Будда и его заповеди
Буддизм возник в VI в. до н. э. как индийская метафизическая система, созданная на основе индуизма Сиддхартхой Гаутамой, обдумавшим, подвергшим сомнению и отвергшим некоторые его постулаты. Сиддхартха был принцем, рожденным в касте кшатриев, члены которой – воины и политики – уступали только брахманам[433]. Принц вырос, испытывая отвращение к материализму его привилегированного мира, в корне противоречившему индуистским идеалам аскетизма и отказа от страстей человеческих. К тому времени, когда ему исполнилось тридцать лет, Сиддхартха отверг свой образ жизни и ее роскошные атрибуты. Он ушел из семьи, оставив ее в горе и печали, и погрузился в совершенно иную жизнь странствующего аскета, ищущего духовного просветления. На протяжении шести лет он странствовал по Индии, надеясь на то, что аскетический образ жизни поможет ему раскрыть истины, которые он искал.
Но эти истины неизменно от него ускользали. В конце концов принц отверг жизнь в условиях сурового аскетизма и обратился к интенсивной медитации. Он медитировал на протяжении сорока восьми дней, но безрезультатно. А на сорок девятый день, когда он сидел под деревом Бодхи[434], на него внезапно снизошло просветление, к которому он так стремился. В итоге принц Сиддхартха – теперь уже Будда, Пробужденный или Просветленный, – понял природу и причины человеческих страданий и то, что людям надлежит делать, чтобы их избежать.
Будда начал проповедовать, делясь своими откровениями. Они были сложными и взаимосвязанными, составлявшими метафизическое ожерелье, созданное из трех драгоценностей. Первой из них был сам Будда. Второй являлось его учение. Третьей драгоценностью были его ученики – рукоположенные мужчины и женщины, давшие клятву в коллективном послушании буддистскому учению. Однако перед закреплением третьего сокровища на ожерелье Будда должен был сформулировать и подробно разработать вероучение, которому его последователи были призваны посвятить свою жизнь.
Этот процесс был начат в первой проповеди Будды, Первом повороте колеса Дхармы, разъясняющей принципы веры – Четыре благородные Истины, лежащие в основе его вероучения. Коротко говоря, эти Истины сводятся к тому, что страдания распространены повсеместно и вызваны человеческими желаниями, а отказ от них ведет к познанию истинной природы действительности и пути к спасению.
Спасение, или нирвана, является абсолютной свободой от колеса возрождения сходной с индуизмом концепции, о которой Будда знал с самого детства. Однако буддизм кардинально отличается от индуизма отрицанием веры в то, что божества управляют космосом и населяющими его смертными. Вместо этого люди сами определяют собственную судьбу тем, что они совершают на протяжении жизни.
Такая заповедь звучала особенно радикально в Индии, народ которой был разделен на касты, и это привело Будду к отрицанию кастовой системы. Бывший принц, происходивший из второй по положению касты, не только приветствовал выходцев из низших каст в качестве своих единоверцев, он делал это на народном языке магхади, а не на санскрите – языке образованной части общества. Услышав о том, что они тоже могут рассчитывать на достижение нирваны, преодоление ограничений и вырождения в низших кастах, массы состоявших в них людей отрекались от индуизма и переходили в буддизм.
Дорога к нирване, учил Будда, лежит через Восьмеричный путь, простые положения которого известны как Срединный путь буддизма. Восемь его принципов, как правило, носят прагматичный характер. Верующим следует вести умеренный и сбалансированный образ жизни, означающий, что им нужно придерживаться правильного видения и намерений, правильной речи, правильного поведения, образа жизни, усилий, внимательности и сосредоточения. Чтобы этого достичь, прежде всего они должны хранить верность обетам брахмачарьи – воздержания от страстей, пожирающих и тело, и душу, ашимсы – отказа от насилия, и апариграхи – бедности. Высшей целью является достижение нирваны, абсолютной свободы от колеса возрождений со всеми страданиями, которые они несут с собой.
