Историки все еще спорят о том, возникла ли эта школа в недрах Александрийской Церкви или сперва была независима от последней. Свидетельства, как мне кажется, указывают на независимое начало. Мы знаем, что отдельные философы – стоики, циники, гностики, – открывали школы в больших городах и привлекали учеников на свои лекции. Христиане последовали этой же практике. Когда Иустин предстал перед судом в Риме, судья-язычник спросил, чем тот занимается. Согласно официальной записи, Иустин ответил: «Я живу у бани Тимофея, на втором этаже в доме некоего Мартина, с тех самых пор, как во второй раз пришел в Рим. Иного места встреч я не знаю. Всех, кто приходил ко мне, я наставлял в учении истины. Да, я христианин».
Примерно в 180 году сицилиец Пантен основал в Александрии подобную школу христианского гностицизма и читал лекции о христианстве как истинной философии. Он хотел войти в мир языческого мышления и явить язычникам превосходство кафолической христианской веры. Учение было гностическим (в буквальном смысле слова – знанием), поскольку задавало серьезные вопросы о смысле; но это был христианский гностицизм, сохранявший ортодоксальные ответы. Пантен обращался ко всем, кто жаждал знаний и искал истину, и его вдохновенные слова обратили в христианство немало язычников, а многих христиан он возвел на высоты богословия.
Слава Пантена привлекла в Александрию Климента. Там он оставался двадцать лет – сперва как ученик Пантена, потом – как его преемник и глава школы. Климент известен по тем творениям, что дошли до наших дней, и лучше всего его мысли явлены в незаконченной трилогии: Увещевание к язычникам, Педагог и Строматы.
Современники, вероятно, знали его не как литератора: им он скорее был известен как «вестник христианства в одеянии философа». Одеяние философа было знаком того, что его обладатель живет не так, как все, и принадлежит к обществу тех, кто стремится к истинному знанию. И Климент свидетельствовал об истине и знании, обретенных им, последователем Христа, в Александрии, главном городе для всех, кто искал саму истину.
Климент, «первый христианский ученый», был искушен не только в знании Священного Писания, но и в мудрости своего времени. Он знал и греческую философию, и классическую литературу. Он понимал вопросы, влекущие молодых людей, приходивших из Рима, Афин, Антиохии. Они были разочарованы наставлениями, полученными прежде – в той же мере, в какой некогда был разочарован он сам, – и теперь искали и нашли окончательную и высшую мудрость в христианском откровении. Многие из учеников, без сомнения, встречались с христианством и раньше – в форме какой-нибудь еретической гностической теории. Клименту пришлось войти в их мир, распутать узлы их убеждений и привести их от ложного понимания христианства к истинному. Он жил как философ, учил как философ и применял методы и язык своих современников-гностиков.
Цель Климента была ясна. У философов-гностиков, живших с ним в одно время, он взял не только внешний облик и формы изъяснения, но и те проблемы, о которых они говорили. Если, скажем, он обсуждал вселенную и ее смысл – столь излюбленную гностиками космологию, – то не стремился доказать, будто эти идеи совершенно ложны, и быстро их отвергнуть; вместо этого он указывал на то, как фундаментальные вопросы религии – о сотворении мира, о существовании зла в этой жизни, о спасении через Слово Божье, Иисуса Христа, – обрели в христианском откровении свой глубочайший, раз и навсегда данный ответ. Он хотел быть апостолом, отправленным в эллинистический интеллектуальный мир. Его цель была не только и даже не прежде всего богословской, – но пастырской. А его более великая цель состояла не в том, чтобы побеждать в спорах, но в том, чтобы приводить людей ко Христу и вести их к спасению.
Это было рискованно, особенно в Александрии, где царил гностический дух в версии Валентина. У Церкви была причина опасаться греческой философии и литературы. Языческая религия пронизывала классическую литературу, и эта система взглядов, одновременно религиозная и философская, искажала ключевые христианские убеждения. Источники сведений были скудны, и новообращенным христианам часто приходилось делать выбор между умной, красноречиво защищаемой ересью или скромной ортодоксией. Любой просвещенный христианин в современной светской школе поймет эту проблему. Климент решительно намеревался предложить третью возможность.
Как и еретики-гностики, ученые Александрии ставили себе цель привести христианство в соответствие с мыслью времени. Это придало философии определенную положительную роль. Климент утверждал, что философия – подготовка к христианству. «Итак, прежде пришествия Господа, – говорит он в самом начале своих “Стромат”, – философия была необходима эллинам для достижения некоторого рода правоты, a ныне она оказывается необходимою для приведения к истинному благочестию тех, коих дух не иначе может открыться для истинной веры, как путем выводов из посылок или после предварительных опытных доказательств… Она была для Эллинов таким же руководителем, каким был и закон для Евреев, и приводила их как детей ко Христу».
Методы Климента и Оригена резко противоречили методам гностиков-еретиков. Те выстроили свою философскую основу для христианства и заковали апостольскую благую весть в оковы, а Климент и Ориген остались искренне верны сути послания Петра и Павла, даже начав исследовать его подтекст.
