Еще до того, как Лютер прибил свои тезисы к вратам церкви, знаменитая группа аристократов в Риме сформировала благочестивое братство, «Ораторий Божественной любви». Их определяющим убеждением было то, что реформы в Церкви и обществе начинаются с преображения отдельной души.
«Ораторий» никогда не был многочисленным – в нем, возможно, было человек пятьдесят, – но обладал неимоверным влиянием. Он подтолкнул реформы в древних монашеских орденах и внес вклад в становление лидеров Католической Церкви, составив для Вселенского Собора планы, в которых предусматривались внутренние преобразования и борьба с ересью. Среди членов «Оратория», впоследствии сыгравших важные роли в истории, были Якопо Садолето, споривший с Кальвином; Реджинальд Поул, пытавшийся вернуть Англию к Риму в дни правления Марии Кровавой; и Джанпьетро Карафа – папа римский Павел IV.
Впрочем, на протяжении 20-х и 30-х годов XVI века Католическая Церковь не предпринимала никаких значительных шагов к реформам. Но почему? Почему она так медлила с ответом на вызов протестантов?
Один простой ответ – политика. Император Карл V и папы вели непрестанную битву за созыв Вселенского Собора, которая тянулась два десятилетия. Лютер призывал созвать Собор еще в 1518 году. Идея получила поддержку немецких властителей и императора, но папы боялись такого собрания. Они слишком хорошо помнили Соборы в Констанце и Базеле. И они знали, что многие в Германии мыслят провести Собор без папы римского.
Столь же важно было и то, что в 20-х и 30-х годах XVI века папы были всецело заняты светскими и политическими делами. Климент VII (1523–1534) – показательный пример. Он считал заботу о Папской области высшим законом, и его страсть к политике вовлекла его в альянс против Карла V, предводителя интересов Габсбургов в Италии. Предательство и вероломство папы привели Карла в ярость, и он угрожал Клименту судом перед лицом Вселенского Собора, если тот не выйдет из союза с Франциском, королем Франции.
Чтобы показать папе, что он не шутит, Карл приказал солдатам идти на Рим. Как оказалось, он получил больше, чем рассчитывал: командиров его войск убили, и грубые и не знающие дисциплины испанские и немецкие наемники, лишенные предводительства, взяли Вечный город штурмом 6 мая 1527 года. Неделями они грабили, рушили и убивали. Папа укрылся в замке Святого Ангела, но наконец был вынужден сдаться, и его бросили в темницу на полгода. Многие считали этот захват Рима наказанием Божьим, ясным призывом к папству – покайтесь и измените пути свои!
Серьезные реформы начались, только когда на папский престол взошел Павел III (1534–1549). Павел казался самым неподходящим кандидатом на роль духовного лидера. У него было три незаконных сына и дочь – четыре поразительных напоминания о том, как сильно он любил удовольствия. Впрочем, разграбление Рима, как кажется, его отрезвило. Он понял: пришло время преобразить Дом Божий – и начал там, где перемена настроений требовалась прежде всего – в Коллегии кардиналов. Он назначил туда нескольких сторонников реформ, среди которых были предводители «Оратория Божественной любви»: Садолето, Поул и Карафа.
Потом Павел назначил девять новых кардиналов в комиссию по проведению реформ. Ее главой стал Гаспаро Контарини – прежде он тоже входил в «Ораторий». Миротворец по характеру, Контарини выступал за примирение с протестантами и за возвращение к апостольской вере.
Глубоко изучив обстановку в Католической Церкви, в 1537 году комиссия издала официальный отчет: «Совет… касательно реформирования Церкви». Как он гласил, беспорядки в Церкви восходили именно к необходимости преобразований. Папская курия оказалась слишком светской. И папы, и кардиналы должны были уделять больше внимания делам духовным и перестать заигрывать с миром. Взятки на «самом верху», злоупотребление продажей индульгенций, уклонение от церковного налога, проституция в Риме – все это и многое другое должно было прекратиться.
Папа Павел принял кое-какие меры, но самым значительным его ответом был созыв Вселенского церковного Собора. После напряженных переговоров он согласился с императором в вопросе о месте встречи: она должна была состояться на севере Италии, в городке под названием Трент (совр. Тренто).
Впрочем, даже после этого Собор не созывали еще много лет: Франциск I делал все что мог, лишь бы не допустить подобного. Одержимый желанием править Европой, он боялся, что Собор только усилит власть Карла. Франциск даже унизился до того, что подстрекал турок выступить против императора. Две войны между Франциском и Карлом задержали созыв Собора до 1545 года – когда прошло почти три десятилетия со времени появления тезисов Лютера.
К 1545 году Рим покорился очарованию новой аскетики. Реформы были на подъеме. Развращенность, царившая в ранние годы правления Павла, уже была неприемлема. Новая строгость папы явно проявилась в создании римской инквизиции и Индекса запрещенных книг – тех трудов, за прочтение которых любой католик рисковал осуждением на вечные муки в аду. В нем были перечислены все книги реформаторов и протестантские Библии. Долгое время даже за владение одной из подобных запретных книг в Испании наказывали смертью. Индекс вели до 1959 года, и в конце концов его запретил папа Павел VI.
