итать отчет Джонатана Эдвардса о недавних обращениях в веру в Нортгемптоне, штат Массачусетс. И эти строки поразили Уэсли в самое сердце с неимоверной силой. Так Великое Пробуждение в Новой Англии возродило Уэсли, пребывавшего в Англии изначальной. Несколько недель он был охвачен схожим движением Духа. А началось все в тот день, когда он получил удивительное приглашение от члена Святого Клуба.
Джордж Уайтфилд, на девять лет моложе Джона Уэсли, последовал за ним в Джорджию в 1738 году, но в том же году вернулся обратно принять рукоположение – посвящение в сан. Ему не хватало одной лишь кафедры, он стремился достичь народа – и в феврале 1739 года, прямо в полях под Бристолем, начал проповедовать рудокопам, которые редко осмеливались войти в церковь или не хотели туда идти. Его ясный и сильный голос, его пылкое красноречие так тронуло этих суровых усталых людей, что он видел, как «слезы оставляли белые желобки» на их почерневших щеках, когда они выходили из угольных ям.
Проповедь Уайтфилда была незабываема. В потрясающих образах он являл слушателям боль греха и ужасы ада и со слезами на глазах описывал любовь Христа, пока люди не начинали кричать, умоляя о прощении. «Я бы дал сто гиней, – сказал актер Дэвид Гаррик, – за талант восклицать “О!”, как мистер Уайтфилд».
И когда суровые бристольские шахтеры в огромном числе стали молиться о милости Божьей, Уайтфилд призвал Уэсли последовать за ним в поля. Джон знал, что не может сравниться с Уайтфилдом в красноречии. Он говорил, как оксфордский ученый и джентльмен. Но он не решался главным образом потому, что никогда не мечтал проповедовать под небом. «Я всю жизнь был так упрям во всем, что хоть как-то касалось приличий и порядка, – писал он, – что мне, похоже, пришла мысль, будто спасать души вне Церкви – это почти что грех».
Вопреки сопротивлению Чарльза, своего брата, Джон, хоть и с неохотой, решил отправиться в Бристоль – скорее как мученик, чем как радостный вестник. Но «головню от огня» пронесли к ее истинной жизненной миссии. Уэсли проповедовал перед трехтысячным собранием людей прямо под небом – и их отклик был поразителен. Здесь, как и в Новой Англии, обращались в веру! Методистское возрождение началось!
Это впечатляло и Уэсли. Прежде его переполняли страхи, неуверенность, чувство того, что все его попытки тщетны. После Бристоля он стал «горящей головней» для Бога.
Питер Болдер призвал его «проповедовать веру, пока не уверуете, а потом будете проповедовать, потому что уверовали». На Олдерсгейт-стрит он перешел от мнимой веры к настоящей, от надежды – к обладанию. Эдвардс и Уайтфилд показали ему, что Слово, верно проповедованное, дает зримый плод. И теперь он сам видел урожай таких плодов! Он проповедовал веру, пока та не появлялась у других. И теперь его собственная вера подтверждалась их верой!
После той весны 1739 года в Бристоле Уэсли начал распространять Евангелие среди бедных – там, где были готовы его слушать. В июне он написал: «Я смотрю на весь мир как на свой приход. И долг, возложенный на меня – объявить всем, кто желает услышать, радостную весть о спасении».
Он проповедовал заключенным в тюрьмах, путникам в гостиницах; на кораблях, идущих в Ирландию. В естественном амфитеатре в Корнуолле он проповедовал перед лицом тридцати тысяч человек, а когда ему отказали в праве произнести проповедь в церкви Эпворта, он проповедовал сотням на церковном дворе, стоя на плите у могилы отца. В своем дневнике за 28 июня 1774 года Уэсли утверждает, что в год он проходил минимум 7200 километров. Значит, за свою жизнь он должен был пройти 400 тысяч километров – он десять раз обошел вокруг света! Он путешествовал в основном верхом, и вскоре научился достаточно хорошо управляться с лошадью, чтобы читать книгу или готовиться к проповеди по пути в следующий город.
В первые годы путешествия Уэсли толпы не всегда были дружелюбными. В проповедника кидали камни, да и не только камни, иногда его била толпа или банды, подстрекаемые враждебным сквайром или пастором. Но Уэсли не боялся никого. Обладавший неким странным магнетизмом, он восхищал разгневанных людей. Со временем насилие утихло. А незадолго до смерти проповедника выпустили немало фарфоровых статуэток и памятных сувениров с его изображением: их раскупали очень быстро.
В 1751 году Уэсли женился на Молли Вазелль, вдове лондонского торговца, которая вылечила его после падения на льду. С ним было нелегко жить. Два года она пыталась делить с ним его вечные разъезды, но ее здоровье слабело, и она, не выдержав, бросила его. Еще в 1777 году Уэсли хотел с ней примириться, но в 1781 году, когда Молли умерла, он не знал о ее смерти и не присутствовал на похоронах. Он просто был женат на своей миссии.
