Число новообращенных в Китае умопомрачительно. По самым скромным подсчетам на 2000 год, верующих там 89 миллионов – это 7,1 % населения Китая.
Кардинал Игнатий Гун Пиньмэй был рукоположен в 1930 году, а в 1950 году первым из уроженцев Китая стал епископом в важном портовом городе Шанхае. В 1955 году его бросили в тюрьму за нежелание отречься от папы и признать законность усилий Китая по контролю над Католической Церковью. Власти выставили епископа перед огромной аудиторией на стадионе для собачьих бегов и потребовали от него осудить папу римского. Но он смело закричал: «Да здравствует Христос, Царь наш, да здравствует папа!» Его посадили в тюрьму еще на пять лет, а в 1960 году осудили за измену, и еще двадцать пять лет он провел в одиночной камере – все время один, за исключением тех часов, когда приходилось работать. Ему не дали ни Библии, ни четок и не позволили ни общаться с семьей, ни писать им писем.
После смерти председателя Мао Китай медленно шел к более открытой экономике и в какой-то мере к более открытой культуре. В 1984 году Дэн Сяопин устроил банкет для кардинала и архиепископа Манилы Хайме Сина. Этот филиппинский священник сыграл важную роль в народном восстании, в результате которого был свергнут Фердинанд Маркос. В знак этой открытости на банкет пригласили и старого епископа, проведшего в тюрьме почти тридцать лет. Время было выверено так, что двое служителей Церкви никак не могли поговорить с глазу на глаз. Но старый епископ сумел поделиться песней. Он храбро спел песню на латыни, основанную на Евангелии от Матфея, 16:18: «На сем камне Я создам Церковь Мою». Его решимость пережила тридцать лет каторги и одиночества. Через год китайцы выпустили Гуна по «состоянию здоровья». Даже кардинал Син не знал в тот вечер, что папа Иоанн Павел II уже назвал Гуна кардиналом, но in pectore («в глубине души», тайно, когда гласность может быть неуместной или даже опасной). Жизнь Гуна помчалась стремительной рекой. Он пытался работать с китайскими властями, но позже бросил им вызов. Тридцать лет тяжкого труда и изоляции не погасили огонь его решимости. Многие волновались о том, что иезуиты поставили христианство под угрозу; другие гадали, будет ли хоть кто-то из истинно верующих содействовать зарегистрированной церкви, – и, тем не менее, время дало свидетельство деяния Духа Святого, создавшего в душе сильную веру из малого и скромного начала.
Встреча Кореи с христианством нетипична. В какой-то мере христианство сюда принесли сами корейцы. В 1781 году во время дипломатической миссии в Китае И Сын Хун принял крещение и вернулся с литературой известного иезуитского миссионера Маттео Риччи. Даже без священника корейские христиане крестили друг друга и служили мессу. В 1794 году священник из Китая Джеймс Чоу был тайно отправлен в Корею, где приступил к служению: его паства насчитывала почти четыре тысячи практикующих христиан. Они были католиками и боялись союза с чужеземными властями, и их, включая самого Чоу, гнали и мучили почти полвека.
В 1873 году король Коджон проявил более заметную открытость к Западу. В эту новую эпоху католиков стало больше. Шотландский пресвитерианский миссионер Джон Росс перевел Новый Завет для корейцев во время служения в Китае, и к началу 1880-х годов многие протестантские миссионеры начали работу в Корее.
Протестантская миссия выпала юноше по имени Сунь Чу Кил. Его семья переехала в Пхеньян в 1885 году, тогда же туда приехали и несколько пресвитерианских миссионеров из Америки: они переводили Библию и применяли подход Джона Невия, американского миссионера в Китае. Невий поддерживал сильные, самостоятельные церкви. Прибытие миссионеров совпало с разочарованием корейцев в государственной политике. Корее приходилось влачить существование в тени Китая, России и Японии. Кил отверг свой даосизм и стал изучать христианство. Один из американских миссионеров, Сэмюэл Мофетт, пригласил Кила и дал ему прочесть «Путешествие Пилигрима». В душе юноши началась борьба, и после одной из ночей, проведенной в плаче и молитве, он принял христианскую веру.
Кил активно участвовал в церковном руководстве и проповеди евангельской веры среди рабочего класса. В 1903 году он поступил в Пхеньянскую пресвитерианскую семинарию (при поддержке Мофетта). Вести о Великом Пробуждении в Уэльсе внушили Килу мысль начать утренние молитвенные собрания, где корейцы молили Бога о духовном возрождении своего народа. Ближе к концу десятидневной сессии для неофитов миссионер признался перед всеми в «упрямстве и гордыне». Вскоре публично каяться стали и многие другие. Сам Кил признал, что не в силах верно направить свою волю. Встреча длилась с восьми вечера до двух утра. Корейцы молились одновременно и вслух. Иные говорят, что гул многих голосов – симфония, приятная Богу. Многие из тех, кто приехал с Запада, отметили это как особую черту корейской духовности (хотя подобное происходит не только в Корее).
