История улиц Петербурга. От Невского проспекта до Васильевского острова — страница 14 из 26

• Как в Манеже устроили «крысиное побоище».

• Где на бульваре покупали надувных свиней и громкие «тещины языки».

• Зачем стекло во дворце Николая Николаевича выкрасили в желтый цвет.

По Конногвардейскому бульвару, конечно, нужно скакать рысью, а не идти пешком. Поэтому и первое здание на нем – Манеж. Изначально ровно на месте бульвара шел канал для доставки древесины от Новой Голландии к верфи в Адмиралтействе. По одной стороне канала разместили Канатный и Прядильный дворы, а на другой стороне Джакомо Кваренги построил Манеж Конной гвардии, так как рядом располагались их казармы. Конногвардейский манеж успел побывать гладиаторским полем для грызунов, гаражом, местом дуэлей и концертным залом. Изначально построенный для дрессуры лошадей Манеж стал универсальной развлекательной площадкой. Однажды в мае 1878 года здесь устроили сражение крыс и охотничьих собак – и на это экзотическое зрелище съехался посмотреть чуть ли не весь высший свет. Публику посадили в амфитеатр в греческом стиле, поставили играть военный оркестр и запустили более двухсот грызунов-гладиаторов. Дорогущие билеты на это зрелище по 5 рублей были раскуплены как горячие пирожки. Главный приз, золотой ошейник, получила собака графа Шувалова, прославившаяся своими подвигами на «крысином побоище». Трудно даже представить, что за несколько лет до этого на этом же месте благородная публика собралась послушать маэстро Иоганна Штрауса. Чтобы уместить 900 кресел, их поместили прямо на земляном полу Манежа, рядом со сценой, где Штраус дирижировал оркестром Русской императорской оперы. С тех времен до нас дошли статуи Диоскуров, укротителей коней, более крупные оригиналы которых можно найти в Риме.

Их создал скульптор Паоло Трискорни в 1810 году, но через несколько десятков лет статуи убрали «по этическим соображениям». Дело в том, что духовенство не устраивало соседство обнаженных Диоскуров с Исаакиевским собором. И на целых 104 года их спрятали с глаз в Конногвардейский переулок.

Современный вид Манеж обрел в 1930-х, когда там располагался гараж НКВД. Причем перестраивал здание под эти цели репрессированный архитектор Николай Евгеньевич Лансере, обвиненный в шпионаже в пользу Франции. Его местом заключения стало Особое конструкторско-техническое бюро (ОКТБ‐12), которое располагалось прямо в тюрьме на Шпалерной улице. По проекту Лансере Манеж стал двухэтажным, тогда же для удобства въезда появились пандусы, по которым в гараж попадали служебные автомобили чекистов.

Базары и сплетники

Бульвары были местом обмена сплетнями и ежедневных прогулок в хорошую погоду, причем аристократы любили гулять именно здесь, по бульвару возле Адмиралтейства.

Надев широкий боливар,

Онегин едет на бульвар

И там гуляет на просторе.

А.С. Пушкин. Евгений Онегин

Некоторые историки даже приписывают появление слова «бульварный» при подаче новостей этому проявлению повседневной жизни горожан. Место для прогулок обустроили, поставили турникеты на входе и соорудили кофейный домик.

Любимым мероприятием горожан на бульварах были вербные базары. Пахло коврижками, сладкой ватой, пестрели конфеты в разноцветных обертках, шары, игрушки, веточки вербы, весенние лучики солнца добавляли действу радости и игривости. Вдоль улицы ставили деревянные торговые лавки, украшенные ярким кумачом, на котором писали: «Здесь вафли», «Чудеса». Толпа гуляк, детей, студентов покупала птичек, некоторые предпочитали их сразу отпускать на волю, ярко-желтые канарейки при этом могли быть крашеными воробьями. Здесь же торговали черепахами, аквариумными рыбками и «вербными» чудесами: встречались такие потехи, как надувные свиньи, громкие «тещины языки», «иерихонские трубы», «американские жители». Подробное описание одной такой игрушки дает Владимир Набоков, вспоминающий последнюю дореволюционную весну 1916 года.

