ревожил тот же вопрос, какой волновал Христофора Колумба. Как завоевать души туземцев – любовью или силой? Временами победу одерживали храбрые и самоотверженные иезуиты – своей упорной любовью. А порой отряд беспощадных христианских завоевателей силой крестил туземцев, принося им христианство на острие меча.
Корень проблемы был вот в чем. Миссионерам все время приходится искать ответ на вопрос: в чем суть язычества? Что есть многобожие? Камень преткновения на неясном пути человека к познанию истинного Бога? Или организованное и упорное сопротивление человечества евангельской вести? Следует ли христианским посланникам искать доброе в языческих религиях и на этой основе строить христианское общество? Или нужно подавлять и, если необходимо, уничтожать все формы языческой религии, чтобы насадить истинную веру? Один подход мы называем политикой адаптации, другой – политикой завоеваний.
Адаптация или завоевание? Этот выбор, в свою очередь, обусловлен более широким вопросом: как Евангелие соотносится с культурой? Церковь часто пребывает в опасности отождествить Евангелие с какой-либо культурной формой, в которой вера обрела свой дом. И потому миссионеры не смогли адаптироваться к образу жизни иных народов. Они чувствовали, что должны настоять на том выражении веры, к которому привыкли сами.
В апостольский век иудеохристиане сперва ревностно верили в то, что вера идентична древнееврейским ритуалам, заветам и субботам. Лишь когда благая весть вырвалась из иудейских форм, она смогла укорениться в греко-римском мире. То же случилось, когда племена германских захватчиков уничтожили множество инстанций, созданных римским образом жизни. Христианской вере пришлось искать новые пути и обращаться к людям Средних веков. Раннее и Высокое Средневековье было временем миссионеров, преданных своему делу.
Впрочем, в Средние века в христианской Европе развился один важный аспект. Расцвет ислама в VII веке вбил клин между христианами Европы и их единоверцами в Азии и Африке. В исламских странах Северной Африки и Ближнего Востока выжило лишь несколько христианских аванпостов. Христианство почти полностью было ограничено Европой.
Крестовые походы стали судорожной попыткой христианской Европы сломать барьеры ислама военной силой. В Испании и Португалии долго изгоняли мусульман-мавров, и там неверующих чужаков после всего и на дух не переносили. Завоевание и обращение в евангельскую веру медленно переплетались. И разницу распознавали немногие.
Новый век мирового миссионерства совпал с эрой великих открытий. Португальцы и испанцы первыми повернули корабли на юг в середине XV столетия. Вскоре ряды авантюристов-колонизаторов пополнили французы, голландцы и англичане. Португальцы отправились вдоль западного побережья Африки, в 1486 году достигли южной оконечности континента и назвали ее мысом Доброй Надежды. В 1495 году Васко да Гама продолжил плавание вдоль Африки к Азии и первым заметил землю на западе Малабарского берега Индостана. Это место идеально подходило в качестве базы для расширения португальского присутствия на Востоке. Веками арабские купцы покупали в малабарских портах пряности, драгоценные камни, слоновую кость, индийский хлопок и китайские шелка и везли их через Красное море или Персидский залив, а потом по суше через все Средиземноморье. Португальцы поняли, что эти порты были центрами обмена между Востоком и Западом – сердцем восточной торговли.
В самом скором времени португальцы изгнали хрупкие арабские корабли из Индийского океана. Гоа на Малабарском берегу стал центром их торговой империи на Востоке, а потом они двинулись на восток – чтобы основать стратегические базы на Малайском архипелаге и Молуккских островах. К 1516 году они достигли Китая, а к 1543-му – Японии.
Португальцы, в отличие от испанцев, не пытались устраивать масштабной колонизации и завоеваний. Их не интересовали земля и золото. Они хотели монополию на торговлю – а это означало власть над морями.
И португальские порты выросли вдоль побережий Западной Африки, в Конго и Анголе, в Индии и Цейлоне, в Бразилии, Мозамбике и Малайе. А в каждом торговом поселении появлялись маленькие католические церкви.
Испанцы тем временем шли вслед за открытиями Колумба. Рыжий генуэзец совершил еще три плавания в Новый Свет в напрасной попытке найти путь на азиатский континент. Во второе плавание он взял семнадцать кораблей и команду из полутора тысяч матросов. И на Гаити он нашел золото – много золота.
Пройдя вдоль берега Кубы, которую он принял за Южный Китай, Колумб поплыл обратно в Испанию. Несмотря на обет молчания, магическое слово золото прозвучало и в родной стране – и началась самая яростная золотая лихорадка в истории.
За пятьдесят лет с того дня, как был открыт Сан-Сальвадор, испанцы разграбили и завоевали Новый Свет от Калифорнии до окраин Южной Америки. Деяния этих смелых и жестоких покорителей оставили в наших словарях слово конкистадоры. К 1521 году Эрнан Кортес с конным войском, броней и порохом уничтожил древнюю империю ацтеков в Мексике, а к 1533 году Франсиско Писарро вероломно убил Атауальпу, императора инков, и поверг некогда могучую империю на колени.
