Королевская власть очевидно играла огромную роль в истории европейской цивилизации; чтобы убедиться в этом, достаточно одного беглого обзора фактов; развитие ее долго шло, так сказать, одним шагом с развитием общества, – прогресс их совершался одинаково и одновременно. Этого мало: каждый раз, когда общество приближается к своему окончательному виду, королевская власть видимо усиливается и процветает; так что, когда в главнейших странах Европы важное, решительное влияние на события сосредоточилось почти исключительно в руках правительства и народа, – правительством является королевская власть. И это случилось не в одной только Франции, но и в большей части европейских государств; несколько раньше или несколько позже, под более или менее различными видоизменениями, такой же результат представляет нам история общества в Англии, в Испании, в Германии. В Англии, например, когда происходит перерождение старинных элементов общественного быта, когда они уступают место системе общественных властей? При Тюдорах, т. е. во время наисильнейшего развития королевской власти. То же самое было и в Германии, в Испании, во всех больших европейских государствах.
Если мы оставим в стороне Европу и обратимся к другим частям света, то мы и здесь встретим подобное явление; повсюду королевская власть занимает важное место; она является самым прочным учреждением, которое весьма трудно избегнуть там, где его еще нет, и уничтожить там, где оно уже существует. Азиею оно владеет с незапамятных времен. При открытии Америки все существовавшие там большие государства подчинены были, в различных формах, монархическому режиму. Проникая во внутренность Африки, мы встречаем преобладание этой формы правления везде, где только обитают сколько-нибудь многочисленные народы. Королевская власть не только проникла всюду, но приспособилась к самым разнородным состояниям: к цивилизации и к варварству, к самым мирным нравам, как, например, в Китае, и к преобладанию воинственного духа. Она установлялась и среди каст при строжайшей обособленности сословий, и среди гражданского равенства, в обществах, наиболее чуждых всякой законной и определенной классификации. Будучи нередко деспотическою и притеснительною, она иногда благоприятствовала развитию цивилизации и даже свободы. Она подобна голове, которая может быть приставлена ко множеству различных туловищ, или плоду, который может произрастать на самых разнообразных растениях. Из этого факта мы могли бы извлечь несколько важных и любопытных выводов; ограничусь только двумя. Прежде всего, невозможно допустить, чтобы такое явление было простою случайностью, было продуктом одной только силы или насильственного присвоения власти, между сущностью королевской власти как учреждения и сущностью природы человека или человеческого общества неизбежно должно существовать сильное, глубокое сходство. Конечно, сила участвует в происхождении королевской власти и в значительной мере содействует его прогрессу; но когда великое событие развивается, воспроизводится в течение длинного ряда веков, среди самых разнородных положений, когда история учреждения представляет такой результат, какой я указал в истории королевской власти, – то не приписывайте никогда это событие, это учреждение действию одной только силы. Материальная сила играет важную роль в обыденных делах человека: но она не высший двигатель их; над тою ролью, которую она играет, всегда возвышается нравственная причина, решающая общее направление его деятельности. Сила в истории развития государств – то же самое, что тело в истории развития человека. Конечно, тело имеет огромное значение в жизни человека, но оно не составляет принцип ее. Жизнь обусловливается телом, но не определяется им. То же явление повторяется и в обществе: какую бы роль не играла в нем сила, – не она управляет им, не она руководит его судьбою; под проявлениями силы скрываются идеи, нравственные влияния, которые и управляют прогрессом общества. Такого рода причины, а не материальная сила, без сомнения, и решили судьбу королевской власти.
Второй, не менее важный факт, это гибкость учреждения, способность его видоизменяться, приспособляться к множеству разнородных обстоятельств. Заметьте, какая противоположность: форма учреждения – одна, постоянная, простая; она не представляет того изумительного разнообразия, которым отличаются некоторые другие учреждения, а между тем она усваивается самыми разнородными обществами. Отсюда ясно, что она может существовать при весьма разнородных условиях, что она соответствует в природе человека и общества многим, весьма различным элементам и принципам. Роль королевской власти во всемирной истории, ее свойства, ее последствия не всегда понимались как следует и часто подвергались неправильной оценке. Причина таких ошибок заключается в том, что институт королевской власти не всегда рассматривался во всем своем объеме, с соответствующих ему двух точек зрения. С одной стороны, не все проникали до основного принципа королевской власти, до существенных свойств ее, независящих от обстоятельств, при которых она проявляется; с другой стороны, не обращали достаточного внимания на все превращения, допускаемые ею, на все принципы, с которыми она может вступать в союз. Наша цель – решить эту двойную задачу и таким образом дать себе полный отчет в результатах, принесенных королевскою властью новейшей Европе, т. е. в дознании, проистекают ли эти результаты из существенных начал самого учреждения или же из видоизменений, которым оно подвергалось.