«…пеструю от конфетти ярмарочную слякоть Конногвардейского бульвара на вербной неделе, писк, хлопанье, деревянные игрушки, горластых разносчиков восточных сладостей, картезианских чертиков, называемых „американскими жителями”, – крохотных бесенят из стекла, поднимающихся и опускающихся в стеклянных трубках».

Базары были местом, где общепринятые нормы не работали, можно было раздуть прямо в лицо незнакомцу «тещин язык» – бумажную трубку, которая пищала и трепетала – на что никто не обижался.

Рассказывают, что в одном из подобных балаганов у Адмиралтейства гостям предлагали за пятачок сходить на аттракцион «Александровская колонна в натуральную величину». После длинной очереди посетитель попадал в темное помещение, и перед ним распахивали окно… с видом на стоящую на Дворцовой площади колонну. Одураченный выходил с восторгом на лице, чтобы и другие также попались на эту хитрую уловку.

Торговцы сувенирами придумывали прибаутки и стишки. Бубнил доморощенный поэт из табачного ларька:

Купите спички Лапшина —

Горят, как солнце и луна!

Басовитый напев доносился и из киоска с парфюмерией. «Купец» в черном котелке рекламировал свой соблазнительный товар на французско-нижегородском языке:

Парле, Франсе,

Альфонс Ралле,

Шарман Брокар,

Фиксатуар! [1]

На вербные базары приходили полакомиться вафлями. За пятачок можно было отведать это особенное угощение.

«Повар черпаком на жаровню льет коричневое тесто. Через мгновение получается горячая вафля, свернутая в трубку наподобие листа писчей бумаги…»

В. Б. Рубинштейн

Николаевский дворец

В конце бульвара находится великолепный Николаевский дворец, творение архитектора Штакеншнейдера, автора Мариинского и Ново-Михайловского дворцов. Хозяин, великий князь Николай Николаевич, в личной жизни был не так успешен, как в другой страсти – разведении лошадей, а еще он с детства увлекался инженерным делом, и карьеру, как многие другие Романовы, строил в армии. Уже в 24 года Николай Николаевич стал членом Государственного совета, а спустя несколько лет его сделали главнокомандующим войсками гвардии и Петербургского военного округа. По описанию современников, князь «был человек добрейшей души, благородных стремлений, но слабого характера».

Его дворец выглядит слегка по-итальянски, великий князь там часто бывал с родителями и, возможно, скучал по мягкому свету и архитектуре палаццо. Фасад дворца выходит на солнечную сторону, а стекла намеренно для ощущения тепла выкрасили в желтый цвет, так же как и балюстраду лестницы создали из золоченой бронзы, – что также усиливало эффект от света, проходившего в особняк с южной стороны через витражи. Дворец, который обошелся казне в три миллиона рублей, строили к важной дате: великий князь как раз женился на дочери Петра Ольденбургского – Александре Петровне. Но их союз оказался ненадеждым: скромная и не интересующаяся светской жизнью жена спустя 20 лет совместной жизни была обвинена в измене, выселена из дворца и лишена всех украшений. Ей было запрещено возвращаться в столицу, и Александра уехала в Киев.

Отметим, что сам Николай Николаевич тоже имел бурный роман, причем поселил свою новую любовь, балерину Екатерину Числову, прямо напротив своего дворца. Ходила молва, что возлюбленная ставила две свечи на окно, что было знаком к свиданию. Увидев его, великий князь мчался к возлюбленной, бросив все. Армейская карьера Николая Николаевича была стремительной, и он командовал русскими войсками в 1877–1878 годах во время Русско-турецкой войны. Командир почти дошел до Константинополя, мечты многих русских правителей, но царь Александр II приказал не брать город штурмом и подписал перемирие с Турцией. Николай Николаевич с ним конфликтовал, оспаривая многие противоречивые решения императора. В итоге его здоровье сильно ухудшилось, и он покинул высокий пост, вернулся в Петербург и, по воспоминаниям современников, стал раздражительным, постоянно болел и тратил колоссальные суммы на развлечения, его обвинили в казнокрадстве. Дворец у Николая отобрали в 1889 году, а самого за ряд непристойных выходок сослали в Алупку, где он жил под присмотром врачей еще два года.

Дворец пустовал, но вскоре ему нашли предназначение: здесь открыли Ксенинский женский институт в честь свадьбы дочери императора, великой княгини Ксении Александровны. После революции здание превратили в Дворец труда, где разместились профсоюзы, они занимают здание и в наши дни.

