В 1220 году папа римский лишил епископов власти над инквизицией и передал эту власть недавно сформированному ордену доминиканцев. А девять лет спустя Тулузский Собор свел политику инквизиции в систему, почти не оставив тем, кого обвиняли в ереси, никаких прав. Инквизитор не подчинялся закону – только папе. Он был и обвинителем, и судьей. «Суд» был тайным. А обвиняемый, как и во всех судах, действующих согласно римскому праву, должен был доказать свою невиновность без возможности с кем-либо посоветоваться или узнать своих обвинителей.
Последний значительный шаг был сделан в 1252 году: папа Иннокентий IV одобрил пытку ради получения сведений и признаний от обвиненных в ереси. Папы, святые и богословы прошлого с ужасом отвергали даже саму мысль о таком. Но когда на папский престол взошел Иннокентий III, а Католическая Церковь достигла высшего величия и власти в своем монолитном единстве, это ограничение перестало существовать.
Да, каноническое право запрещало лицу духовного звания проливать кровь. Тот, кто служил у алтаря Единой жертвы, не должен был приносить в жертву людей. Он мог только выслеживать, допрашивать и пытать пленника. И если он находил несчастного виновным в ереси, то передавал его гражданским властям, обычно для сожжения на костре.
Это было мерзкое, отвратительное дело. Но почти все, вслед за Августином, соглашались: ампутация сгнившей руки или ноги – мудрый путь. Естественно, Римская Церковь была телом, а еретик – гнилью.
Сочетание инквизиции и священной войны против ереси в Тулузе покончило с катарами еще до конца XIII века. Доктрина, гласящая, что материя не может обрести спасение, ушла в забвение – до появления Мэри Бейкер Эдди. Вальденсы, которые часто становились жертвами той же инквизиции, выжили в горах Италии и приветствовали Реформацию, когда та разразилась в Европе в XVI столетии.
Выжила и инквизиция, даже несмотря на свой серьезный изъян: способность лишь ампутировать, но не лечить. А те, кто мог исцелять, появились в деревне, среди виноградников, в ста сорока километрах от Рима. В Ассизи родился Джованни Бернардоне; нам он известен под именем святого Франциска Ассизского (1182–1226). Франциск был сыном богатого итальянца, торговца шерстью. Отец мечтал, что его сын станет рыцарем, и Франциск сперва искал славы на военном поприще, но после пленения, болезни и ряда видений решил не исполнять отеческих грез. Разворот был поистине драматичным. До обращения Франциск спокойно пользовался богатством, искал почестей и питал отвращение к болезням – к той же проказе. Но когда он стал подражать Христу, он оставил безопасность, даруемую богатством, вел смиренную жизнь, посвятив ее во благо другим, и обнимал прокаженных. Оставив дом в рваном плаще и подпоясавшись веревкой, снятой с пугала, он бродил по стране с горсткой последователей, просил милостыню у богатых, давал ее бедным и проповедовал радость апостольского нищенства.
В 1209 году Франциск подготовил простой устав для своего маленького братства. В нем главным образом был призыв Христа взять свой крест, слова Спасителя, обращенные к богатому юноше, и те указания, которые дал Иисус, отсылая апостолов в путь. С этим уставом Франциск и его спутники отправились к папе Иннокентию III за одобрением. Сцена была почти в точности такой же, как та, на которой Вальдо в 1179 году предстал перед папой Александром III. Но времена изменились. Иннокентий увидел ошибки, допущенные предшественниками, и разрешил маленькой группе проповедников существовать. Франциск назвал свою группу «меньшими братьями». Мы называем их францисканцами.
Почти изначально Франциск представлял сценой деятельности ордена весь мир. Он пытался добраться в Сирию и Марокко, но помешали неудачи. Потом, в 1219 году, крестоносцы устроили поход в Египет, и у Франциска появился шанс. С одиннадцатью спутниками он направился вместе с армией на Ближний Восток, где безуспешно попытался обратить в христианскую веру египетского султана. Из Египта Франциск отправился в Палестину, где посетил святые места, и прошло больше года, прежде чем он снова увидел Италию.
За время его отсутствия братия изменилась. Некоторые чувствовали, что их стремительный рост требовал более четкой организации, более ясных правил, более строгого надзора. Иные пытались держаться изначальных принципов и подражать Христу в бедности.
Франциск увидел, что ему с этими проблемами не справиться. Он мог явить собой пример, но не был управленцем. И он обратился к папе с просьбой назначить своим советником кардинала Уголино, а вскоре передал управление делами братства одному из сторонников – Пьетро Катанео. «Господь Иисус, – молился он, – я отдаю Тебе обратно семью Твою, которую Ты доверил мне. Тебе ведомо, что нет у меня больше ни сил, ни способностей заботиться о ней». В христианских организациях это обычное дело: один основывает, другой управляет.
Уголино, позже ставший папой римским Григорием IX, безмерно восхищался Франциском. Но прежде всего он был князем Церкви. И в новом ордене он увидел возможность усилить позиции Римской Церкви, особенно там, где их подорвали Арнольд, Вальдо и катары. Ему предстояло преобразить Церковь, наделив францисканцев авторитетом; Франциск хотел преобразить мир, проповедуя смирение, подобное смирению Христа.
