• У кого из аристократов на обед подавали щеки селедок, лосиные губы и разварные лапы медведя.
• Где Юсупова щеголяла костылем, покрытым бриллиантами.
• Как после революции выкрали самую большую жемчужину La Peregrina.
По названию этой набережной хочется подумать, что на Мойке были прачечные или сюда приходили стирать одежду на реке крестьяне. А может, и не одежду вовсе, а самих себя. По популярной версии, когда-то на набережной стояли бани, и разгоряченные посетители прыгали, распарившись, прямо в воду реки. Причем парились зачастую вместе мужчины и женщины. Многие правители пытались что-то с этим сделать и ввести запреты еще со времен «Стоглава» 1551 года, но не выходило. Екатерина II тоже пыталась сделать бани более благочинными, но окончательно «победил» общие парения только Александр I. Приехавших в Россию иностранцев эта традиция забавляла, они восторгались: «ходят женщины разного возраста, не стыдясь, да еще и шутят над своей нескромностью».
Но вернемся к названию Мойки. Помимо версии с купанием в реке, есть еще одна, более правдоподобная.
Раньше здесь тек мутный слабенький ручеек, который прозвали Муя – «грязный». Он брал исток из топкого болота, на месте которого расцвел позже прекрасный Михайловский сад.
В те времена тарифы водовозов зависели от чистоты воды, поэтому самой дорогой была невская, за ней шла вода из Фонтанки, а после, гораздо дешевле, из нашей грязненькой Мойки. В 1843 году краевед Иван Пушкарёв писал: «Вода в Мойке мутна, неприятна для вкуса и издает от себя иногда даже дурной запах…» Чтобы избежать массовых отравлений горожан, даже вступил в силу приказ, запрещающий водовозам брать из Мойки воду для питья и приготовления пищи. Зато зимой предприимчивые граждане здесь устраивали катки с ледяными горами и платным входом. По воскресеньям на них даже играл духовой оркестр.
Мую соединили с Фонтанкой, она наполнилась и стала одной из главных водных магистралей города, на берегах которой выросли аристократические дворцы, министерства и банки. Тогда понадобилась и хорошая переправа через Мойку, построили мосты, причем их перила красили в разные цвета – зеленый, красный, желтый, синий, и, чтобы не мучиться с названиями, мосты прозвали по цвету перил. Зеленый мост тем не менее с названием своим до конца не определился, хотя цвет перил был всегда один. Но город подкидывал сюрпризы – то рядом разместилось городское полицейское управление, мост стал Полицейским, а после Октябрьской революции на контрасте – Народным.
Мойка хороша тем, что на ней, как на одной из главных артерий города, пересекаются судьбы очень разных людей. Начнем мы с дома № 1, известного как дом Адамини. Звучит очень по-итальянски, так как строил этот доходник архитектор Доменико Адамини, хотя заказчиком был купец Антонов. Но прославился дом не благодаря владельцу, а благодаря заведениям, здесь располагавшимся. В 1915 году в доме случилось событие, изменившее мир искусства. Открылась первая выставка супрематистов, тогда еще не таких известных Малевича и Татлина, называлась она «Последняя футуристическая выставка картин 0,10». А в 1916 году здесь открылось легендарное кабаре «Привал комедиантов», где бывали Ахматова, Мейерхольд, Мандельштам и Маяковский. При входе гостей встречали карлик Василий Иванович и сам хозяин кабаре, Борис Пронин, в белоснежной рубашке и фраке. Декор тоже удивлял: стены были расписаны известными художниками эпохи, на столах вместо скатертей лежали деревенские платки. Попасть в кабаре и посидеть за столиками рядом с кумирами мечтали многие, поэтому мест не хватало. Билеты сделали платными, для так называемых фармацевтов, людей с достатком, которые были готовы отдать среднюю месячную зарплату за поход в кабаре. Заведение пережило революцию, но его пришлось закрыть в 1919 году – творческий бизнес стал нерентабельным.
Заглянем теперь в несколько дворцов и поговорим об их владельцах. Рядом с Аничковым мостом на набережной Мойки, 46 расположен один из образцов русского барокко – Строгановский дворец. Сложно себе представить, что начиналась история этого великолепного дома с трех типовых деревянных зданий на Невской «першпективе», объединенных одними общими воротами. В одном жил повар, а в другом – представитель аристократии Строганов. Беда была в том, что повару нравился его дом и продавать его и съезжать куда-либо он не хотел. А вот Строганову очень хотелось жить красиво, и случай такой подвернулся в ноябре 1742 года.