Английская набережная

• Кто были лучшими тренерами по футболу и велоспорту в дореволюционном Петербурге.

• В каком особняке можно было найти мраморный пол из дворца римского императора Тиберия.

• Куда на спиритические сеансы заходила в гости императрица Александра Фёдоровна.

Английская набережная сейчас полна аристократического обаяния, но было время, когда здесь никто не хотел селиться и кругом стояли лишь деревянные лачуги. Изначально в этом месте планировалась промышленная зона, но за дело взялся Александр Меншиков. Он построил здесь свой дом – и с тех пор место стало престижнее. Англичане действительно любили селиться в этих краях, это были в основном коммерсанты, торговавшие российскими товарами, например пенькой для корабельных канатов, у себя на родине, и таких компаний в начале XIX века в Петербурге насчитывалось около 40. Импортировали в столицу развлечения, в особенности спортивные: из Англии приезжали тренеры по футболу, велоспорту, гребле и теннису, а также жокеи и садовники. Англичане даже основали Петербургскую футбольную лигу. Считается, что они оградили футбольное поле на Васильевском острове и организовали матчи между командами моряков.

В конце XIX века английские компании занимались в том числе и текстильной промышленностью и металлообработкой.

Английские купцы стали активно покупать недвижимость, когда по договору между двумя государствами их дома освобождались от налога (воинского постоя). Сначала они брали здания в долгосрочную аренду – а потом, хоть по закону это запрещалось, выкупали. В районе Английской линии появились Английский клуб, английский театр, и англиканская церковь Иисуса Христа, перестроенная по проекту Кваренги.

Сюда же, на набережную, прибывали иностранные корабли из Европы. В 1830–1840‐е годы Английская набережная стала любимым местом для променадов.

«Настало время года, в которое Невский не в моде для гулянья. Там ныне ходят и ездят только по делам… гуляющая же публика собирается от 2-х до 4-х часов на Английской набережной и наслаждается там первыми лучами весеннего солнца…»

Из газеты «Северная пчела»

Чуть позже напротив Английской набережной зимой на Неве стали заливать каток. Здесь устраивали иллюминацию.

«Иллюминация эта… ожидается обществом с таким же нетерпением, как в театральном мире постановка трагедии „Смерть Иоанна Грозного”… еще задолго до иллюминации толпы любопытных со всех сторон Петербурга засновали по Английской набережной и по льду Невы, осматривая ледяные беседки, катки и деревянные столбы с разноцветными фонарями. Но вот зажглось электрическое солнце, за ним другое, третье, четвертое… Замигал винтообразно газ, запылали в фонарях разноцветные огоньки, грянула музыка, и один за другим помчались щегольские экипажи с красавцами кучерами… на льду показались и барышни в щегольских костюмах, офицеры и джентльмены, почтенные люди и известные сановники».

Тогда же население района постепенно поменялось. С развитием промышленности русская знать выкупила особняки и перестроила их на свой вкус, но название прижилось. В особняках устраивали светские салоны или балы, на некоторые владельцы даже пускали всех приехавших, без предварительной подготовки пригласительных.

Одним из примечательных особняков на Английской набережной стал дом Лавалей, причем здесь вершилась история.

Графиня устроила здесь светский салон, на балы к ней съезжался весь свет Петербурга, а дом ее был настоящим музеем со старинными гравюрами, археологическими находками из Греции, здесь даже был представлен мраморный пол из дворца римского императора Нерона. На стенах красовались полотна Рубенса и Рембрандта, а гостям предлагали сыграть в «картинные рауты» – принять участие в создании живых картин. В доме Лавалей обсуждали философские темы и актуальные вопросы Жуковский и Вяземский, Карамзин и Крылов.

10 марта 1816 года Н. М. Карамзин прочитал здесь неопубликованные главы «Истории государства Российского», надеясь, что посетители салона Лавалей помогут с их изданием. Пушкин так вдохновился балом в доме Лавалей, что описал его в романе «Евгений Онегин».