Часть простоты Срединного пути заложена в его аскетизме. Правильное поведение, например, означает отречение от земных страстей, и поэтому буддизм, как индуизм, в качестве очевидного врага рассматривает похоть, в качестве же единственного средства борьбы с ней – брахмачарью. Ведь достижение нирваны требует соблюдения целибата, а нирвана составляет главную цель жизни. Иначе говоря, целибат является обязательным для любого человека, стремящегося к спасению.
Проповедуя целибат, Будда во многом выражал такой же подход, как тот, который он разделял, когда еще исповедовал индуизм. Буддисту следует избегать порочности как «ямы с тлеющими углями», но сама природа вожделения в целом и женщины в частности делают эту задачу чрезвычайно трудной[435]. Женщины, утверждал Будда, более сладострастны и слабовольны, чем мужчины, они постоянно искушают и совращают нерешительных мужчин. Несмотря на это, мужчинам следует подавлять свою похоть, женщинам – свое коварство, и при этом как тем, так и другим надо строго соблюдать целибат.
Будда допускал, что вероятность соблюдения целибата в браке достаточно невелика. В этой ситуации он призывал супругов хранить друг другу верность и, по крайней мере, стремиться к установлению периодов сексуального воздержания. Буддизм признает, что большинство людей не могут соблюдать целибат в браке; он терпимо относится к сексуально активным бракам, иногда даже к сожительству. Однако в какой-то момент с эротикой должно быть покончено, поскольку все буддисты, стремящиеся к достижению нирваны, должны перейти к образу жизни, характеризующемуся отречением от сексуальных отношений, в основе которого лежит целибат.
В его учении отражен предвзятый подход буддизма к женщинам как к помехе в соблюдении мужчинами целибата. В одном священном тексте описывается, как Мара, демон, правящий в царстве страсти, дьявольски хитро, но безуспешно боролся за то, чтобы Будда не достиг просветления. Его дочери – Разврат, Отвращение и Похоть, дополняют буддийскую картину зла в женщине, изображая ее распущенной, стремящейся к духовному разрушению через бесконтрольную соблазнительность. Таким образом, исключительно важное буддийское понятие целибата нельзя ни определить, ни понять без особого отношения к женской природе.
Случилось так, что необычное отрицание Буддой каст смягчило воздействие его отрицательного взгляда на женщин, что отчасти объясняет, почему так много представителей низших каст перешло в его освободительную новую веру. Входившие в их число женщины могли быть заядлыми соблазнительницами, но, по крайней мере, они выступали на равных с женщинами, рожденными в высших кастах. Более того, дав обет целибата, отказа от насилия и бедности, эти женщины имели возможность стать буддийскими монахинями. Обеспечивая себе духовное спасение, они могли избежать тягот и обязательств брака и материнства, в противном случае ставших бы их судьбой. Некоторые даже позволяли себе мечтать о том, чтобы получить образование и начать проповедовать. Для них буддийская брахмачарья была своего рода путем к спасению, возможностью вести образ жизни, невообразимый для большинства женщин.
Мужчины и женщины в монастырях
Буддизм традиционно являлся религией монахов, и сангхи – религиозные общины – составляют его третью (и последнюю) драгоценность. Они представляют собой логическое следствие второй драгоценности – учения, призывающего вести воздержанный образ жизни, несовместимый с распространенным в обществе, основу которого составляет семья. Самой убедительной причиной присоединения к монастырской общине является возможность достижения состояния нирваны, однако наряду с этим не следует недооценивать искушения, связанного с возможностью избежать тягот мирской жизни, уготованной для членов нижних каст.
К женщинам это относилось в еще большей степени, чем к мужчинам. Жизнь в качестве буддийских монахинь могла их уберечь от неизбежного тяжелого и однообразного женского труда, материнства и нередко вдовства, выпадавших в то время на долю большинства других женщин. И когда буддизм распространился за пределы Индии – в Китай, Непал, Тибет и еще дальше, – женщины, занимавшие в обществе как высокое, так и низкое положение, понимали, что может предложить жизнь монахини[436]. Монастырская жизнь предоставляла определенные возможности, в частности образование, которое женщины и большинство мужчин по-другому получить не могли.
