Как же развивались события? Прибыв в Эпир, Пирр столкнулся с проблемой содержания и снабжения своего войска. Источники, а вслед за ними и современные авторы указывают на то, что первоначально вторжение Пирра в Македонию носило исключительно грабительский характер (Plut. Pyrrh., 2б)[922].
Однако та легкость, с которой Пирр добился первоначального успеха, надо думать, привела его к мысли о возможности захвата всей страны. Как образно сказал Дж, Эббот, «Пирр неожиданно для себя обнаружил, что его экспедиция, задуманная как чисто грабительский рейд через границу, приобрела характер планомерного завоевания»[923]. При первом же натиске Пирру удалось овладеть рядом городов, а 2 тыс. македонских воинов сдались ему. Антигон Гонат спешно набрал отряды кельтских наемников и попытался оказать сопротивление Пирру. Действуя быстро и решительно, Пирр напал, по-видимому, на арьергард Антигона в узком ущелье[924]. Македоняне начал отступать, и лишь отряд кельтов продолжал отчаянно сражаться. Большинство их было перебито, а слоны Гоната вместе с вожаками были окружены и захвачены (Plut.. Pyrrh., 26). Фаланга македонян, не принимавшая участие в схватке, уклонилась от боя, и тогда Пирр совершил удивительный поступок: простерши руку, он поименно стал окликать македонских командиров, и старших, и младших, чем побудил воинов перейти на его сторону.
Откуда Пирр знал поименно македонских командиров? Часть их могла сражаться в его войске во время западной кампании, с другими он мог быть знаком еще со времени своего пребывания в стане Деметрия Полиоркета. Как бы там ни было, примечательно одно: авторитет Пирра был настолько высок, что македоняне покинули Антигона Гоната ради царя немакедонского происхождения.
Отмечая свой успех, эпирский царь посвятил захваченное оружие павших кельтов в храм Афины Итонии, находившийся в Фессалии между Ферами и Лариссой. Здесь была сделана следующая посвятительная надпись:
Отпрыск Молосса, царь Пирр, посвятил
Итонийской Афине Храбрых галатов щиты, здесь повесил как дар, Мощь сокрушив Антигонова войска. Зачем удивляться:
Славны давно, и теперь все Эакиды-бойцы.
Захваченные щиты македонян Пирр посвятил в святилище Зевса в Додоне, где также имелась посвятительная надпись:
Некогда Азии тучной они ограбили страны,
Рабство они принесли эллинов вольным землям, Ныне надменных бойцов-македонян доспехи храм
Зевса,
Между колонн прислонясь, столь сиротливо блюдут.
Обе эпиграммы, вероятно, были написаны Леонидом Тарентским, который определенное время жил при дворе эпирского царя (Anth. Pal., VI, 130)[926]. Кроме того, по мнению Μ. Лони, пожертвование Пирра в храм Афины в Линде на Родосе, зафиксированное в Линдской храмовой хронике (FgrHist 552 F 1 С 40), было тоже сделано из части военной добычи, захваченной в данной битве[927].
Между тем спартанец Клеоним, находившейся в армии Пирра, захватил город Эдессу (Polyaen., II, 29, 2). Антигон, сам оставаясь в Фессалонике, смог удержать за собой лишь некоторые прибрежные македонские города (Just., XXV, 3, 7). Вскоре вся Верхняя Македония и Фессалия оказались во власти Пирра (Paus., I, 13, 2).
Но, как и прежде, Пирр не смог удержать за собой Македонию. Что же послужило тому причиной? Неужели пресловутое «немакедонское происхождение» царя? Думается, что нет. Причина заключалась в том отношении, которое Пирр продемонстрировал к населению страны. В ряде македонских городов были размещены его гарнизоны, деятельность которых он не успевал или даже не хотел контролировать. Это приводило к разного рода злоупотреблениям, венцом которых стало то, что находившиеся на службе Пирра кельтские наемники разграбили гробницы македонских царей в древней столице Македонии — Эгах (Diod., XXI, 1, 2; Plut. Pyrrh., 26)[928]. Пирр никак не наказал наемников за это злодеяние, возможно, не желая портить с ними отношения, а возможно, помня о том, что немного раньше македонские войска под командованием Лисимаха разграбили гробницы эпирских царей[929]. Конечно, подобное бездействие Пирра нельзя назвать дальновидным: если он всерьез рассчитывал обосноваться в Македонии, то должен был обязательно наказать виновных за кощунство. Не сделав этого, он серьезно подорван свой авторитет среди македонян. Кроме того, Плутарх сообщает, что Пирр и сам «притеснял местных жителей» (Plut. Pyrrh., 26).
