Та тщательность, с которой Пирр готовился к этой кампании, показывает, что он не рассматривал поход на Пелопоннес как легкую прогулку. Уже отмечалось, что из Тарента с частью войск был отозван его сын Гелен. «Под знаменами» Пирра собрались значительные силы, примерно равные тем, с которыми он в свое время отправился на Запад–25 тыс. пехоты, 2 тыс. всадников и 24 слона (Plut. Pyrrh., 26).
Мог ли Пирр рассчитывать на помощь каких-то союзников в этом походе? По мнению К. Ю. Белоха и У. Тарна, Этолия стала союзницей Пирра и пропустила его войска через свою территорию[944]. Однако подобное мнение разделяют не все исследователи[945]. Как отметил Ф. Уолбанк, нумизматические и эпиграфические свидетельства показывают, что Пирр был в хороших отношениях с Этолийским союзом[946], но ничто не говорит о том, что этолийцы оказали ему помощь в борьбе с Антигоном[947]. Если какие-то греческие государства и поддерживали Пирра в данное время, то эта поддержка скорее носила моральный характер.
Как сообщает Юстин, Пирр предпринял поход на Пелопоннес, находясь на вершине славы (Just., XXV, 4, 1). Он стал хозяином обширной территории, простиравшейся от Лисса до Акарнании и от Керкиры до реки Нест[948]. Популярность и авторитет Пирра в Греции, которые и без того были достаточно высоки, выросли теперь до невероятных размеров. Используемый им лозунг — освобождение Эллады от власти Антигона — мог быть достаточно привлекателен, хотя, по сути дела, не содержал ничего конкретного. Впрочем, нельзя не учитывать того обстоятельства, что в тех условиях, когда в Греции вновь возобладали принципы полисного партикуляризма и когда видимая внешняя опасность отсутствовала, иные лозунги были просто невозможны.
Некоторая информация, дошедшая до нас, явственно говорит о том, что и на этот раз пропаганда Пирра достигла своей цели. Как отмечает Юстин, вся Греция ожидала его прихода. Афиняне, ахейцы и мессенцы отправили посольства к эпирогу, чтобы засвидетельствовать ему свое почтение (Just., XXV, 4, 5).
На чем основывается рассказ Плутарха о походе Пирра на Пелопоннес? Первоначально в исторической литературе доминировала идея, что главным источником Плутарха при описании этого похода был труд Филарха[949]. Однако ссылки Плутарха не только на Филарха, но и на Гиеронима, позволяют обнаружить здесь и влияние последнего. Более того, кажется, что при освещении пелопоннесской кампании Пирра Плутарх комбинировал информацию из работ Филарха, Гиеронима и, не исключено, даже Проксена[950].
Обратимся к ходу событий. Переправившись на Пелопоннес, Пирр в Мегалополе встретился со спартанскими послами. На вопрос о целях его похода царь ответил, что пришел освободить покоренные Антигоном города. На наш взгляд, это вполне могло быть правдой: обвинения Плутархом Пирра во лжи не что иное, как отголоски рассказа Гиеронима (Plut. Pyrrh., 26). Успокоив спартанских послов, эпирский монарх вторгся в Лаконику и начал грабить ее территорию. Думается, этот грабеж был вынужденным шагом со стороны Пирра для содержания армии. В ответ на обвинения нового спартанского посольства в развязывании войны без ее объявления Пирр сказал, что он-де не слышал, чтобы спартанцы когда-либо раскрывали кому-нибудь свои намерения (Plut. Pyrrh., 26). Этим он ясно обнаружил свою цель — захват Спарты.
Положение Спарты осложнялось тем, что царь Арей с частью войска отбыл на Крит для оказания помощи гортинцам. К тому же город не был готов к внезапному нападению. Как представляется, Пирр был хорошо осведомлен о положении в городе и был уверен в его скором взятии. Кроме того, Клеоним имел в городе своих сторонников, на помощь которых можно было рассчитывать. Когда Клеоним сразу же по прибытии предложил Пирру идти на штурм Спарты, царь, опасаясь, как бы воины после взятия города ночью, не разграбили его, решил отложить штурм (Plut. Pyrrh., 27). Данный факт лишний раз демонстрирует намерения Пирра: не достойно человеку, претендующему на роль гегемона Греции, опускаться до уровня царя-разбойника. Желая спасти город от грабежа, он не стремился к полному разрыву со Спартой: в будущем царь надеялся сохранить с ней добрые отношения.
Тем не менее было понятно, что штурма города не избежать. Согласно И. Г. Дройзену, Филарх умышленно (или неумышленно) умалчивает о том, что одной из причин начала штурма города было то, что спартанцы отвергли требование Пирра принять Клеонима и передать ему право на царствование[951]. Такое предположение, по нашему мнению, вполне вероятно: окажись у власти в Спарте союзные Пирру силы, не было бы никакой необходимости брать город.
По словам античных авторов, штурму Спарты предшествовало сражение, в котором спартанцы были разбиты Пирром, после чего царь, разграбив ряд территорий, приостановил военные действия (Paus., 1, 13, 6). Стоит предположить, что он еще надеялся урегулировать отношения со спартанцами мирным путем. Впрочем, надеждам его не суждено было сбыться.