В неутомимой проповеди Уэсли подчеркивал то, что мы сейчас называем верованиями арминианцев; больше из значимых предводителей Пробуждения так никто не поступал. Название «арминианцы» произошло от имени Якоба Арминия (1560–1609), голландского профессора, который пытался изменить современный ему кальвинизм. Уэсли не чувствовал особого долга перед Арминием, но решительно выступил против доктрины предопределения Кальвина. Он считал, что в свете таких убеждений Бог кажется деспотом. Но Бог желает спасения всех! Это люди могут обрести божественную благодать – или отказаться от нее!
Это убеждение поставило под угрозу его дружбу с Уайтфилдом. Уайтфилд защищал доктрину предопределения, потому что та подчеркивала суверенную власть Бога. Он считал, что «арминианство» Уэсли притупило крайне важное чувство греха и поставило под угрозу жизненную идею всемогущего Бога.
Оба стремились содействовать Пробуждению – и согласились взаимно уважать взгляды друг друга. В проповеди на похоронах Уайтфилда в 1770 году Уэсли говорил о «самой щедрой и нежной дружбе евангельских христиан». Но противоречие привело к тому, что методисты разделились на два лагеря: вслед за Уэсли возникли арминианские общины, а вслед за Уайтфилдом – кальвинистские.
Уайтфилд не особенно стремился к организации. А вот Уэсли был административным гением. Общины его последователей-методистов появились во всей Англии, Ирландии и Уэльсе. Нет, это еще не были приходы в том смысле, в каком мы понимаем их сейчас. Верующие в массе своей принадлежали к Церкви Англии, и Уэсли призывал их в приходские церкви для богослужения и причастия. Он все еще был набожным церковником из приходского дома Эпворта. Но его обращенные обрели свои христианские переживания в методистских общинах, где исповедовали грехи друг другу, подчинялись порядку, установленному предводителем, молились и пели.
Чарльз Уэсли, познавший всепрощающую Божью благодать за три дня до Джона, написал более семи тысяч гимнов и евангельских песен для методистских собраний. Возможно, его самым любимым был гимн «О Иисус, возлюбленный души моей». Его пели в обществах по всей Британии и Америке. Некоторые историки даже считают, что гимны Чарльза – величайшее наследие Пробуждения.
По примеру Моравских братьев Джон разделил общины на более мелкие группы примерно по двенадцать человек – классов. Термин происходил от латинского classis, «разделение», без намеков на школу. Сперва Уэсли использовал их для финансовой поддержки: пенни в неделю за работу. Но вскоре он понял: тот, кто собирал подати, мог служить и духовным наставником паствы, а ученики в классах могли вдохновлять друг друга и рассказывать о своем христианском опыте. Результатом стала «классная встреча» ради свидетельства, молитвы и духовного ободрения, очень удачно найденный элемент методистского Пробуждения.
Дело развивалось, и Уэсли решил нанять мирян из общин и классов – проповедовать и помогать. Он предусмотрительно не называл их священниками и отказывал им в любых полномочиях совершать таинства. Они были, по его словам, его личными помощниками, связанными с ним единым делом, – сам он держал ответ перед Церковью Англии.
К 1744 году он счел, что личную связь со всеми этими проповедниками уже не поддержать. У него было несколько рукоположенных коллег и еще меньше проповедников-мирян, и именно их Уэсли созвал на Ежегодную конференцию. Это собрание помогало формировать политику и доктрину движения – но всегда в согласии с решениями Уэсли.
Помощники были для него неким «ополчением». Он часто заставлял их менять места деятельности, но общая задача, как он настаивал, оставалась одна: обращение людей в евангельскую веру и христианское воспитание. «Мы смотрим на себя не как творцы или главы некоей секты или партии – мысль эта невероятно далека от всех нас, – но как на посланников Бога к тем, кто является христианами по имени, но язычниками в сердце и жизни, и наша цель – призвать их обратно к тому, от чего они пали, к истинному, подлинному христианству».
Так к 1748 году «люди, называемые методистами», подобно пиетистам в Германии, стали церковью в Церкви. Еще сорок лет Уэсли противился и давлению сторонников, и обвинениям со стороны англиканских епископов, предполагавших, будто он отделился от господствующей Церкви. «Я живу и умираю, – сказал он, – как верный сын Церкви Англии».
Однако к концу его дней нужды методистов в Америке привели к тому, что он сделал значительные шаги к разделению. Задолго до американских воззваний к «свободе» Уэсли послал Фрэнсиса Эсбери в колонии, и работа возросла. В 1773 году в Филадельфии состоялась первая американская методистская конференция, но общинам требовались рукоположенные лидеры. Призывы Уэсли к епископу Лондонскому оказались бесплодны, и он взял дело в свои руки.
Уэсли решил назначить двух своих проповедников-мирян, Ричарда Уоткоста и Томаса Вэйси, для служения в Америке: им предстояло поручить руководство американскими методистами доктору Томасу Коуку. Это было серьезным нарушением англиканской политики. Методистская церковь в Америке стала новой, отдельной деноминацией, когда на Рождественской конференции в Балтиморе в 1784 году Коук и Фрэнсис Эсбери были избраны ее предводителями.