«Наш петербургский дом сгорел до основания. И на том же месте я начал строить новый и такой огромный, и с такими украшениями внутри и снаружи, что удивлению подобно».
Строил это сказочное барочное чудо Франческо Бартоломео Растрелли, придворный архитектор императрицы, с присущей ему пышностью. После этого дворец сменил семь владельцев, и каждый из них хотел поменять что-то, оставить свой след в истории здания.
Кто же такие Строгановы? Как умудрился Сергей Строганов нанять любимого архитектора самой Елизаветы Петровны?
Строгановы были из поморов, и им принадлежали не только соляные предприятия, но и целые города и крепости, а в их владения входил чуть ли не весь современный Пермский край. Об их сказочных богатствах ходили легенды, под их покровительством были снаряжены сибирские экспедиции Ермака. С помощью их щедрого финансирования петровских походов ему удалось успешно завершить войну со шведами. Легенда сохранила забавный эпизод: угощая Петра I обедом, хозяин громадных солеварен и горных разработок преподнес на десерт бочонок с золотом. Заказчиками Строгановы тоже были чуткими и благодарными. Франческо Растрелли мог дать волю своему творческому порыву, создал величественный дворец уже через два года, и злые языки приписывали такую волшебную скорость воровству: мол архитектор взял материалы с царской стройки, которую вел на противоположном берегу Мойки. Архитектура вышла грандиозная на фоне маленьких деревянных домишек и пасущихся коров. Парящая композиция лепнины, гигантские окна второго этажа, через которые проглядывались ослепительные хрустальные люстры, а на фасаде маскароны и профили элегантного мужчины, возможно, самого архитектора или даже графа Строганова. Многие детали до нас дошли нетронутыми временем: например, часть великолепной ограды из чугунных тумб, четыре столбика со львиными масками которой сохранились до сих пор. 12 октября 1754 года «Санкт-Петербургские ведомости» сообщили: генерал-лейтенант барон С. Г. Строганов дал бал в своем новом доме.
Его посетила сама императрица Елизавета Петровна. Через год великий архитектор с гордостью писал: «Я построил… дворец, принадлежащий господину Строганову…» И дальше объясняет, что в его стенах пятьдесят апартаментов и большой зал, оформленный весьма искусными мастерами. Кроме того, там имеется галерея, озаренная зеркалами и позолоченной скульптурой. Большая парадная лестница с богатой лепниной и железными вызолоченными перилами.
Строганов был счастлив, его шалость удалась. В благодарность мастеру Растрелли он заказывает его портрет для своей картинной галереи. Причем портрет этот пишет известнейший художник эпохи: живописец Ротари, который приехал в Россию писать императорскую семью. Как Строганову удалось отвлечь его и выкроить время для Растрелли – загадка, видимо, помогли связи и огромные средства.
Портрет удостоился места в роскошном Белом зале, где он и хранился до революции среди коллекции картин сына Строганова, Александра, покровителя искусств и президента Академии художеств. Эти залы он открыл для творческих людей как частную галерею: сюда могли приходить начинающие художники и копировать произведения прославленных мастеров. Александр оставил след и в истории архитектуры города. Именно он раскрыл талант своего крепостного, будущего архитектора Казанского собора Андрея Воронихина. Любители сплетен поговаривали, что зодчий был внебрачным сыном Строганова, и поэтому получил от него вольную, оплаченные совместные поездки за границу и устройство в Академию художеств.
Фамилию Строгановых сегодня знают во всем мире, не столько за их исторические заслуги, сколько за блюдо беф-строганов, в переводе – говядина по-строгановски. По легенде, Строганову надоело тратить огромные средства на званые ужины, особенно затратной была покупка говядины, и ради экономии домоправитель приказал повару мясо подавать не большим куском, а изрубить на мелкие, поджарить с пряностями и элегантно подать сверху гарнира, чтобы не терялся объем. Зная размах строгановских вечеринок и их легендарные богатства, сложно поверить этой версии. Другая легенда гласит, что графу Александру Сергеевичу на склоне лет было сложно жевать обожаемые им бифштексы. Тогда его повар изобрел блюдо, не уступающее по вкусу, но не требующее острых зубов.
Дом Строгановых, помимо пышных балов, был славен традицией «открытых обедов». Каждый день во дворце накрывали столы и отобедать мог любой желающий, конечно, соответствовавший по статусу такому мероприятию, крестьяне не проходили «фейсконтроль». На обедах у Строгановых бывали российские правители: Екатерина Вторая, Павел I, Александр I, заезжали иностранцы, например знаменитая художница Виже-Лебрен.
