Верующих тревожили некоторые критические выводы. Одни критики считали, что книги Моисеевы на самом деле сочинялись много веков и включали в себя четыре великих литературных традиции, которые смешивались в течение истории Израиля. Другие высказывали мнение о том, что некоторые пророчества казались истинными лишь по той причине, что были написаны после того, как свершились события, «предсказанные» в них. Третьи подвергали сомнению точность Евангелий – особенно Евангелия от Иоанна. Одной из центральных проблем «высокой» критики был поиск «исторического Иисуса». Критики предполагали, что Иисус, живший в истории, отличался от того Иисуса, чей портрет мы находим в Евангелиях. Они допускали, что ранняя Церковь и авторы Евангелий многое добавили к библейскому повествованию – и теперь предстоит отделить истинные изречения и деяния Иисуса от более поздних внесений.
Давид Штраус (1809–1874) отверг прежние подходы. Он считал, что уже невозможно принять как чисто сверхъестественные воззрения, так и рациональный подход, призванный «сохранить лицо». Рационалисты считали, что при прочтении можно было найти разумные объяснения чудес Иисуса, которых не поняли авторы Евангелий: скажем, Иисус ходил не по воде, а по дамбе. И равно так же был слаб аргумент о том, что евангелисты осознанно обманывали, создавая историю Иисуса. Штраус утверждал, что образ Иисуса в Евангелиях отражает мифологические воззрения древних.
Мифы! Мифы были движущей силой, при помощи которой древние народы пытались отразить в памяти великих людей и события! И знание о том, что тогда сам мир понимался сквозь призму мифов, позволяло читателям проникнуть в суть и получить доступ к важным идеям, заключенным в древних мифах.
Впрочем, столь же важно и то, что любой вывод библейских критиков представлял собой факт, который они бросали на чашу весов – против общего доверия к Библии. Либералы приветствовали «высокую» критику, ибо признавали, что современникам-интеллектуалам требовался радикально иной взгляд на Священное Писание. Они считали, что совершенно вольны не приносить никаких извинений за Библию как непогрешимое слово Божье. Им больше не приходилось защищать Бога, который велел израильтянам убить их врагов до последней женщины и младенца – или послал медведей растерзать детей, насмеявшихся над Его пророком.
Как говорили либералы, исследования «высоких» критиков ясно показали: Бог явил Себя через процесс эволюции. Этот процесс начался с примитивных кровожадных идей и показал, как евреи медленно пришли к осознанию идеи праведного Бога, которому может служить только тот, кто поступает справедливо, любит милосердие и смиренно ходит на путях Божьих. Это эволюционное откровение Бога воплотилось в Иисусе Христе, в котором Бог изображен как любящий Отец всех людей.
Когда либералы уже не могли опираться на традиционные догматы ортодоксии, которую, как им виделось, разрушили наука и история, они нашли необходимый альянс на другой стороне их мостика: в христианском опыте.
В начале XIX века возникло художественное и интеллектуальное движение – романтизм. Несмотря на то что его широко понимают как протест против слишком рационального духа эпохи Просвещения, романтизм обратился к активной энергии, бурлившей в природе. Эта жизненная сила не была прямо иррациональной – но выходила за пределы разума. В романтических картинах она часто изображается как великая буря, опасная, но и чарующая. Люди сумели это распознать и были захвачены творческими и душевными силами романтизма. Встреча с этой животворящей силой обрела значение первостепенной важности. Здесь задействовались интуитивные знания и чувства, а не логическая дедукция. Зачем тревожиться о формальных и внешних символах веры, когда нечто столь интимное и неоспоримое правит каждой душой? Вспомните строки из Теннисона:
С Ним говори, Он услышит, и встретится Дух —
Ближе дыхания, ног твоих ближе и рук.
Доктор Льюис Стирнс из Бангорской семинарии в штате Мэн, выступая на Международном Соборе конгрегационалистов в Лондоне в 1891 году, на вопрос, что происходит в Америке, ответил так:
Мы начинаем понимать, что именно признание неодолимой реальности духовного христианства в будущем даст нашей теологии ее великую силу… Критика может нападать на исторические факты откровения; рационализм может рождать возражения на доктрины; но и критика, и рационализм не в силах обеспокоить христианскую реальность, которой решительно живет каждый верующий и вся Церковь – и грозят ей не в большей степени, чем волна на нашем побережье в Мэне грозит гранитным утесам, о которые она бессильно разбивается.
Двумя самыми влиятельными защитниками христианского опыта стали Фридрих Шлейермахер (1768–1834) и Альбрехт Ричль (1882–1889). Оба они были немецкими богословами: Шлейермахер преподавал в недавно основанном Берлинском университете, а Ричль – в Бонне и Геттингене.