Все это, стоит заметить, случилось во времена Мартина Лютера. Именно перед Карлом V, преемником Фердинанда и Изабеллы и наследником неимоверного богатства Нового Света, Лютер стоял на Вормсском рейхстаге. И пока Карл боролся за то, чтобы не позволить Германии выскользнуть из его имперской хватки в руки протестантов, он утешался видом испанских кораблей, нагруженных богатствами Вест-Индии и Мексики.
Впрочем, эта великая мировая авантюра была не просто гонкой за пряностями и золотом. Глубоко в душе португальских купцов и испанских конкистадоров пребывало рвение расширить владения святой веры, католической веры их отцов. И доминиканцы, францисканцы, августинцы или иезуиты плыли почти на каждом корабле – и желали обратить язычников в веру столь же сильно, как капитан желал найти новый порт для торговли.
Многие из этих монахов приносили огромные жертвы. Морские путешествия были опасны, и никаких «увольнительных» никто не давал. Из 376 иезуитов, которые отправились в Китай с 1581 по 1712 год, 127 умерли в пути.
Благодаря таким людям в XVI веке, когда Европа раскололась на католиков и протестантов, христианство стало по-новому вселенским. Именно когда стало болезненно очевидно, что католический больше не означает единый, христианская вера стала «католической» – вселенской – в миссионерском обращении к далеким народам. Чтобы избежать соперничества между Испанией и Португалией, папа римский начертил линию на карте от Северного полюса до Южного, чуть к западу от Азорских островов. Все к западу от этой границы, сказал он, принадлежит Испании; все, что к востоку – Португалии. Это и объясняет, почему в современной Бразилии говорят на португальском, а в остальной Латинской Америке – на испанском.
С позволения папы короли Португалии и Испании несли ответственность за обращение в евангельскую веру всех стран, завоеванных их солдатами. Католическая Церковь ожидала, что властители вышлют миссионеров и поддержат их и в Индии, и в Перу. Монархи обладали привилегией власти над миссионерами и могли назначать епископов для управления своими недавно крещенными подданными.
В основе этой новой миссионерской эры лежала идея о расширении образа христианского властителя – божественно назначенного предводителя своего народа, от которого ждали, что он устранит со своей земли все знаки идолопоклонства и приведет своих подданных к воцарению Христа через святую Католическую Церковь.
Возможно, яростная природа испанских экспедиций коренится в ревностной преданности испанцев Матери-Церкви и в проникновении воинствующего ислама в Испанию. К сожалению, экспедиции приняли яростный фанатизм крестовых походов. Тот же Кортес, безжалостный покоритель Мексики, был предан Деве Марии и всегда хранил при себе ее статуэтку. Он много молился и каждый день бывал на мессе. На одном флаге он велел изобразить крест, на другом – образ Девы Марии…
Изначальная политика испанцев по отношению к индейцам, так называемая энкомьенда, даровала испанским колонистам то или иное число индейцев – для работы на рудниках и плантациях завоевателей. За свои труды индейцы получали защиту и наставление в святой вере. Поскольку они были виновны в великих преступлениях – человеческих жертвоприношениях и идолопоклонстве, – испанцы считали, что должны остановить это варварство. И война с индейцами для них была праведной – как война Израиля с безбожным Ханааном. В 1531 году епископ Сумарраги писал из Мексики о том, что испанцы уничтожили больше пяти сотен храмов и двадцать тысяч идолов.
Одним из защитников угнетенных индейцев был Бартоломе де Лас Касас. Его отец сопровождал Колумба в том давнем втором плавании в Вест-Индию. Сперва Бартоломе столь же ревностно следовал идеям христианского империализма, как и любой другой испанец в Вест-Индии или Мексике. Впрочем, ближе к сорока годам он пережил духовное обращение и принял священный сан – то был первый такой случай в Новом Свете. Его стали терзать муки совести. В проповеди перед губернатором и предводителями колонизаторов он обличил жестокости, которые видел вокруг. Как мог христианский Бог устроить все так, что жестокость стала орудием обращения в веру?
Лас Касас столкнулся с повсеместным сопротивлением; многие сочли его мечтателем и угрозой Испании. Иные миссионеры утверждали, что дикие и варварские народы не могли прийти к вере, если силой не показать им ложность их путей. Другие колонисты настаивали на том, что Лас Касас, выступая против энкомьенды, может привести колонии к экономическому краху.
Однако Лас Касас упорствовал в своих взглядах. Он совершил четырнадцать миссионерских странствий по Атлантике, стремясь побудить испанских властителей рассмотреть иной путь к обращению индейцев в христианскую веру. Отчасти благодаря его мольбам Карл V в 1542 году издал ряд указов, «Новые законы», которые смягчили суровость