Между тем население Спарты готовилось к отражению нападения. Город был укреплен глубокими рвами и частоколом (Plut. Pyrrh., 27), на помощь спартанцам прибыли подкрепления из Мессении и Аргоса (Paus., I, 13, б). У Плутарха сохранился пассаж из труда Филарха, в котором в красочном виде показан тот энтузиазм, с которым жители Спарты, в особенности женщины, взялись за спасение своего города. Якобы они вселили уверенность в оставшихся в Спарте мужчин, активно участвуя в фортификационных работах и подавая оружие воинам, когда враг пошел на штурм (Plut. Pyrrh., 27). Для защиты города спартанцы применили техническое новшество: в землю у рва были врыты повозки, которые должны были мешать продвигаться наступающим, прежде всего слонам.
Утром Пирр повел в бой своих гоплитов, пытаясь преодолеть ров, края которого постоянно осыпались, мешая атакующим. Тогда 2 тыс. кельтов и отборные воины-хаоны во главе с сыном Пирра Птолемеем, продвигаясь вдоль рва, вырвали колеса повозок из земли и стащили их в реку, тем самым расчистив путь для наступавших войск. Неожиданно, однако, в тыл отряду Птолемея ударил спартанский отряд в 300 воинов во главе с юношей Акротатом, который привел атакующих в замешательство и в конечном итоге заставил их отступить. Битва, завершившаяся лишь ночью, не принесла Пирру никаких результатов.
В эту ночь Пирру приснился сон, что он якобы мечет молнии в Лакедемон и вся страна охвачена огнем (это, по-видимому, заимствование из рассказа Проксена). Эпирот, обрадованный таким сном, рассказал о нем своим приближенным и приказал готовиться к новому штурму Спарты. Из всех соратников Пирра лишь одному, Лисимаху, сон царя не понравился: он высказал опасение, что раз нельзя ступать на места, пораженные молнией, значит, и город, как предвещает божество, останется для Пирра недоступным (Plut. Pyrrh., 29). Тем не менее Пирр не поверил этому и повел войска на новый штурм. Спартанцы оборонялись отчаянно. Пытаясь завалить ров, воины царя бросали в него не только хворост, но и тела погибших и даже оружие. Под Пирром, стремившемся ворваться в город, был смертельно ранен конь, который сбросил седока на скользкий склон. Атака вновь была отбита, и эпирский монарх, все еще надеясь на то, что обороняющиеся примут решение о капитуляции города, прекратил штурм.
Но события тем временем приняли для Пирра совсем неблагоприятный оборот. На помощь уже теряющим надежду спартанцам из Коринфа прибыл полководец Антигона Гоната фокеец Аминий с отрядом наемников, а затем подоспел вернувшийся с Крита царь Арей с 2 тыс. воинов (Plut. Pyrrh., 29). Пирр, не желая признавать неудачу, предпринял новый штурм Спарты, однако опять был вынужден отступить.
Плутарх сообщает, что после этого эпирский царь стал опустошать страну и начал готовиться к зимовке (Plut. Pyrrh., 30). Вместе с тем, как справедливо отметил Р. Шуберт, такие намерения явно противоречат друг другу: тот, кто собирается зимовать в какой-то местности, никогда не станет подвергать ее разорению[952]. Очевидно, более точна первая часть сообщения Плутарха о разграблении Пирром Лаконики, хотя севернее Спарты много лет спустя существовал так называемый «Лагерь Пирра» (Liv., XXXV, 27, 14: Pyrrhi quae uocant castra…).
Итак, захватить Спарту эпирскому царю не удалось. Теперь ему нужно было попытаться найти выход из того тупикового положения, в котором он оказался. Более того, после ухода Пирра из Македонии Антигон восстановил в ней свою власть, после чего двинулся вслед за эпиротом на Пелопоннес (Paus., I, 13, 7)[953]. Стало ясно, что решающая схватка за гегемонию на Балканах произойдет именно здесь — на юге Греции.
В это время в Аргосе разгорелась борьба между двумя враждующими группировками. Одну из них возглавлял Аристипп, слывший другом Антигона, вторую– Аристей, который решил обратиться за помощью к Пирру. По всей видимости, борьба между ними носила поначалу чисто внутренний характер, но постепенно переросла в конфликт с привлечением внешних сил.
Пирр, перед которым возникла перспектива в виду продвижения Антигона оказаться отрезанным на Пелопоннесе, принял предложение Аристея и пошел на северо-восток к Аргосу. Продвижение Пирра было замедлено тем, что спартанцы под командованием Арея постоянно тревожили отступавших эпиротов, устраивая засады. Во время одной из таких стычек отряд кельтов и молоссов, шедший в хвосте колонны, оказался отрезанным от основных сил Пирра. Узнав об этом, Пирр приказал своему старшему сыну Птолемею с частью войск идти на выручку попавшим в засаду, а сам двинулся вперед. В ожесточенной схватке Птолемей был поражен копьем критянином Орессом и скончался на месте