«Первое – закуска, которая состояла из блюд, возбуждающих аппетит: икра, редиска, даже фрукты вроде слив и гранат входили тоже в состав ее; самым ценным из закусочных блюд были щеки селедок, на одну тарелку такого блюда шло более тысячи селедок.
Во второй перемене подавались тоже пикантные блюда: лосиные губы, разварные лапы медведя, жареная рысь. Кстати сказать, это самое старинное русское блюдо, теперь совсем забытое, употребляемо было при дворе царя Алексея Михайловича – рысь не считалась тогда несъедобной: мясо этого зверя отличается белизною.
Затем шли жареные в меду и масле кукушки, налимьи молоки и свежая печень палтуса; третья перемена была устрицы, дичь, начиненная орехами, свежими фиговыми ягодами.
Как салаты здесь подавались соленые персики, очень редкие тогда ананасы в уксусе и так далее».
Особенно роскошным считался воскресный обед, стилизованный под трапезу древних римлян. Гости лежали у столов на мягких диванах в окружении лебяжьих подушек, ковров и шелков.
Дворец-конкурент и проклятая династия Юсуповых
Соревнование дворцов на набережной Мойки длилось много лет – кто ярче, пышнее и дороже отстроит себе семейное гнездышко. Неподалеку от Строгановых поселилось семейство Юсуповых. Пять поколений этого древнего дворянского рода владели зданием вплоть до 1917 года. Их предки в свое время правили Дамаском и Египтом, а их корни уходят к правителю Ногайской орды – Юсуфу. Его дочь, Сююмбике, что означает «любимая госпожа», правила Казанью и играла важную роль во время взятия этого города армией Ивана Грозного. По легенде, царь узнал о невероятной красоте этой девушки и прислал к ней своих сватов, но Сююмбике отвергла его. Тогда Иван Грозный разгневался и взял Казань силой, а гордая царица, чтобы не попасть в плен, бросилась с башни, которая сегодня носит её имя.
Другая версия легенды гласит, что Сююмбике все-таки попала в плен и была насильно переправлена в Московское царство. Как бы то ни было – именно в этот момент начинается жизнь этого древнего рода в России.
Юсуповы верили в старое семейное проклятие, лежавшие на их роду. Считалось, что оно было наложено из-за перехода в православие и вероотступничество. Случилось это так: однажды предок Юсуповых, Абдула-мурза, принимал в Романове (нынешнем Тутаеве) патриарха Иоакима и угостил его гусем. Но не учел важного фактора: шел Великий православный пост, который требует отказа от пищи животного происхождения. Патриарх был оскорблен и рассказал о происшествии царю. Тогда Абдула-мурзу моментально лишили всех пожалований, и, чтобы вернуть себе статус и ублажить царя, он решил пойти на этот шаг: принять православие. После крещения в новую веру ему привиделось во сне наказание: «Из всего количества рожденных в одном поколении Юсуповых до двадцати шести лет доживать будет лишь один, и так будет продолжаться вплоть до полного уничтожения династии». Интересно, но предсказание сбывалось, и обычно у Юсуповых оставался лишь один наследник. Поэтому огромные средства не распылялись, а только аккумулировались, чему свидетельством стал дворец на Мойке. Шикарная парадная мраморная лестница и отделка дома, камень для которой привезли из Италии. Невероятные мебельные гарнитуры, позолоченные люстры, ткани и многое другое заказывали в лучших компаниях из Франции, Италии и других стран Европы. Современники вспоминали бесконечные анфилады комнат, заваленных сокровищами. На инкрустированных перламутром и слоновой костью столах, каминных полках, секретерах, горках стояли бесценные статуэтки, табакерки, зеркала, нефритовые и малахитовые шкатулки с драгоценностями. Картинная галерея, включавшая полотна Рембрандта и Рубенса, соперничала с Эрмитажем, домашний театр, в котором актерами были сами Юсуповы и представители других аристократических семей, вмещал до 180 зрителей, а оранжереи славились необычной коллекцией диковинных растений. Наследница Юсуповых, Зинаида, была девушкой с непростым характером. Богатейшая и красивейшая из невест Российской империи – она хотела влюбиться по-настоящему. Поэтому отказала многим аристократам, в том числе и иностранцам с шикарной родословной и огромными поместьями.