Был ли Пирр официально провозглашен в Македонии царем? Эта кажущаяся второстепенной проблема была в свое время предметом принципиального спора между авторитетными немецкими историками. И. Г. Дройзен на основании того, что имя Пирра отсутствует в списке монархов Македонии в «Хронике» Синкелла, считал, что он не был здесь провозглашен царем[930]. Не соглашаясь с этим, Р. Шуберт видел в отсутствии имени Пирра в списке царей лишь то, что источники Синкелла имели промакедонскую направленность[931]. Попытка в качестве доказательства формального провозглашения Пирра царем македонян привлечь македонские монеты того периода тоже не увенчалась успехом[932]. По нашему мнению, в тот короткий промежуток времени, когда Пирр находился в Македонии, едва ли ему было до того, чтобы официально провозглашать себя царем македонян, ибо борьба с Антигоном Гонатом была еще далека от завершения. Мы разделяем суждение Ю. Н. Кузьмина о том, что для Пирра Македония была тогда не чем иным, как «страной, завоеванной копьем» (χώρα δορίκτητος)[933]. Этим можно объяснить его позицию по отношению к этой всегда «негостеприимной» для него стране.
Вместе с тем Антигон Гонат продолжал сопротивление. После своего поражения он, не желая оставлять Пирру Македонию, собрал в Фессалонике большое количество кельтских наемников и попытался отвоевать страну. Пирр направил против него своего сына Птолемея. В сражении Антигон был полностью разбит и бежал с семью спутниками (Just., XXV, 3).
Зимой 274–273 гг. до н. э. Пирр. вызвал другого своего сына Гелена^с частью войск из Тарента, но Милон был им попрежнему оставлен в этом городе. Данный факт может свидетельствовать о том, что предстояла решающая схватка за гегемонию на Балканах и Пирр полностью отдавал себе в этом отчет. Между тем очевидно и то, что, оставляя Милона в Италии, он, верный своей панэллинской идее, все еще пытался защитить западных греков от порабощения их «варварами».
Каково же было положение Пирра в Македонии? Следует допустить, что как во время прежней оккупации страны, так и сейчас он имел тут своих сторонников. С другой стороны, нельзя не признать, что в глазах части македонян Пирр по-прежнему оставался захватчиком-чужеземцем. Своих приверженцев имел в стране и Антигон Гонат, через которых он, вероятно, возбуждал в народе неприязнь к Пирру[934]. И еще одно обстоятельство значительно ослабляло позиции эпирота: в отличие от Гоната, у него не было флота, без которого одержать окончательную победу над Антигоном было чрезвычайно трудно[935]. Таким образом, несмотря на практически полное покорение Македонии, положение Пирра в захваченной стране все же не отличалось прочностью.
Вскоре, однако, перед Пирром открылись новые перспективы. В войске царя находился спартанец Клеоним, принадлежавший к царскому роду. Правда, он не пользовался доверием у своих сограждан и поэтому не был допущен на царствование. По словам Плутарха, именно Клеоним в своих личных интересах убедил Пирра совершить поход на Пелопоннес, надеясь отомстить спартанцам (Plut. Pyrrh., 26). Эпирский царь принял это предложение.
В научной литературе поход Пирра на Пелопоннес, как и его предыдущую кампанию в Македонии, принято считать авантюрой. Например, согласно Ф. Уолбанку, пелопоннесский поход был проявлением импульсивного и непредсказуемого характера эпирота[936]. Для Дж. Эббота данное предприятие было всего лишь удачным выходом из той затруднительной ситуации, в которой Пирр оказался после покорения Македонии[937]. Примерно в том же ключе рассуждают и некоторые другие исследователи[938].
Только небольшая группа историков попыталась дать походу Пирра на Пелопоннес другое объяснение[939]. Так, Дж. Габберт писала, что «это было гораздо больше, чем авантюра», ибо на Пелопоннесе Антигон располагал значительными силами[940]. Как отмечал Г. Бенгтсон, «во времена диадохов Пелопоннес, за исключением Спарты, обладал огромной притягательностью»[941]. Понятно, что было бы невозможно говорить об установлении гегемонии Пирра в Элладе, пока Антигон сохранял свое влияние в Южной Греции. С другой стороны, утверждение на спартанском троне Клеонима распространило бы влияние Пирра также на Спарту и ее ближайших союзников[942]. Иными словами, поход эпирского царя на Пелопоннес планировался, без сомнения, не только для того, чтобы окончательно разгромить Антигона Гоната, но и чтобы распространить власть Пирра на Южную Грецию. Следовательно, данное мероприятие ни в коей мере не может считаться проявлением авантюризма или взбалмошности характера Пирра: это был хорошо продуманный и в некоторой мере вынужденный шаг на пути к четко поставленной цели — завоеванию гегемонии на Балканах. В этом смысле прав Р. Шуберт, утверждавший, что «власть Пирра в Македонии не могла быть прочной до тех пор, пока Антигон находился на Пелопоннесе и получал постоянную поддержку от пелопоннесских городов»