Монастырскую жизнь жестко направляла и контролировала Виная – свод правил, определяющих этические стандарты, нормы повседневного поведения и поведения в исключительных ситуациях, а также наказания за их нарушение. Новообращенные давали десять обетов, включавших пять, присущих буддистам, жившим в миру, – не убивать ни одно живое существо (что неизбежно превращало их в вегетарианцев), не брать того, что не дано, не лгать, не прелюбодействовать и не потреблять одурманивающих средств. Дополнительные пять заповедей скорее касались отдельных жизненных проявлений – запрещалось петь, танцевать или ходить на развлекательные мероприятия, не разрешалось пользоваться косметикой и другими украшениями, запрещалось пользоваться роскошными местами для сидения и кроватями, касаться золота и серебра, потреблять неподобающие продукты питания. После посвящения в духовный сан монахи должны были дать обещание соблюдать еще двести заповедей, а монахини брали на себя обязательство выполнять целых триста обетов.
Большая часть этих ста дополнительных заповедей относится к непристойному поведению монахинь. В них перечисляются самые худшие прегрешения: сексуальные отношения, потворство встречам, флирту или прикосновениям мужчин с эротическими или любовными намерениями, даже если при этом речь идет о помощи или сокрытии проступка другой монахини, перешедшей границы дозволенного. За эти и многие другие грехи наказанием служило изгнание из ордена. По сравнению с христианством наказания буддизма за сексуальные прегрешения более суровы, поскольку изгнание из религиозной общины, особенно для женщин, было равносильно социальной смерти[437].
В Китае, где буддизм соперничал с конфуцианством и в итоге достиг больших успехов, монастыри были убежищами от гражданских беспорядков и войн, нищеты, бесприютности и беспризорности сирот. Несмотря на более жесткие правила для монахинь, женские монастыри также могли предоставить убежище от нежеланных браков, безопасность при отсутствии мужчины-защитника и стать единственной возможностью для удовлетворения интеллектуальных амбиций. В обществе, где подавляющее большинство женщин были безграмотны, монахини умели читать и писать и нередко занимались такой научной работой, которая для окружающего мира была просто немыслима.
Как и христианские монахини, монахини буддийские часто бывали представительницами высших классов, и в литературе определяющее место занимают именно их биографии, а не жизнеописания их менее привилегированных сестер. В результате гораздо труднее отобразить жизнь обычных монахинь, чем их (ранее) высокопоставленных сестер, хотя мы знаем, что медитация, изучение и чтение нараспев священных текстов, а также аскетизм составляли основные занятия для всех буддийских монахов и монахинь. Некоторые сведения о высокопоставленных монахинях, почти все из которых происходили из привилегированных сословий, свидетельствуют о том, насколько свободными их делала монастырская жизнь. В качестве учителей и проповедников, например, они иногда обретали такую широкую известность, какой никогда не смогли бы получить как жены и матери.
Живым свидетельством того, каких высот могли достичь буддийские монахини в IV в., могут служить образы трех китаянок. В каждом случае победу одерживал их сильный и независимый дух, помогавший им преодолевать самые разные препятствия – от родительских амбиций до грубой силы, применявшейся при попытках надругаться над ними.
Ан Линшу удалось убедить своего отца в том, что жизнь в монастыре принесет ее семье больше чести, чем замужество. Как монахиня она удивляла современников мудростью и учеными толкованиями священных текстов. Кроме того, она построила монастырь «Основ мудрости» и несколько других святилищ, а также вдохновила сотни женщин на то, чтобы в подражание ей они посвящали себя религиозной жизни.
Положение Сенчи оказалось хуже, потому что, несмотря на ее протесты против выхода замуж, мать обручила ее втайне. Когда несогласная с этим невеста выяснила, что день свадьбы вот-вот настанет, она в знак протеста перестала есть и пить. Жених – верующий человек, в страхе за ее жизнь освободил девушку от данных обязательств. После этого Сенчи ушла в монастырь и так усердно там училась, что ее репутация тоже вскоре шагнула далеко за монастырские стены.