Сила королевской власти, нравственное могущество, служащее ее истинной основой, без сомнения заключается не в собственной, личной воле человека, в данное время облеченного королевским саном. Народы, принимая королевскую власть как учреждение, философы, поддерживая ее как систему, без сомнения, не думали, не хотели признавать над собою господства личной воли одного человека, по самому существу своему узкой, произвольной, прихотливой, невежественной.
Королевская власть нимало не соответствует личной воле человека, хотя и проявляется в ее форме. Она есть олицетворение правовой державности, верховной власти по праву, т. е. той существенно разумной, просвещенной, справедливой, беспристрастной, самобытной воли, которая выше всякой отдельной личной воли, и потому имеет право управлять людьми. Таково значение королевской власти в понятии народов, такова причина, по которой они подчиняются ей. Но существует ли такая правовая верховная власть, есть ли такой высший закон, который имеет право управлять людьми? Несомненно по крайней мере то, что люди верят в существование такой власти, такого закона; они стараются, постоянно старались и не могут не стараться подчинить себя ему. Представим себе, не говорю народ, но хотя бы самое незначительное собрание людей, подчиненное властителю не по праву, а только фактически, властителю, право которого есть право сильного, который в управлении своем нимало не руководствуется ни разумом, ни справедливостью, ни истиною. Человеческая природа восстает против такого предположения; для нее необходимо верить в право. Она ищет себе властителя по праву, лишь ему одному добровольно повинуется человек. Что такое история, как не проявление этого всеобщего факта? Что такое большая борьба, волнующая жизнь народов, как не страстное стремление к правовой верховной власти, стремление встать под руководство ее? И не только народы, но и мыслители твердо верят в существование такой власти, неутомимо ищут ее. Что такое все системы политической философии, как не изыскание правовой верховной власти? Не обсуждается ли в них именно вопрос о том, кто имеет право управлять обществом? Возьмите системы теократическую, монархическую, аристократическую, демократическую; представители их глубоко убеждены, что открыли сущность правомерной верховной власти; все они обещают даровать обществу законного владыку. Такова, повторяю, цель как мыслителей, так и народов, предмет усилий и тех и других.
Да и как не верить в существование правовой верховной власти, как не искать ее? Возьмем самый простой случай: предположим, что нужно совершить какое-нибудь действие, касающееся либо целого общества, либо нескольких его членов, либо одного человека. Совершение этого действия, без сомнения, всегда подлежит известным правилам; всегда существует законная воля, которою следует руководствоваться, которую должно осуществить на самом деле. Проникните ли вы в мельчайшие подробности общественной жизни, возвыситесь ли вы до самых важных ее событий – везде вы найдете истину, требующую приведения ее в известность, найдете справедливую, разумную идею, требующую практического применения. Вот сущность правомерной верховной власти, к которой не перестают и не могут перестать стремиться мыслители и народы.
В какой мере человеческая сила и воля могут олицетворять собою правомерную верховную власть, в истинном смысле этого слова? Есть ли в этом предположении что-либо неизбежное, опасное и ложное? Как судить в особенности об олицетворении правового единодержавия в образе королевской власти? При каких условиях, в каких пределах можно допустить такое олицетворение? Вот важные вопросы, которых нам не придется разбирать здесь в подробности; но мы по необходимости должны были указать на них; а теперь, мимоходом, скажем о них несколько слов.
Я утверждаю – и в этом отношении слова мои подтверждаются здравым смыслом, – что верховная власть, по праву полная и неизменная, никому принадлежать не может, что всякое присвоение ее какой-либо единичной силе опасно и ложно в самых коренных основаниях своих. Отсюда проистекает необходимость ограничения всякой власти, каково бы ни было ее имя, ее форма; отсюда – неизбежная незаконность всякой абсолютной власти, каково бы ни было ее происхождение – завоевание ли, наследственность или избрание. Можно не соглашаться в средствах изыскания правомерной верховной власти; они изменяются, смотря по времени и месту; но никогда и нигде никакая сила не может законно быть признана единственным источником, представителем этой власти.