Дж. Эббота, Μ. Жакмо, Ж. Каркопино, Μ. Левковиц и др.) ассоциировала «Пиррову победу» с битвой при Аускуле[780].
Само собой разумеется, что решение может быть одно из двух: либо здесь имеется в виду битва при Гераклее, либо речь идет о битве при Аускуле, поскольку битва при Беневенте единодушно признается поражением Пирра.
Трудность заключается в том, что два древних автора, упоминающие об этом событии, придерживались разных мнений: если для Диодора данная фраза была сказана Пирром после битвы при Гераклее, то Плутарх недвусмысленно связывает ее с битвой при Аускуле.
Вместе с тем, на наш взгляд, решение этого вопроса возможно, если принять во внимание следующие соображения. Результаты битвы при Аускуле гораздо более соответствуют тому смыслу, который обычно вкладывают в понятие «Пиррова победа», нежели результаты битвы при Гераклее: именно при Аускуле и Пирр, и римляне понесли самые тяжелые потери-с обеих сторон пало до 15 тыс. чел. В битве при Гераклее Пирр лишился ок. 4 тыс. воинов, но сохранил основной костяк своих сил (при войске в 25 тыс. воинов без союзников-италийцев). После же Аускула Пирр практически потерял тех воинов, которые прибыли вместе с ним из Греции. Несмотря на то что римляне отступили в свой лагерь, оставив поле боя за противником, царь был ослаблен настолько, что не смог воспользоваться результатами своей победы. Таким образом, скорее всего в связи с «Пирровой победой» речь должна идти о битве при Аускуле, хотя однозначного ответа быть, конечно, не может.
Интересен вопрос об историчности приписываемого Пирру высказывания о цене победы. По мнению Р. Шуберта, это выражение нужно отнести к серии анекдотов, которыми так богата история Пирра. Немецкий ученый полагает, что эта фраза была выдумана кем-то из римских историков ex eventu, т. е. уже после того, как Пирр покинул Италию[781]. Впрочем, следуя методу Р. Шуберта, хотелось бы ему возразить: подобное выражение Пирра должно было выйти из ближайшего окружения царя, и здесь с наибольшей долей вероятности мы можем указать на придворного историка Пирра Проксена.
Для того чтобы дать более точное определение понятию «Пиррова победа», необходимо выяснить, существовало ли оно в древнюю эпоху. Л. Р. Вершинин писал, что античная традиция не знала выражения «Пиррова победа», а глубинный смысл обобщения, скрытого в этом выражении, был «непонятен античным моралистам»[782].
Однако образ мышления человека античного мира не был столь примитивен, как это пытался доказать Л. Р. Вершинин. Смысл данного понятия был хорошо известен античным авторам. Его генезис уходит в глубокую древность. В V в. до н. э. среди выдающихся греческих трагиков большой популярностью пользовался так называемый Фиванский цикл. Эсхил посвятил ему драму «Семеро против Фив», а Софокл — драмы «Антигона» и «Эдип в Колоне». Одной из наиболее сильных, производящих глубокое впечатление на зрителя сюжетных линий этого цикла была борьба между сыновьями Эдипа Этеоклом и Полиником за власть над Фивами. Полиник, обманом лишенный братом престола, с помощью своего тестя, аргивского царя Адраста, совершил поход на Фивы для восстановления справедливости. Сражение, завершившееся победой фиванцев, приводит не только к огромным потерям среди победителей, но и к гибели обоих братьев. Таким образом, налицо победа, добытая неизмеримо высокой ценой и из-за огромных потерь победителей граничащая с поражением.
Для обозначения подобной победы у греков имелось понятие «Кадмейская победа» (Καδμεία νίκη). Первое его упоминание мы встречаем в «Законах» Платона: «Воспитание никогда не оказывалось Кадмейским, победы же часто для людей бывают и будут таковыми» (Plat. Leg., 641 с).
Более развернутую трактовку данного выражения мы находим у Павсания. Повествуя о походе аргивян против Фив и победе фиванцев, он сообщает: «Но и для самих фиванцев это дело не обошлось без больших потерь, и поэтому победу, оказавшуюся гибельной и для победителей, называют Кадмейской» (Paus., IX, 9, 3). Итак, Павсаний дает точное определение «Кадмейской победы»: это победа, оказавшаяся бесполезной и гибельной для победителей.
