Самая образная и характерная из них, которую хотелось бы привести целиком, принадлежит Дж. Эбботу. «То, что Пирр был человеком огромного природного ума и необыкновенных полководческих дарований, никто не усомнится. Его способности и гениальность были действительно так велики, что делали его, наверное, наиболее ярким примером того, как высшая власть и прекрасные возможности могут быть растрачены впустую и упущены. Он ничего не достиг. У него не было плана, не было цели, он руководствовался только сиюминутными импульсами и без раздумий и расчетов втягивался в предприятия, реализуя планы и амбициозные желания других… Он преуспел в создании масштабных конфликтов или войн, в убийствах огромного количества людей и в завоеваниях, временных и бесцельных, большого числа государств… Его преступления против мира и человечества проистекали не от его особой порочности; он был, наоборот, человеком благородной и великой души, хотя с течением времени… эти добрые качества почти полностью исчезают. Тем не менее он, как кажется, никогда не желал человечеству зла. Он совершал свои преступления против него необдуманно, более всего с намерением показать, на какие великие дела он способен»[1197].
Близкой к характеристике Дж. Эббота является оценка деятельности Пирра, данная У. фон Хасселем. «Будучи воином авантюрных времен, он сам был в некоторой степени авантюристом и не владел искусством политики, не мог его правильно применять. И, наконец, ему был свойственен роковой недостаток целеустремленности и последовательности в осуществлении решений. Именно поэтому в его истории имели место величайшие провалы. Его ошибки были тесно связаны с его достоинствами. Пирр не был человеком бесчувственным, не был неразборчивым в средствах, когда шел к своей пели. И именно на этом покоилось удивительное очарование его рыцарской, истинно царственной личности. Когда греческий мир погружался в хаос, фигура Пирра испускала сияние, отблески которого доходят даже до наших дней»[1198].
Можно привести еще ряд подобных оценок, но их общий недостаток уже бросается в глаза: объективный анализ итогов свершений Пирра подменяется здесь оценкой личностных качеств нашего героя. Однако такая морализаторская линия, идущая еще от Плутарха, едва ли способна нас удовлетворить.
Как же можно оценить результаты деятельности Пирра? Чтобы сделать эго, думается, необходимо выяснить, каковыми были последствия его свершений, во-первых, для Эпира, во-вторых, для эллинистического мира и, в-третьих, для Рима.
К сожалению, о деятельности Пирра в Эпире из письменных источников практически ничего неизвестно, однако некоторую помощь в данном случае может оказать археологический материал. Уже было сказано, что период правления Пирра был отмечен интенсивным строительством как внутри собственно эпирских территорий, так и на присоединенных соседних землях. Были проведены новые дороги, построены мосты, по-новому укреплены стены ряда городов, а сами эпирские города в это время приобрели облик современных им греческих полисов.
Есть свидетельства о том, что Пирр проявлял заботу о развитии животноводства в Эпире[1199]. Своим походом на Запад Пирр открыл для эпиротов италийскую торговлю[1200]. Все это позволяет совершенно по-иному, чем прежде, взглянуть на Пирра и увидеть в нем не только выдающегося полководца, но и рачительного хозяина, заботившегося о процветании своей страны.
В работах некоторых историков встречается мнение о том, что, ведя многочисленные войны, Пирр разорил Эпир, который лишился значительной части людских ресурсов[1201]. Однако подобное мнение нс подтверждается данными источников и не разделяется подавляющим большинством исследователей. Ситуация в Эпире во время длительного отсутствия Пирра всегда оставалась стабильной, а его авторитет и власть здесь не подвергались никаким сомнениям. О народных восстаниях, вроде тех, которые дважды происходили в детские и юношеские годы Пирра, мы больше не слышим.
Деятельность Пирра привела к тому, что Эпир был не только выведен из зависимости от Македонии, но и стал играть активную роль в общегреческих делах[1202]. Хотя античные свидетельства рисуют образ Пирра достаточно однобоко — как человека, интересующегося только военным делом, на самом деле это было далеко не так. Пирр не только являлся человеком высокой культуры, он заботился о том, чтобы окружить себя образованнейшими людьми своего времени. Как известно, при его дворе находились такие известные деятели науки и культуры, как оратор и философ Киней, историк Проксен, поэт Леонид из Тарента. Можно предположить, что при дворе Пирра в Амбракин находились и другие знаменитые люди, но о них нам, к сожалению, ничего не известно. Столица Пирра Амбракия, отстроенная заново и украшенная многочисленными произведениями искусства, могла стать подлинным культурным центром эллинистического мира. Таким образом, деятельность Пирра для Эпирского государства была исключительно важной и может характеризоваться только с положительной стороны.