В 1223 году папа Гонорий III подтвердил новый устав ордена, разрешивший сложную организацию и сделавший прошение милостыни основополагающей чертой ордена. Так францисканцы присоединились к доминиканцам в великом контрнаступлении нищенствующих монахов. Их оружием были проповеди, доктрина и преданность Богу. Ближе к концу дней Франциска перенесли в Ассизи, и там он умер 3 октября 1226 года, в смирении, песней воздав Богу хвалу.
Франциск был сыном своей эпохи, возлюбленным Госпожи Бедности, но он принадлежит всем христианским столетиям. «На несколько лет, – писал Герберт Уоркмен, – Нагорная проповедь воплотилась в жизнь. Но мечта ушла». Она осталась лишь немногим.
За следующие сто лет францисканцы разделились на конвентуалов, которые позволяли Церкви обладать имуществом, предназначенным для пользования в ордене, и спиритуалов, утверждавших, что неотъемлемым знаком истинной Церкви была совершенная нищета.
Так Госпожа Бедность по-прежнему бросала вызов Церкви богатства и власти. Но, как и мечта Иннокентия III о мировом господстве, она просто не могла воплотиться во всей Церкви на все времена.
Рекомендации к дальнейшему прочтению
Baldwin, Marshall W. The Medieval Church. Ithaca, NY: Cornell University Press, 1953.
Gobry, Ivan. St. Francis Assisi. San Francisco: Ignatius, 2006.
Lambert, Malcolm. Medieval Heresy. New York: Holmes & Meier, 1976.
Runciman, Steven. The Medieval Manichee. London: Cambridge University Press, 1955.
Thompson, Augustine. Francis of Assisi: A New Biography. New York: Cornell University Press, 2012.
Turberville, A. S. Medieval Heresy and the Inquisition. London: Archon, 1964.
Westin, Gunnar. The Free Church through the Ages. Nashville: Broadman, 1958.
Workman, Herbert B. The Evolution of the Monastic Ideal. Boston: Beacon Press, 1962.
22. Спящие и закон необходимостиУпадок папства
Казалось, XIV век взошел над Европой на триумфальной ноте. 22 февраля 1300 года папа Бонифаций VIII, желая торжественно отпраздновать новое столетие от Рождества Христова, объявил юбилей – святой год. То было первое событие подобного рода. Официальная декреталия провозглашала «абсолютное и изобильное прощение всех грехов» тем, кто в течение всего святого года с почтением придет в церкви Святого Петра и Святого Павла. Радостные толпы хлынули в Вечный город.
Почти семь столетий спустя – не хватило лишь четверти века – папа Павел VI повторил слова Бонифация, провозгласив священный год – 1975-й. Павел объявил о «даровании полного отпущения грехов». И, как и в первый священный год, Рим распахнул объятия великому множеству пришедших.
Бонифаций VIII (1294–1303), основатель традиции «священных годов», тяготел к роскоши и церемониалу. Не раз он появлялся перед паломниками в имперском облачении и восклицал: «Я – цезарь! Я – император!» Согласно отчетам, в его папской короне было сорок восемь рубинов, семьдесят два сапфира, сорок пять изумрудов и шестьдесят шесть больших жемчужин. Так почему бы не расщедриться на прощение для духовных странников? Он мог себе это позволить! В церкви Святого Павла, согласно одному хроникеру, от изобилия торжествующих двое священников днем и ночью были заняты, «сгребая граблями в кучу бесконечные горы денег».
Грядущие десятилетия казались Бонифацию безоблачными: два столетия папство пребывало на неоспоримой вершине славы – и религиозной, и политической. У папы был блестящий пример – Иннокентий III, искусно склонявший императоров и королей к своей воле. Естественно, Бонифаций предположил, что и он может продолжить то же самое.
Впрочем, спустя три года после юбилея Бонифацию было суждено умереть, испытав шок от величайшего личного оскорбления, когда-либо нанесенного папе. Даже в то самое время, когда празднующие ликовали на юбилее, силы, ознаменовавшие конец суверенитета средневекового папства, уже пришли в действие.
Но как могло произойти нечто подобное? Почему люди и народы выступили против всемирной власти пап?
Иисус однажды поведал притчу о сеятеле (Мк 4:26–29). Днем и ночью, спал ли сеятель, или бодрствовал, семя пускало ростки и возрастало. Временами сеятель и не знал, как прорастает зерно. Почва просто рождала стебель, потом колос, а в колосе вызревало зерно. Именно на это, сказал Иисус, и походит Царствие Божье.
В Церкви и в мире часто происходят значительные перемены, а люди совершенно о том и не ведают. XIV век был именно таким. Папство продолжало жить по принципу «все как всегда», а важные идеи и общественные силы уже меняли облик христианства. Период с 1300 по 1500 год мы называем эпохой «упадка Средневековья»: поскольку в это время на идею «христианского мира», объединившую тысячелетие с IV по XIV век, велась решительная атака.