В Галле Франке учредил ряд духовных и общественных служений. Главные центры служения пиетистов сосредоточились в университете. Франке так сострадал брошенным, что открыл школу для бедных, устроил сиротский приют и купил таверну с прилегающим участком, чтобы снести ее и построить больницу. Еще он возвел латинскую школу для одаренных мальчиков, вдовий дом, дом для девиц, благотворительный медпункт, книжный склад, типографию и библейское общество. И когда король Дании Фредерик IV в 1705 году захотел основать в Индии одну из самых первых протестантских миссий, своих первых миссионеров он нашел именно среди тех, кто учился у Франке в Галле.
На позднем этапе пиетизма господствует граф фон Цинцендорф (1700–1760), пылкий и эмоциональный человек, веривший в то, что знаком истинного христианства является простая, детская вера в кровь Иисуса. В ярких, почти эротических образах он воспевал связь души с Христом.
Цинцендорф был внуком аристократа, покинувшего Австрию по религиозным убеждениям. Когда отец юного Николая умер, а мать снова вышла замуж, воспитанием мальчика начала заниматься горячо религиозная бабушка, которую восхищали пиетисты Галле. Николай три года изучал право в Виттенбергском университете, но его душу всегда влекло к священству.
Возможность пришла, откуда ее совершенно не ждали – от остатков старого движения гуситов, Чешских братьев (Unitas Fratrum). Братство процветало в Богемии и Моравии во времена Реформации, но было почти уничтожено в годы Тридцатилетней войны и подверглось суровым гонениям. Их возродил Кристиан Давид, моравский плотник, и они, стремясь найти приют в протестантских землях, обрели его во владениях Цинцендорфа, где Давид в 1722 году создал общину, названную Гернгут, «Стража Господня». Цинцендорф вошел в общину, и вскоре к ним стали приходить самые разные религиозные люди. Моравские братья грезили о городе, населенном лишь христианами, отделенном от мира, настоящем «сообществе святых». То было свободное и общинное монашество, без целибата. Но, как монахи, гернгутеры стремились к христианской жизни в особенно благодатных условиях и вдали от более сильных искушений.
С 1727 года Цинцендорф был ангелом-хранителем Гернгута. Десять лет спустя его официально возвели в сан в реорганизованной Моравской церкви – или, как они предпочитали себя называть, в церкви Единых братьев. Цинцендорфа всегда влекло к миссионерству, и в итоге Моравские братья стали первой в истории крупной миссионерской силой среди протестантов.
В 1731 году, приехав в Копенгаген, датскую столицу, на коронацию Кристиана VI, Цинцендорф встретил чернокожего из датских владений в Вест-Индии и был поражен, услышав о нуждах порабощенных. Как результат, в 1732 году «первые ласточки» из армии моравских миссионеров, Леонард Добер и Давид Ницшман, отправились из Гернгута на остров Сент-Томас. Вскоре начали быстро возникать и другие миссии: в Гренландии и Лапландии, у американских индейцев в Джорджии, на побережье африканской Гвинеи, у готтентотов в Южной Африке, в южноамериканской Гвиане, на Цейлоне и в Алжире.
В душе Цинцендорфа, как и почти у всех, сплетались свет и тень. Он был склонен к сентиментальной религии. И все же некоторые из его чувственных гимнов были приняты во многих церквях – скажем, вот этот: «Пока мы свой покой не заслужили, ведет нас Иисус до той поры». Мало кто проявлял такое ревнование по Иисусу, и Цинцендорф явил истинную суть своего нрава, когда провозгласил перед гернгутерами: «У меня только одна страсть – Он, и никто, кроме Него».
Пиетизм дал невероятно много не только немецкому народу, но и всему мировому христианству. В церквях XVIII столетия он сместил акценты с алчного соперничества на заботу о душах. Он сделал проповедь и пастырское посещение главными заботами протестантского служения. Он в высшей степени обогатил протестантскую музыку и подчеркнул, сколь важную роль играют духовные миряне в возрожденной Церкви. Возможно, его величайшим наследием был акцент на маленьких группах и ревностном изучении Священного Писания. Собрания в церквях не всегда позволяли в достаточной мере изучить Библию. А в небольших группах стремились к более полному ее познанию – и поощряли всех читать Священное Писание наедине с собой, а службы совершать вместе. Каждый ученик учился по своей Библии; группы размышляли над словом или мыслью из Священного Писания, а верно выбранный гимн усиливал каждодневные размышления над строками.
И все эти акценты поддерживала главная тема пиетизма: обновление. И не обновление богословской доктрины – а обновление как неотъемлемое личное переживание христиан. Они верили в то, что это духовное возрождение и есть воплощение протестантской Реформации. В глубине нашего сердца христианская доктрина становилась христианской реальностью.
Тот в высшей степени личный образ, в котором пиетисты описывали возрождение, часто превращал христианство в драму человеческой души. Наше сердце становилось сценой отчаянной борьбы между силами добра и зла.