Если в предыдущих случаях целибат был инструментом для достижения более высоких целей, то в рассказе о Чисиен он играет центральную роль. Чисиен, добродетельная и на удивление красивая дочь судьи, вступила в буддийский орден. В обществе, требовавшем от дочерей соблюдения добрачной невинности, где религиозные монахини считали целибат предварительным условием спасения, она стала известна тем, что защищала свое целомудрие от порочного и похотливого государственного чиновника. Этот человек, ненавидевший буддистов, решил ее изнасиловать. Когда Чисиен стала ему отчаянно сопротивляться, взбешенный насильник нанес ей больше двадцати ударов кинжалом. Она потеряла сознание. В этот момент развратный чиновник ушел. Со временем Чисиен поправилась, ее непокорный дух одержал верх, а добродетель осталась незапятнанной.
Спустя шестнадцать столетий метафизическая важность целибата ни на йоту не утратила своего значения. Буддийские монахини и теперь продолжают соблюдать серьезные ограничения в отношении эротики. Чтобы помочь избежать ее опасностей и последствий, они стремятся скрыть свою женскую сущность под видом бесполого существа: бреют обольстительные волосы, фигуры их от поста напоминают мальчишеские. То, что оставалось от груди после суровой диеты, скрывала специально подобранная драпировочная ткань. Монахини ведут строго размеренный образ жизни, в котором большое внимание уделяется медитации, молитве и обрядам, а также периодическим постам, когда следует хранить молчание. Целибат необходимо соблюдать при любых обстоятельствах, наказанием за его нарушение служит изгнание из ордена.
Однако в Тибете, например, такой образ жизни, за соблюдением которого строго следили, не особенно ослаблял подозрения в сексуальности монахинь. Несмотря на недостаток или отсутствие свидетельств, среди мирян и теперь, как в прежние времена, достаточно широко распространены слухи об их порочных связях. Возможно, это определяется бытующим среди буддистов представлением о том, что женщины от природы похотливы, коварны и не заслуживают доверия, и потому их обещания хранить целомудрие кажутся неестественными и неубедительными.
Несмотря на скандальные настроения такого рода, о которых сами они, вполне вероятно, ничего не слышали, буддийские монахини находят в монастырской жизни много положительного – от возможности испытать состояние нирваны до успешной исследовательской деятельности, а также удовлетворения от наград за преподавание и проповеди. Они не считают, что целибат – один из самых важных обетов – особенно трудно соблюдать. Как очень многие другие женщины на протяжении прошедших столетий, эти монахини отрекаются от брака со всеми его тяготами и ограничениями в пользу монастырской жизни. Для них целибат представляет собой выбор в пользу свободы.
Буддийские монахи тоже дают обет и соблюдают целибат, хотя для многих из них это сопряжено с более напряженной внутренней борьбой. Подтверждения тому находятся в обширных записях начала XX в. о таиландском монашеском ордене тудонг, или Лесных монахах. Эти мужчины почти ничем не владели, спали в лесах или на кладбищах, а ели только раз в день. Иногда в сезоны дождей они находили прибежище в монастырях. Другие оставались там навсегда, но много времени проводили вне их стен, помогая сверх меры занятым крестьянам, часто родственникам, обрабатывать землю. Связи Лесных монахов со светскими женщинами не вполне соответствовали строгим положениям буддизма, предписывающим мужчинам и женщинам раздельное пребывание и предупреждающим мужчин о соблазнах, коими женщины устилают их путь. Вместо этого тайские монахи поддерживали с ними естественные отношения, даже занимались половой жизнью на традиционных лодочных гонках во время рисовых фестивалей. Инспекторы, посылаемые из Бангкока, постоянно докладывали, что скандалы в среде монахов не были редкостью.