Климент и Ориген отличаются от гностиков еще одним: христианским поведением – и это очень важно. Многие гностики-еретики считали, что получение знания никак не связано с развитием характера. А как иначе? Ведь и материя, и тело – по сути своей извращенное зло! Но Климент настаивал: духовное озарение приходит к тем, кто чист сердцем; к тем, кто достаточно смирен, чтобы идти с Богом, словно дитя с отцом; к тем, кого влечет к нравственному поведению не страх наказания и не ожидание награды – и к тем, кто любит добродетель ради нее самой. Так вера позволяла взойти через знание к блаженному прозрению за пределы этой жизни и узреть искупленных, единых с Богом. Основа для этой возможности мистического союза – образ Божий, насажденный творением.
И здесь перед нами раскрывается фундаментальный конфликт между Климентом и гностиками-еретиками. Валентиниане отвергали творение как порождение некоего злого божества, а Климент ставит творение в центр. Он верил, что Бог насадил благое семя истины во всех своих разумных созданиях. Христиане могут учиться у эллинов, ибо любая истина и любая добродетель, где бы их ни нашли, исходят от Создателя.
Так служение Климента отметило важную веху в развитии христианской доктрины. После него мысль эллинов соединилась с мыслью христиан. В великих святых и богословах более позднего восточного христианства эта связь закрепилась. Без нее были бы невозможны потрясающие богословские достижения ранних церковных Соборов. И на фундаменте этого союза возвел свои здания гениальный Ориген.
II век миновал – и в Александрии началось гонение на христиан. Климента заставили бежать из города, но, как говорил Платон, «нужда изобретать заставит», и Климент поручил школу необычайно одаренному восемнадцатилетнему юноше.
Даже в столь юном возрасте Ориген показал себя достойным преемником Климента. Он относился к философии столь же восторженно, как его учитель, и тоже возводил жажду знаний, которую испытывали люди, к деянию Бога:
Стоит нам увидеть восхитительное творение человеческого искусства, и мы тут же стремимся исследовать природу, стиль, итог его произведения на свет. А размышление о творениях Божьих волнует нас и рождает в наших душах несравнимо более сильную жажду познать принцип, метод, цель сотворения. Это желание, эта страсть несомненно заложены в нас Богом. И как глаз ищет света, как тело наше алчет пищи, так и разум наш впечатлен… естественным желанием знать истину Божью и причины того, что мы наблюдаем.
Ориген (185–264), великий александрийский учитель, всегда считал объяснение Священного Писания своей главной задачей
Это знание Ориген видел лишь в христианстве и стремился привести всю истину к плану Бога по спасению людей, – плану, который осуществился благодаря Христу.
Ориген происходил из христианской семьи. Его отец Леонид принял мученическую смерть в том же гонении, из-за которого Климента изгнали из Александрии. Чтобы поддержать семью, Ориген продал светские книги и начал свой примечательный путь духовного наставника и ученого.
К сожалению, в ученых делах у него часто случались конфликты с Димитрием, епископом Александрийским. Ориген считал Димитрия жадным до власти церковным чиновником, охваченным чувством собственной важности. А Димитрий понял, что Ориген не намерен содействовать ему в устроении Церкви в Египте. В Древней Церкви епископ направлял служение людей, бывших под его крылом. А епископ Оригена, как вышло, ограничивал тому возможности служения.
Примерно к 229 году Оригена пригласили в Афины. По дороге в Грецию он проезжал через Палестину, где у него было много поклонников, и в Кесарии он принял посвящение в духовный сан. Димитрий счел это грубейшим неподчинением и довел дело до того, что Оригена публично осудили. Впоследствии Ориген поселился в Кесарии. Так путь великого ученого и богослова разделился на период, проведенный в Александрии (202–230), и годы, прожитые в Кесарии (230–254).
Впрочем, в любом городе Ориген влек людей словно магнит. Он принимал приглашения отовсюду. Ученики проходили сотни километров, чтобы услышать и запомнить хоть немного от его мудрости – словно царица Савская, пришедшая к Соломону. Среди первых был подающий надежды молодой юрист из Малой Азии по имени Григорий, позже прозванный Чудотворцем за невероятно успешные миссионерские труды среди его народа.
После пяти лет под наставлением Оригена Григорий написал книгу, где восхвалял учителя. По словам Григория, Ориген изначально открыл ученикам цель истинной философии: достижение добродетельной жизни. Только те, кто намерен вести честную жизнь, учил он, могут жить так, как подобает разумным созданиям. Сперва они должны познать себя, потом – узнать, что значит добродетель и к чему должен стремиться человек, а потом изведать, что такое зло и чего человек должен избегать. Невежество, сказал он, это огромная преграда для благочестия. В том, кто презирает дар философии, не может быть истинной набожности. Но настоящая философия, говорил Ориген, всегда сосредоточена на Слове Божьем, «неодолимо привлекающем любого своей невыразимой красотой».