В этом смысле пиетизм был источником всех современных «возрождений». Благодаря ему опыт новой жизни во Христе стал главной сутью христианской благой вести и христианского служения. А современное евангелическое христианство без веяний пиетизма и не представить.
Евангелические христиане унаследовали от пиетизма две важных черты. Первой из них стала чувственность. Чувства играли в религиозной жизни пиетиста столь важную роль, что разум оказывался под угрозой. А поскольку разум не мог измерить тайны наших судеб, нести суть веры оставалось только чувствам. И потому пиетизм мало что мог сказать о месте Бога в природе или человеческой истории – и не мог оказать сколь-либо заметного сопротивления секуляризму. Евангелические христиане часто становились жертвой той же самой слабости.
Во-вторых, пиетизм принял существование института Церкви. Он не нападал на нее открыто. Но он сместил то, что было жизненно важным для христианства – «рождение заново» и духовную жизнь – с традиционных государственных церквей на тесные группы: братства или добровольные сообщества верующих. В Соединенных Штатах, где никакая государственная Церковь не властвовала никогда, евангелические христиане заключили союз с деноминациональным представлением о Церкви и просто множили религиозные движения, делая акцент на евангельской вести или каком-либо аспекте христианской жизни.
Так что пиетизм живет и здравствует, и не только среди Моравских братьев, но и в более широком сообществе евангелических христиан – духовных наследников Джона Уэсли и Джорджа Уайтфилда.
Рекомендации к дальнейшему прочтению
Brown, Dale. Understanding Pietism. Revised Edition. Nappanee, IN: Evangel Publishing House, 1996.
Cailliet, Emile. Pascal: The Emergence of Genius. New York: Harper & Brothers, 1961.
Groothuis, Douglas. On Pascal. Melbourne: Thomson/Wadsworth, 2003.
*Hammond, James. The Cambridge Companion to Pascal. Cambridge: New York, 2003.
McGiffert, A. C. Protestant Thought Before Kant. New York: Harper & Brothers, 1961.
McNeill, John T. Modern Christian Movements. New York: Harper & Row, 1954.
*O’Connell, Marvin. Blaise Pascal: Reasons of the Heart. Grand Rapids: Eerdmans, 1997.
*Shantz, Douglas H. An Introduction to German Pietism: Protestant Renewal at the Dawn of Modern Europe. Baltimore. MD: Johns Hopkins, 2013.
Stoeffler, F. Ernest. The Rise of Evangelical Pietism. Leiden: E. J. Brill, 1965.
34. Головня из огняУэсли и методизм
К концу января 1736 года корабль «Симмондс», идущий в Саванну, штат Джорджия, заплыл в область сильных атлантических штормов. Ревел, сотрясая хрупкий кораблик, страшный ветер, волны прокатывались по палубе…
Молодой англиканский священник на борту застыл в страхе. Джон Уэсли проповедовал Евангелие вечного спасения другим – но сам боялся умереть. Однако он был глубоко потрясен группой Моравских братьев из Гернгута. Волны захлестывали палубу, грот был разодран на лоскуты, а братья спокойно пели псалмы Богу.
После Уэсли спросил одного из немцев, боялся ли тот.
«Нет», – ответил он.
«А ваши женщины и дети?» – спросил Уэсли.
«Нет, – сказал гернгутер, – наши женщины и дети не боятся умереть».
«И это, – писал Уэсли в дневнике, – был самый славный день в моей жизни»
В тот славный день Уэсли совершенно не подходил на роль предводителя того духовного пробуждения, которому вскоре предстояло потрясти Англию до самых основ. Да, он был благочестив. Но его благочестие еще не обрело силы.
Век Разума стал свидетелем яркого и драматичного духовного возрождения в западном христианстве – евангельского пробуждения. Его предводителей связывали и личные узы. Самые заметные изменения претерпели три области: в Германии расцвел пиетизм, на Британских островах проповедовали методисты, а в американских колониях шло Великое Пробуждение.
Методистское возрождение в Англии не только покажет нам исток самой деноминации методистов (в наши дни их более двадцати миллионов), но и суть движения, которое мы называем евангелическим христианством. Кем были эти евангелические христиане, они же евангелики? И как они стали столь важны для христианской истории?
Их важным крылом были те самые пиетисты, Моравские братья, что плыли в Джорджию вместе с Уэсли и пели на корабле. Впрочем, в основном евангелики происходили из Великобритании и ее колоний.
В 1730-х годах по Америке, Шотландии, Уэльсу и Англии словно пронеслась волна – и очень многие вдруг возжелали проявить «апостольское попечение» и проповедовать Евангелие необращенным. Джонатан Эдвардс в Нортгемптоне, штат Массачусетс; Эбенезер Эрскин и Ральф Эрскин в Шотландии; Хауэлл Харрис в Уэльсе; и Джордж Уайтфилд в Англии – все они предшествовали Джону Уэсли в евангельском пробуждении.