По словам профессора Уильяма Хордерна, Шлейермахер попытался реабилитировать религию в кругах интеллектуалов, настаивая на том, что яростные споры о доказательствах бытия Божьего и отвлеченных догматических описаниях веры были в лучшем случае вторичным выражением религии. В сердце религии лежало понимание нашей абсолютной зависимости от Бога и уязвимости перед величием Божьим. Он обратился к утонченным интеллектуалам с воззванием о том, что те абсолютно справедливо отвергли абстрактные версии христианства, представшие в протестантской схоластике. По сути, их романтическая чувственность в сути своей была религиозна, и христианство, верно понятое, повествует об этом впечатлении лучше любой другой религии. После Шлейермахера повсеместно распространилась идея, согласно которой религии были разным выражением одного и того же внутреннего религиозного опыта, разделенного всеми людьми. Как говорил Шлейермахер, уникальность Христа не в каком-либо догмате об Иисусе и не в чудесном происхождении, подобном рождению от Девы: «Настоящее чудо – это сам Иисус. В нем мы обретаем человека, у которого чувство осознания Бога присутствовало в высшей степени». Там, где у нас – лишь вспышки представления о Боге, у него было полное знание. Там, где мы покоряемся так, как нам покажется удобным – он покорялся полностью. «Как человек, наполненный Богом», Иисус был «нашим великим первопроходцем» в мир духа и нравственности.
Поскольку Иисус обладал полным и совершенным знанием Бога, Он может передавать осознание Бога другим. Через Иисуса мы можем обрести животворящую связь с Богом. Церковь – это живой свидетель того факта, что веками люди приходили к животворному осознанию Бога, познавая жизнь Иисуса. Это ведет к истинному воссоединению с нашими единоверцами в братской жизни.
Шлейермахер стал «отцом современной теологии» прежде всего потому, что сместил основы христианской веры с Библии на «религиозный опыт». А вот Альбрехт Ричль, самый влиятельный теолог последних лет XIX века и главный учитель американских либералов, сосредоточил религиозный опыт на историческом Иисусе.
Ричль считал, что религия должна быть практичной – и начинаться с вопроса: «Что мне сделать, чтобы спастись?» Но если этот вопрос означает: «Как мне по смерти попасть в рай?» – то он риторический. Спастись – это означало начать новую жизнь, обрести спасение от греха, эгоизма, страха и вины.
Хордерн говорит об этом так: «Чтобы стать практичным, христианство должно строиться на факте, и Ричль приветствовал поиски исторического Иисуса. Великий христианский факт – это то воздействие, которое Иисус веками оказывал на Церковь». Природа не может явить нам Бога, ибо говорит о Нем двусмысленно. «Вместо этого мы находим Бога в истории, где возникают движения, посвященные ценностям, благодаря которым жизнь наполняется смыслом. Задача теологии – сделать так, чтобы люди вновь обратились к Иисусу и снова вспомнили, что это значит – следовать за ним».
Ричль уверен, что опора религии – не научная истина, а человеческие ценности. Наука сообщает нам факты, показывает вещи такими, какие они есть – но религия взвешивает факты и считает какие-то более ценными, нежели другие. «Великий факт, имеющий отношение к человеку, заключается в том, что человек хоть и является порождением природы и эволюции, но обладает способностью чувствовать ценности». Мы можем объяснить это, только если признаем, что Вселенная создает не только атомы и молекулы, но и ценности. «Бог – это необходимый постулат, призванный объяснить это чувство ценности в человеке».
Как говорит Хордерн, подход Ричля помог многим христианам в конце XIX века. Казалось, он освободил христианскую веру от разрушительного влияния истории и науки. Да, он позволил библейской критике занять место науки, определять факты касательно авторства, датировки и смысла библейских книг. Но в нем было признано и то, что религия – это нечто большее, чем просто факты. Наука не может править ценностями – это дело религии.
Если библейская критика отрицает чудеса Иисуса, рождение от Девы, предсуществование, – это не умаляет ценности Иисуса для нас. Вера в божественность Иисуса стоит не на этом – а на том, что он – исток самих ценностей; благодаря ему люди обрели Бога, создающего ценности. Иными словами, жизнь Иисуса была воплощением столь высоких этических идеалов и достижений, что это вдохновляет нас жить так, как жил он. Иисус божественен в том плане, что может сделать для нас то, что делает Бог: он заставляет нас осознать высшее в жизни. От влияния Иисуса рождается Церковь, община, создающая ценности, плацдарм для построения общества, вдохновленного любовью, Царства Божьего на земле.
Воздействие либерализма не ограничивалось какой-либо одной деноминацией или страной. Он бросил вызов традиционным ортодоксальным структурам по всей Европе и Северной Америке. А в пример одной из многих других христианских групп можно привести американских конгрегационалистов.