Но в какой связи находятся «Кадмейская победа» и «Пиррова победа»? Соотносили ли древние эти понятия друг с другом? И если да, то когда это произошло и кому принадлежит в этом приоритет? Ответ на подобные вопросы можно найти у Диодора. Во фрагментах его XXII книги мы находим подробное объяснение, которое звучит так: «Кадмейская победа — это поговорка. Она означает, что победители потерпели неудачу, тогда как побежденные не подверглись опасности из-за значительности своей силы. Царь Пирр потерял многих из эпиротов, которые прибыли вместе с ним, и когда один из его друзей спросил, как он оценивает битву, тот ответил: “Если я одержу еще одну такую победу над римлянами, у меня не останется ни одного воина из тех, что прибыли вместе со мной”». И далее Диодор дает оценку всем сражениям Пирра: «Действительно, все его победы, как в поговорке, Кадмейские: хотя его враги и были разбиты, но не были окончательно покорены, ибо их сила была еще велика, тогда как победитель понес такие потери, которые более соответствуют поражению» (Diod., XXII, 6, 1–2).
Таким образом, Диодор был первым автором (во всяком случае, из известных нам), для которого «Кадмейская победа» стала синонимом «Пирровой победы».
В Новое время понятие «Пиррова победа» несколько изменило свой смысл. Не будучи связанным с какими-то конкретными военными сражениями, оно приобрело полностью обобщенный смысл и было распространено не столько на военные кампании Пирра, сколько на обличение его «непомерных амбиций» и «мнимого героизма», приведших к «позорной смерти» царя (Μ. Монтень, Ж.-Ж. Руссо, Μ. Робеспьер)[783].
Некоторые современные ученые пытались найти аналогии «Пирровой победе» в более поздней истории. Например, У. фон Хассель сравнил ее с битвой при Кунерсдорфе (1759 г.), в которой фельдмаршал П. С. Салтыков, разгромив Фридриха Великого, понес столь тяжелые потери, что русская армия на время потеряла способность к активным наступательным действиям[784].
Итак, понятие «Пиррова победа» с течением времени приобрело обобщенный смысл, став и крылатой фразой, и своего рода историко-философской дефиницией. «Пиррова победа» как в древности, так и сегодня означает победу, доставшуюся неизмеримо высокой ценой, ставящую победителя практически на один уровень с побежденным, вследствие чего ее итоги для победителя носят скорее моральный характер, нежели могут дать ему какую-то реальную выгоду. Впрочем, как бы там ни было, любая победа, доставшаяся даже тяжелой ценой, все равно в истории останется победой, а не поражением. Именно так это понимали древние. И известная фраза Эсхила из трагедии «Семеро против Фив»: «Как ни далась победа, все почет она», — служит тому убедительным подтверждением.
Сицилийский эксперимент
Из всей западной кампании Пирра его сицилийская экспедиция представляет для нас наибольший интерес. Именно Сицилия, хотел того эпирский царь или нет, стала особенно удобным объектом для его экспериментов по созданию на Западе территориальной монархии эллинистического типа.
Какой же была обстановка на Сицилии к моменту прибытия туда эпирского царя? Смерть Агафокла в 289 г. до н. э. имела для сицилийских греков поистине роковые последствия. И этот факт, на наш взгляд, наилучшим образом свидетельствует о том, какую роль могла играть наделенная властными полномочиями личность в античную эпоху. Бесспорно, деятельность Агафокла имела консолидирующее значение для греков Сицилии, позволяя им сохранять единство и успешно противостоять карфагенской экспансии. Но после смерти Агафокла Сицилия стала напоминать кипящий котел. Отсутствие стабильной и авторитетной власти в Сиракузах привело к тому, что на острове начались междоусобицы, сопровождавшиеся вмешательством извне.
К моменту прибытия Пирра на Сицилию здесь имелись три основные силы, враждовавшие между собой: греки, карфагеняне и мамертинцы.
Единство, которое сохранялось среди сицилийских греков при Агафокле, к тому времени исчезло. Некоторые греческие города управлялись тиранами. После смерти Агафокла правителем Сиракуз стал Пикет, однако в 279 г. до н. э. он был свергнут Фойноном. Против Фойнона выступил правитель Акраганта Сосистрат, которому удалось вытеснить Фойнона в так называемый «старый город» — остров Ортигию.
Северо-восточная часть Сицилии оказалась под контролем мамертинцев — бывших кампанских наемников Агафокла. После его смерти они отправились домой и по пути в Италию были радушно приняты жителями Мессаны. Соблазнившись богатством горожан, а также благоприятным расположением самого города, наемники ночью вероломно им овладели (Polyb., I, 7, 2–4). Мужское население Мессаны было частью перебито, частью изгнано, а женщины и имущество горожан достались захватчикам.