лились по вопросу о форме Церкви. С одной стороны были пресвитериане, с другой – индепенденты (или конгрегационалисты). Впрочем, единые в ненависти к архиепископу Лоду, парламентарии преуспели в том, что привели того на суд и отрубили ему голову.
Карл попытался покарать глав оппозиции, но тут разразилась гражданская война. Роялисты оставили Лондон, примкнули к защитникам короля, и парламент наконец-то получил свободу провести реформы в Церкви, которых всегда желали пуритане. В Вестминстер были созваны десятки пуританских богословов. Им поручили создать новые формы богослужения и новую форму церковного управления для Церкви Англии.
Вестминстерская ассамблея, заседавшая с 1643 по 1649 год, издала Вестминстерское исповедание веры, – призванное взамен «Тридцати девяти статей», – а также Большой и Малый катехизисы для использования в церквях. Уже одни эти писания сделали ассамблею одним из самых важных собраний в христианской истории. Многие ортодоксальные пресвитериане и конгрегационалисты используют эти документы до сих пор.
В 1645 году парламент распорядился создать по всей стране пресвитерии и избрать старейшин для церквей. Впрочем, система так и не обрела полную силу: парламент никогда не правил всей страной, и даже когда король был повержен, властью завладела армия.
Война сама собой выдвинула на первый план одну из господствующих фигур в христианской истории – сквайра-помещика по имени Оливер Кромвель (1599–1658). В роли командира полка на службе парламентских войск он проявил себя военным гением. Его полк, «железнобокие», не потерпел ни одного поражения, отчасти потому, что Кромвель внушил своим солдатам чувство долга и христианской миссии.
Со временем взошедшая звезда Кромвеля привела его к главенству над Армией нового образца – войсками численностью в 21 тысячу человек, считавших свою роль в английской истории призывом Божьим. В их глазах война была пуританским крестовым походом против врагов праведности. Справедливая цель оправдывала средство ее достижения – насилие. Именно поэтому Армия молилась перед битвами и рвалась в бой с пением христианских гимнов.
К концу 1646 года армия Кромвеля заставила Карла сложить оружие. Еще два года король пытался столкнуть друг с другом своих врагов: пресвитериан, под чьим контролем находился парламент, и индепендентов, господствовавших в армии. Он преуспел: внес разлад в парламент и тайно заключил союз с шотландцами. Но в Армии яростно восстали против Карла, и в 1648 году война началась снова.
На этот раз Армия разбила союзников короля, пресвитериан выгнали из Палаты общин, и так называемое Охвостье, остаток парламента и послушное орудие Армии, учредило верховный суд – и судило короля. В январе 1649 года Карл взошел на эшафот в Лондоне, перед королевским дворцом Уайт-холл, и перед собравшейся толпой его казнили.
Это был опрометчивый шаг – явный знак того, что пуритане теряли власть. Ведь теперь роялисты получили их собственного мученика. А века королевской традиции в Англии не могли стереть даже Божьи святые.
Реформация в Англии
Вскоре после казни Карла появился портрет, который, по уверениям, запечатлел последние часы его жизни. Король стоял на коленях у стола, на котором покоилась Библия. Королевская корона лежала на полу. В правой руке короля был терновый венец, а взгляд его был устремлен вверх, к небесной славе.
Портрет расходился очень широко, а чувства, которые ему сопутствовали, срывали с пуританства маски с такой силой, как не смогла бы ни одна битва. Из короля, казненного восставшими, Карл превратился в мученика, преследуемого фанатиками. И англичане запомнили пуритан именно как фанатиков.
Впрочем, Армия святых сказала свое слово. Устранив Палату лордов, Палата общин провозгласила Англию республикой – Содружеством. Но в 1653 году Армия, все еще не доверяя парламенту, отвергла Содружество и установила форму правления, названную Протекторатом. Кромвель принял титул лорда-протектора и практически стал военным диктатором Англии.
В попытке решить религиозные проблемы нации лорд-протектор даровал свободу самым разным группам, выросшим на религиозном ландшафте: то были пресвитериане, индепенденты, баптисты, квакеры, левеллеры… К сожалению, эта задача оказалась ему не по силам, и последние три года его жизни были полны разочарований и невзгод. В 1658 году, когда он умер, вместе с ним в Англии умерло и правление святых. Не прошло и двух лет, как страна приветствовала возвращение монархии, а вместе с королем пришли и епископы. Впрочем, по ту сторону Атлантики десятки тысяч святых счастливо поселились в Новой Англии, где благочестиво возводили Царство Божье в американской глуши.
Рекомендации к дальнейшему прочтению
*Bebbington, David. Baptists through the Centuries: A History of a Global People. Waco, TX: Baylor Press, 2010.