Зинаида вышла замуж в возрасте старой девы – по меркам тех времен – в 21 год, что было поздно, зато за красавца графа Феликса Сумарокова-Эльстона, которому было разрешено пользоваться титулом князей Юсуповых для сохранения фамилии по мужской линии. Зинаида была последней хозяйкой, при которой в этот дворец можно было попасть на знаменитые балы. Как это можно сделать? Давайте попробуем переместиться в 1904 год и поехать на бал. «Жить в свете – не значить бездельничать», – говорили в XIX веке. Балы и праздники для дворянства – это не только возможность потанцевать, но и решить многие вопросы в неформальной обстановке. Делом чести для богатого аристократа была организация широкого праздника несколько раз в году. Главный момент светского этикета – это правильно и вовремя разослать приглашения, учесть всех танцующих, а также женатых или незамужних членов семьи, продумать посадку на ужине. У Юсуповых, как это было принято в аристократических семьях, были специальные книги: «Особы, посещающие их сиятельств». Там был перечень всех взрослых гостей из знатных родов, от Строгановых до Шуваловых. Из семьи Голицыных, к примеру, внесли в список 19 человек.
Фамилию в списке сопровождали чин и затем адрес:
«Его превосходительство Николай Фёдорович Арендт – лейб-медик», или просто «Граф Антон Степанович Апраксин – офицер Кавалерийского полка». Далее был дан точный адрес: «Князь Голицын Александр Владимирович – в гостинице “Париж”» или «Князь Куракин Александр Борисович с супругой – в Гороховой дом Чернышева».
Именно по этим адресам затем отправляли приглашения. Если гостей было около 300 человек, за это дело бралась вся прислуга, доставлявшая приглашения в руки – а гости должны были обязательно дать ответ. Отказ от участия мог вызвать обиду, а вот отметка «болен» была допустима. На одном обеде у Юсуповых в 1845 году из 64 приглашенных четверо отказались. Итак, дата праздника выбрана, приглашения разосланы. Что же дальше? Наступает время бала.
Перед танцами, поприветствовав хозяев, можно было прогуляться по залам на втором этаже – посмотреть галерею редкостей и заглянуть в фуршетную. Разный цвет гостиных был не просто для красоты – по нему было проще узнать расположение гостей. Первый танец, полонез – танцевали все. А дальше регламент позволял уйти в гостиные и, взяв в руки бокальчик, обсуждать сплетни, новости или философствовать в приятной компании. Распорядитель смотрел, чтобы в зале всем хватило пары, и мог «заставить» кого-то пойти танцевать, благо там раздавали мороженое и прохладительные напитки. Дресс-код был строжайший, для дам – открытые платья, украшенные цветами. Бальные туфли были без каблука, почти как балетки, обязательным аксессуаром были перчатки. Незамужние девушки одевались очень скромно, а вот замужние красавицы могли себе позволить и яркие цвета, и обилие украшений. Дамы, чтобы не забыть, на какой танец и кем они приглашены, и не пообещать двум кавалерам один и тот же танец, записывали всех партнеров в книжечку. Если больше одного танца проходило с одним и тем же партнером – начинались пересуды, это было неприлично. Как-то раз Зинаида Юсупова, передвигавшаяся из-за травмы на костылях, все равно вызывала зависть и восхищение гостей, так как костыль был ее сверху донизу усыпан бриллиантами.
«Матушка от природы имела способности к танцу и драме, и танцевала, и играла не хуже актрис. Во дворце на балу, где гости одеты были в боярское платье XVII века, государь просил ее сплясать русскую. Она пошла, заранее не готовясь, но плясала так прекрасно, что музыканты без труда подыграли ей. Ее вызывали пять раз».
Это Феликс вскоре прославил семью и особняк на Мойке делом об убийстве Распутина. Второй же сын Юсуповых, Николай, увлекся красоткой Мариной Гейден, виделся с ней даже после ее свадьбы с графом Арвидом Мантейфелем, и тот, опозоренный, вызвал любовника супруги на дуэль. Дело завершилось смертельным ранением князя Юсупова, и знаменитая легенда о проклятом роде получила еще одно подтверждение. После революции Юсуповы эмигрировали в Париж, причем Феликс, как считается, успел тайно пробраться в особняк и забрать из него две картины Рембрандта, а также фамильные украшения, в том числе колье с самой большой жемчужиной «Пелегрина». После всех перипетий, не потерявшие деловую хватку Юсупов и его жена Ирина Романова, племянница Николая II, открыли модный дом «Irfé», помогали русским эмигрантам, и жили вполне зажиточно.
Их ждала публикация биографии Феликса, популярность, громкие судебные процессы с дочкой Распутина – Матреной, и распри с голливудской компанией Metro Goldwyn Mayer, но только уже вдали от пылающего заревом революции Петербурга.