Екатерина Ивановна Лаваль вышла замуж за будущего декабриста, князя Трубецкого. Он основал тайное общество – «Союз спасения». И стал составителем важнейшего документа восстания 14 декабря: «Манифеста к русскому народу». Но и по сей день историки спорят, почему же Трубецкой не явился к восставшим на Сенатскую площадь – возможно, он испугался кровопролития. Когда восстание было подавлено – в дом пришли с обыском и отыскали конспекты манифеста, а также разобранный печатный станок, за что Трубецкого арестовали и приговорили к пожизненной каторге.

Екатерина Лаваль, подав пример и другим женам декабристов, оставила особняк и последовала в Сибирь за мужем.

Другой аристократический особняк на Английской набережной, дом графа Румянцева, прославился как первый в России частный публичный музей. Доступ сюда был открыт для посетителей любых сословий, а на фронтоне особняка красовался девиз музея: «От государственного канцлера Румянцева на благое просвещение». Граф Румянцев был талантливым дипломатом, но, уйдя со службы, не завел семьи, а увлекся коллекционированием. Он собрал 28 тысяч книг, редких археологических находок и этнографических древностей. Летописи, рукописи, древние грамоты на пергаменте и старинные карты – чего только не было в его библиотеке. Сам граф жил в трех комнатах, а шикарные залы наполнил коллекциями: минералов, одежд далеких племен, старинных монет.

После смерти графа музеем занимался его брат, Сергей Петрович.

Но когда многочисленным экспонатам стало тесно в приходящем в упадок доме, их отправили в Москву, где поместили в доме Пашкова. Теперь миссия по хранению удивительных артефактов перешла к Российской государственной библиотеке.

Разгневанные духи и эзотерики

Другим развлечением местных аристократов стали оккультные занятия.

Спиритические сеансы устраивали в гостиных как светское развлечение.

Одним из эзотерических магнитов города стали собрания у черногорской принцессы, великой княгини Милицы Николаевны и ее мужа, Петра Николаевича Романова, в особняке на Английской набережной, 34. Две сестры, принцессы Милица и Стана, обожали устанавливать контакты с потусторонним миром, и частой гостьей в их доме была сама государыня. Именно они познакомили Александру Фёдоровну с кудесником-гипнотизером мсье Филиппом и с Григорием Распутиным. Для некоторых адептов общения с духами даже существовал оккультный журнал «Ребус», где можно было почитать слова духов с таких спиритических сеансов.

Порой духи вели себя очень скверно, кидались мебелью, сердились и выдавали полные нецензурной брани монологи. Однажды в 1908 году на квартире Николая Рериха сеанс проводил самый мощный спирит того времени – поляк Ян Гузик. С ним духи совсем разбушевались и вели себя крайне агрессивно: одному из участников едва не выбили глаз. Если никого из звезд спиритизма пригласить не удавалось – за дело бралась супруга Рериха, Елена Ивановна.

Порой увлечение потусторонним приводило людей в руки мошенников: бедный мнительный граф Орлов-Давыдов настолько поверил убеждениям духов, что обрел сына и жену, разделив с ними свои миллионы.

Исполнительница цыганских романсов Мария Пуаре как-то узнала, что Орлов-Давыдов увлекается спиритизмом, и стала приглашать его на сеансы со своей знакомой. Чудеса начали литься как по маслу: духи откуда-то знали, что у графа умер ребенок, и настаивали, что для обретения счастья ему срочно нужна новая семья. Граф-миллионер послушался, и избранницей его стала та самая Мария Пуаре, вскоре в возрасте пятидесяти лет родившая ему наследника. Телеграмма от любимой, гласившая: «Алексей приехал», – застала его в командировке в Калужской губернии. Но сомнение закрадывалось: слишком уж быстро, да и невеста немолода для таких свершений.

Тогда граф подал в суд, разбирательство было колоссальное, места в зале были раскуплены за считаные секунды. Актрису взяли под стражу, и нашлась свидетельница-акушерка, подтвердившая: младенец был куплен в роддоме. Но у Марии Пуаре был чудесный адвокат, он рассказал о судьбе актрисы, о ее страданиях, заключении бывшим мужем в психбольницу, когда она изъявила желание выступать на сцене, и вдобавок объяснил мотивацию: возлюбленная хотела сделать счастливым графа, мечтавшего о детях, в этом нет ничего плохого. В итоге суд присяжных Марию Пуаре отпустил, а граф, потратив силы, деньги и время, видимо, перестал верить в советы духов на спиритических сеансах.

Сенная площадь