Многочисленные свидетельства поддерживают точку зрения, в соответствии с которой тайские монахи считают, что эротика составляет существенно бо́льшую проблему, чем голод, болезни, социальное отчуждение и одиночество. Врагами здесь считаются женщины или, по крайней мере, непреодолимые желания, вызываемые ими. Ваен и Фэн, два странствующих монаха, вели жестокую борьбу против непроизвольного вожделения, возникавшего у них при встрече с обычными женщинами, которые вызывали у них страстные желания. Такие встречи, по словам одной беспокойной души, были «хуже тигра, медведя или злого духа»[438]. Когда Ваена охватывала сексуальная страсть, он усердно медитировал, потом постился и представлял себе, как его любимое тело разлагается. Фэн боролся один, безуспешно пытаясь освободиться от мыслей об определенной женщине, пока его духовный наставник не запирал его в комнате храма. Страдавший от безнадежной любви монах на протяжении недели медитировал. Потом, представив себе, что женщина должна была быть его спутницей в предыдущей жизни, он был в состоянии ее забыть.
Иногда страстные эротические желания возникали даже в отсутствии женщин. Проблема Ча заключалась в том, что ему навязчиво представлялись женские гениталии. Их образы он мог подавить лишь в результате напряженной медитации в одиночестве, в лесной чаще, куда уходил полуголым, обвязав вокруг талии рясу. Ему удавалось справляться со своими фантазиями, но на протяжении долгих лет его изводила периодически повторявшаяся похотливость, с которой ему приходилось бороться.
Порой случалось так, что обуреваемые страстями монахи не могли совладать со своими желаниями. В таких случаях некоторые из них становились мирянами и женились, других изгоняли из религиозного сообщества, третьи грешили тайком, украдкой удовлетворяя свои сексуальные потребности. Как ни странно, монахи старшего возраста ощущали себя жертвами собственных эротических чувств даже в большей степени, чем молодые люди, чьими наставниками они являлись. Один из учителей говорил, что особенно опасен возраст от сорока пяти до шестидесяти лет, когда стареющее тело восстает против неизбежного увядания, исключающего даже возможность получения сексуальных ощущений. Тогда, предупреждал он, случается так, что целомудренные монахи выступают против собственных тел. Иногда они уступают похоти и снимают с себя одежды священников – как в прямом, так и в переносном смысле. Это всегда порицается как мирянами, так и монахами, усматривающими в такого рода поступках человеческую деградацию, пародию на буддийские верования и монашескую чистоту.
Исключение из правила безусловного соблюдения целибата представляют собой странствующие монахи. В подавляющем большинстве буддийские монахини и монахи были безупречно целомудренны и боролись с искушением при помощи обычно успешных средств, включающих медитацию и физические лишения. Женщины страдали меньше, поскольку могли потерять гораздо больше, если сворачивали с пути добродетели, а если продолжали неукоснительно соблюдать целибат, то и выигрывали значительно больше. Немалую помощь оказывало и то обстоятельство, что жизнь в монастырях регулировалась настолько строго, что они почти никогда не оставались в одиночестве в таких обстоятельствах, которые могли бы подорвать их решимость.
С другой стороны, монахи чаще встречались с женщинами, чем монахини с мужчинами. Странствующие аскеты, просившие милостыню ради пропитания, постоянно общались со светскими женщинами и часто слишком много думали об их прелестях, причем иногда такие мысли перерастали в наваждение. Мера их усилий, направленных на искоренение похоти, на самом деле снижала основополагающее значение целибата в буддийской мысли. Монахи хорошо это понимали. Они неустанно продолжали борьбу с тем, чтобы подавлять свое сладострастие, и в этом им помогали бдительные и опытные коллеги.
В заключение этого краткого обзора роли целибата в буддизме хотелось бы подчеркнуть его важность в качестве одной из крупнейших и наиболее распространенных в мире систем верований. По мере развития буддизма и распространения этого учения на миллионы людей в родной Индии и влияния на индуизм, обеспокоенные духовные вожди индуизма пытались ослабить его влияние или даже искоренить на земле Индии. В XIII в., около двух тысяч лет после его зарождения, буддизм был фактически изгнан из родной страны. Но именно тогда он начал распространяться в Непале, Тибете, Китае, Японии и на большей части Юго-Восточной Азии. Расширение сферы его влияния продолжается и в наши дни; благодаря достигнутым успехам, сегодня это учение господствует в религиозных верованиях Востока. В 1954 г. буддистов пригласили вернуться в Индию, где теперь они составляют небольшое, но растущее меньшинство[439].