Для выяснения результатов свершений Пирра для эллинистического мира прибегнем к не совсем обычному методу: сравнним деятельность эпирского царя с деятельностью Александра Великого.
Те ученые, которые следовали за Плутархом и интересовались больше моральной стороной дела, нежели анализом исторических событий, ставили на первое место личные качества героев. Ярчайшим примером такого подхода является работа Ж. Журдана — автора первой монографии о Пирре. «Оценивая разум одного и другого (Пирра и Александра. — С. К.), я вижу, что разум Пирра был более живой, быстрый, точный, чем разум Александра», — отмечал французский писатель[1203].
В мужестве и безрассудстве нельзя отказать им обоим.
Да, и Александра, и Пирра отличали отвага и неустрашимость, однако последнего гораздо чаще можно было увидеть и в сражении, и в ставке, т. е. Пирр принимал участие во всех делах непосредственно сам.
Пирр, в отличие от Александра, никогда не был вероломным и почти всегда оказывался верен своему слову (лишь однажды он нарушил договор с Деметрием, но тот сам вынудил Пирра к этому, женившись на его бывшей жене Ланассе и завладев ее приданным — островом Керкира). Все договоры Пирр старался честно соблюдать и ни в коем случае не нарушать их первым. То есть, говоря современным языком, Пирр проповедовал нравственные принципы в политике, что в эпоху эллинизма было достаточно редким явлением[1204].
Вообще надо отметить, что как в работах XIX в., так и у современных авторов можно встретить суждение, что в своей политике Пирр руководствовался некими сиюминутными импульсами, резкие повороты его политики зависели от перемены настроения, от советов окружающих и т. д[1205]. Причины его неудач объясняются тем, что он был прекрасным полководцем, однако плохим политиком[1206].
Такое суждение о Пирре свидетельствует о том поверхностном знании его истории, которое мы с сожалением наблюдаем в трудах многих современных ученых. В своей книге мы старались показать, что решения принимались царем после тщательного анализа политической обстановки. Перед принятием важнейших из них он взвешивал все возможности, вступал в дискуссии со своими соратниками и даже советовался с Додонским оракулом[1207]. Решение не принималось до тех пор, пока у царя на этот счет оставались какие-то сомнения. Любую военную кампанию Пирра, часто без каких-либо аргументов именуемую исследователями очередной «авантюрой», с позиции эпирского царя можно убедительно объяснить. Каждое военное предприятие Пирра — даже оказавшийся для него роковым пелопоннесский поход — имело конкретные цели.
Немало известных нам фактов заставляет смотреть на Александра скорее как на разбойника, чем на полководца. Он проявлял невиданную жестокость к своим даже уже поверженным врагам. Казненные Парменион и его сын Филота, Клит, убитый в пьяной ссоре, замученный философ Каллисфен, — все они наводят тень на Александра. Первым двум он был обязан своей славой, третьему еще большим — спасением своей жизни, но это не остановило его.
Пирр, в отличие от Александра, никогда не проливал крови вне нолей сражений. Он был человечен, приветлив, менее чувствителен к осуждению со стороны других. Чего стоит только один пример. Юноши, воспитывавшиеся при его дворе, как-то начали между собой бранить царя, о чем ему стало известно. На другой день, вызвав хулителей, Пирр поинтересовался, было ли такое на самом деле. Когда юноши, виновато опустив головы, ответили, что если бы они выпили еще больше вина, то наговорили больше, Пирр рассмеялся и отпустил их без какого-либо наказания (Plut. Pyrrh., 8).
Вывод Ж. Журдана, который логически вытекает из его рассуждений, таков: Пирр был не менее, а возможно, даже более великим, чем Александр: имея многие добродетели, он не запятнал себя никакими пороками[1208].
Впрочем, подобную оценку разделяют дапеко не все ученые. Почти через двести лет после Ж. Журдана У. фон Хассель писал, что по сравнению с Александром Пирру не доставало прежде всего «…действительной гениальности и широкого величия духа»[1209]. Так или иначе, морализаторские оценки и Ж. Журдана, и У. фон Хасселя касаются лишь личностных качеств обоих героев.
Развернутое и достаточно объективное сравнение деятельности этих исторических персонажей принадлежит Т. Моммзену. По его мнению, «…замысел Пирра основать западно-эллинское государство… был столь же широк и смел, как и тот, который побудил македонского царя переправиться через Геллеспонт»