*Brackney, William H. The Baptists. Westport, CT: Praeger, 1995.
Haller, William. The Rise of Puritanism. New York: Harper & Brothers, 1938.
Morgan, Edmund S. Visible Saints: The History of a Puritan Idea. Ithaca, NY: Cornell University Press, 1963.
Rutman, Darrett B. American Puritanism. Philadelphia: Lippincott, 1970.
Simpson, Alan. Puritanism in Old and New England. Chicago: University of Chicago Press, 1955.
Torbet, Robert G. A History of the Baptists. Philadelphia: Judson Press, 1963.
Walkins, Owen G. The Puritan Experience. New York: Schocken, 1972.
31. Мы не умрем за старую идеюДеноминации
На протяжении десятилетий критики клеймили их «скандалом», «язвой», «групповщиной», «системой каст» – но деноминации были и остаются исходной вехой современного христианства.
Критика понятна. Любой христианин, читающий Новый Завет, чувствует разницу между верой апостолов и христианством наших дней. Скажем, апостол Павел говорит о Церкви как о храме Божьем, едином в преданности Господу Иисусу Христу. А в наши дни – один цирк шапито: культы, секты, конфессии и всевозможные «-измы». В глубине души мы чувствуем, что так не должно быть, и христианству не следует быть столь разделенным – но это так.
Почему? Как деноминации стали главным выражением христианства в современности?
Ответ, по крайней мере отчасти, довольно прост. Христиане разделены, поскольку им дана свобода различаться. В прежние века у них такого права не было. Можно проклинать деноминации или пытаться их игнорировать, но в ближайшее время они точно не исчезнут: цена их устранения больше, нежели все мы готовы заплатить. Нас шокирует этот плод современного христианства, но мало кто хочет класть секиру при корне дерев.
Эпоха Реформации (1517–1648) окончилась не внезапно, и век Разума и Пробуждения не появился в мгновение ока, как можно предположить, глядя на исторические даты – но времена меняются, и одним из знаменательных отличий между XVI и XVII веками было принятие религиозных различий.
Часто мы слышим: «Я не разделяю ваших убеждений, но готов умереть за ваше право их высказывать». И христиане наших дней, даже порой не зная, откуда пошел этот расхожий манифест, проникаются вложенным в него чувством – и принимают его не потому, что он христианский, но потому, что он современный.
Возможно, реплика, процитированная выше, принадлежит Вольтеру (1694–1778), гордому и самодостаточному гуманисту эпохи Просвещения. Ни Мартин Лютер, ни Игнатий Лойола никогда бы такого не произнесли: ни один из них в это не верил. В воззрениях Реформации инакомыслие не было ни христианской добродетелью, ни правом человека. Реформаторы столь же решительно, как и католики, подавляли инакомыслие.
Так было потому, что обе стороны верили: христианская истина скрепляет общество. Она была орудием власти – и ею владела только одна из сторон. Идея о том, что Слово Божье может пребывать по обе стороны от поля боя, была революционной, и ее услышали только тогда, когда бойцы в обоих лагерях пали от усталости.
В 40-х и 50-х годах XVI столетия, когда и протестанты, и католики все еще верили в единый «христианский мир», сражения князей-лютеран и католических имперских сил завели Германию в патовое положение. Стороны, заключившие Аугсбургский религиозный мир (1555), перестали сражаться только после того, как приняли территориальный принцип: в каждой области правитель мог решать, какую веру исповедовать его подданным, католическую – или лютеранскую.
Этот компромисс был побочным итогом идеи о христианском властителе – и стал гарантией того, что определенное число людей смогло почитать Бога согласно своим убеждениям, но, кроме того, он признавал право князя преследовать тех, кто оказывался в стане несогласных. Это привело к страданиям и бедам для многих невинных, чьим единственным неповиновением было религиозное инакомыслие.
Принцип территориальности был глашатаем приближавшейся гибели «христианского мира». Один христианский князь на маленькой территории мог повелеть подданным исповедовать одну веру, а другой правитель, в десятке километров, мог издать указ, предписывающий верить по-другому, – и удар наносился по самым основам христианской истины, а христианское общество рассыпалось в руины.
Конечно, новым идеям предшествовали события. По всей Европе полыхали войны. И все новые области устраивали жизнь по древней идее: одна страна – одна вера.
С 1562 по 1598 год Франция страдала от гражданских войн между католиками и французскими кальвинистами (гугенотами). Когда обе стороны истощили силы, они согласились на территориальный компромисс, заверенный Нантским эдиктом (1598). Гугеноты получали свободу вероисповедания и политический контроль над определенными частями страны, а католичество оставалось официальной религией государства и продолжало господствовать над большей частью нации.