Именно в этом, новом и воинственном Риме, папа Павел III одобрил новое Общество Иисуса. Во главе ордена стал Игнатий Лойола. Смелые воины Христа пообещали папе, что отправятся куда угодно по воле его, «и к туркам, и в Новый Свет, и к лютеранам, и к другим, будь то верные или неверные». Они так сказали, и то была правда: иезуиты были похожи на своего генерала-основателя.
Еще мальчишкой Игнатий оставил мрачный родовой замок, стоявший неподалеку от Пиренеев, и отправился ко двору одного из аристократов, приятелей отца. Он не стал избалованным кутилой и проводил свои дни в военных играх или за чтением рыцарских романов, а по ночам его ждали куда менее благородные приключения с девушками из местных.
Но все это было до того, как Игнатий встретил Бога в Манресе. Мартин Лютер вышел из своей духовной борьбы убежденным в том, что человеческая воля порабощена и человек не может себя спасти. Бог, и только Бог, должен даровать человеку свободу. Лойола в той же борьбе поверил в то, что и Бог, и сатана – внешние по отношению к человеку, и человек имеет власть выбирать между ними, а приучив к дисциплине свое воображение – может и укрепить волю так, чтобы выбрать Бога и пути Его.
Например, одно из духовных упражнений Лойолы было нацелено на то, чтобы воплотить в реальности ужасы ада:
Услышьте вопли, и стоны, и богохульные крики против Христа, Господа нашего, и всех святых! Почувствуйте, как пахнет серой, как зловонны разврат и порча! Ощутите на вкус всю горечь слез, тоски и терзаний совести! Пусть коснется вас пламенный жар, что полыхает и сжигает грешников!
Конечно, те же самые приемы можно было использовать, чтобы представить прелесть Рождества или райскую славу. При помощи верной дисциплины воображение могло укрепить волю и научить ее содействовать благодати Божьей.
Лично для Игнатия покорность воле Божьей выражалась в непрестанном образовании. Он поступил в школу в Барселоне, где вместе с мальчишками, бывшими вдвое моложе, учил латынь, а затем приступил к году зубодробительных занятий в университете Алькалы. Из них и родилось убеждение в том, что учение нужно организовать, и только тогда оно будет полезным. Идея постепенно выросла в знаменитый иезуитский учебный план, тяжелый, но исполнимый – классические, гуманитарные и естественные науки.
Игнатий стал столь ревностным евангелистом, что инквизиция не раз ловила его и допрашивала насчет его жизни, учения и богословия. В смятении он покинул Париж, где провел семь лет в университете, и как «мастер Игнатий» собрал вокруг себя первых стойких последователей: то были Петр Фабер, Диего Лаинес, Альфонсо Сальмерон, Симон Родригес, Николас Бобадилья и, прежде всего, молодой испанский аристократ Франциск Ксаверий.
Игнатий разделил с ними свою поразительную программу достижения святости – «Духовные упражнения». В них воплотилась суть его собственных религиозных переживаний, испытанных во время обращения в веру и после него. «Упражнения» предписывали четыре «недели» медитаций, началом которых были размышления о грехе, смерти, Страшном Суде и аде, а после них следовали другие – о жизни, смерти и воскресении Христа.
Игнатий намеревался выстроить путь к достижению духовного идеала: суровое испытание совести, раскаяние и решительное забвение вины после того, как духовный странник обретал прощение Божье. «Упражнения» стали основой духовности каждого иезуита. Позже папы стали назначать их претендентам на духовный сан, а в католических приютах их применяли для групп мирян.
В романе «Портрет художника в юности» Джеймс Джойс пишет, как молодой герой, Стивен Дедал, приходит в ужас от проповеди в аду: «Огненная волна пронеслась, опалив его тело… языки пламени рванулись из черепа». Впрочем, после исповеди «прошлое стало прошлым». Именно так все планировал Игнатий. «Бог не просит ничего невозможного». И его последователи стали великими вестниками возможного.
Итак, в 1540 году папа Павел III одобрил новый религиозный орден – маленькое Общество Иисуса. Как метафорически выразился Игнатий Лойола, членам ордена предстояло стать доблестными воинами Иисуса – мобильными, универсальными, готовыми отправиться куда угодно и выполнить любое задание, которое им давал папа римский. Как признанный орден, они добавили к изначальным обетам бедности и целомудрия традиционный обет послушания вышестоящим и четвертую клятву, выражающую их особую верность папе. Повелевал ими верховный генерал, избираемый пожизненно. И первым на эту роль они выбрали Игнатия.
Цель ордена была проста: вернуть Католической Церкви ту духовную власть и влияние на мир, какими она обладала тремя столетиями ранее, в дни Иннокентия III. Ей подчинялось все. Игнатий твердо верил, что живой Христос пребывал только в организованной Церкви.