В 1910 году японцы аннексировали Корею и правили ею до конца Второй мировой войны. Они были жестоки к церквям. Многие христиане вели борьбу за независимость от Японии, и Кил обладал влиянием в этом движении, хотя сам принял христианский обет не причинять насилия. В первый раз христиане заслужили репутацию противников колонизации. Со временем Кил был назначен на влиятельный пасторат: Центральную пресвитерианскую церковь. Он стал главой движения за независимость, и в конечном итоге это стоило жизни ему и его сыну. Он сдался властям после того, как участники движения за независимость попали под арест; обращались с ним плохо, и после освобождения он вскоре умер. Марк Нолл сообщает, что Кил произнес более семнадцати тысяч проповедей и принял участие в открытии шестидесяти разных церквей.
После Второй мировой войны Корея разделилась на Северную, поддерживаемую Советским Союзом, и Южную, на стороне которой выступили США. Боевые действия прекратились в 1953 году, но жестокость к христианам осталась. Коммунисты выступили против Церкви. В то время две трети корейских христиан были на Севере. Оценить состояние христианства в Северной Корее очень сложно из-за крайне скрытной позиции правительства. В Южной Корее расцвели несколько христианских групп: пресвитеры, пятидесятники, а в последнее время заметно возросло и католичество. Духовное возрождение Кореи ускорило взрывной рост. В 1914 году каждый сотый кореец был протестантом. К 2010 году каждый третий кореец был христианином.
Корея – страна крупнейших церквей в мире. Церковь Полного Евангелия Ёыйдо насчитывает более миллиона членов. Она состоит из домашних групп, и ее структура – образец и, возможно, источник вдохновения для церквей по всему миру. В учреждении семинарий и отправке миссионеров по всему миру Южная Корея уступает только Соединенным Штатам. Миссионеры несут с собой не только политику построения самостоятельных церквей, но и корейскую духовность, иную по форме и характеру: ее истоки – в молитве. По словам свидетелей, корейская одновременная молитва поразительна. Она играет главную роль: это видно в облике Молитвенной Горы. Для поста и молитвы корейцы бронируют время в центрах отдыха. Пастор Дэвид Ёнги Чо из церкви Ёыйдо считает, что своим ростом церковь обязана не структуре групп и не своей изумительной эффективности, а именно молитве.
История о дружбе двух мужчин – один из примеров Великого Пробуждения, охватившего всю Восточную Африку. Оба они страдали от разочарования. Симеон Нсибамби родился в 1897 году, в 1922 году принял христианскую веру и надеялся на то, что его выберут для обучения за границей – шансы на это были высоки, – но этого не случилось. Симеон очень страдал, и Бог обратился к нему в видении – и попросил сравнить ценность стипендии с важностью евангельской вести и прощения, которое было ему дано.
Доктор Джозеф Чёрч обратился в веру еще студентом, в Кембридже, в августе 1920 года. Кембридж знал, что такое ревностный призыв к проповеди евангельской веры. Американский евангелик Дуайт Муди проповедовал здесь почти за сорок лет до того, как обратился Чёрч. После встречи с Муди многие студенты из Кембриджа были призваны служить в миссиях, включая «Кембриджскую семерку», которой предстояло отправиться в Китай. Один из таких учеников, Джордж Лоуренс Пилкингтон, отправился в Уганду, где стал свидетелем духовного возрождения в 1893 году – за которым вскоре должно было последовать еще одно Пробуждение. В Африке Чёрч стал работать врачом и, помимо того, проявил себя как талантливый миссионер.
Но к 1929 году Чёрч испытывал жесточайшие душевные муки. О, если бы хоть кто-то помог ему справиться с пустотой в душе! И тут он встретил Симеона Нсибамби. Оба они стремились возродить свой дух – и Африку. Они два дня молились и изучали Библию. Общие впечатления и единство цели меняли их жизнь. Нолл пишет, что Чёрч вспоминал эту встречу «как время, когда Бог в Своей величайшей благодати встретился со мной, довел меня до конца моего “я” и счел меня достойным для того, чтобы даровать мне силу Пятидесятницы».
Братству, которое началось с двоих, предстояло возрастать и возрастать. В сентябре 1935 года ради духовного возрождения собралась еще одна группа. Их образ мыслей был сформирован мотивами Кесвикского движения: полная покорность Христу – и только потом духовный прорыв. Они задумали и провели серию встреч – можно сказать, то была исходная точка Пробуждения. В группу вошли Джозеф Чёрч (единственный англоязычный) и Симеон Нсибамби. Позже к ним присоединился Уильям Нагенда – и сыграл в распространении возрождения роль более заметную, нежели кто-либо другой. Два важных слова раскрывают возрождающий характер излияния Святого Духа: abaka – «в огне», balokole – «спасенные».
Ключевые руководители не только проповедовали, но и проявили проницательность в организационных делах, за что им отдают должное: в состав их миссионерских групп входили и миряне. География африканского Пробуждения перешла из Северной Уганды в Кению, Руанду, Бурунди и Танзанию (тогда Танганьику) и коснулась многих стран за пределами региона. Числа превосходят любое воображение. Доля приверженцев христианства в конце века выглядит так: Уганда – 89 %; Кения – 79 %; Руанда – 81 %; Бурунди – 90 %; Танзания – 51 %.