Университетская набережная
• Зачем купцы закопали слитки золота в здании Биржи.
• Кто помешал сделать в Петербурге каналы, как в Амстердаме.
• Были ли пенсионеры Академии художеств пожилыми людьми.
Биржевая площадь и стрелка
Успех Петербурга начинался со стрелки.
Тогдашний местный морской порт – это этакий Уолл-стрит XVIII века. Биржа, таможня, склады для товаров, гостиный двор. Сюда швартовались иностранные судна, а жили здесь в разные годы «сливки и умы общества»: дворяне, купцы, ученые и преподы.
Биржа выглядит как какой-нибудь древнегреческий Парфенон, не правда ли!? А по центру сверху – Нептун с двумя реками. По углам, по легенде, – золотые слитки, якобы закопанные там питерскими купцами для лучшего товарооборота. Да и без легенд Биржа – место элитное. Не все купцы имели право туда входить. Те, что попроще, ждали и толпились перед зданием. На местном жаргоне площадь даже прозвали перроном. Когда корабли стали слишком большими, порт перенесли отсюда на Гутуевский, судна проходили через Кронштадт. Там грузили всё на небольшие суда и везли сюда. Английские моряки по этому поводу шутили: «Путь от Лондона до Кронштадта гораздо короче, чем путь от Кронштадта до Васильевского острова».
На Биржевой площади открывается один из лучших видов на Неву и три острова.
Но самый большой в дельте Невы – Васильевский. Впервые его так назвали еще в 1500 году в описи новгородских земель, так и писали владельцу острова Василию Селезню – «Василию, на остров».
А потом уже остров прозвали Меншиковым – ведь здесь построил свой дворец один из главных сподвижников Петра I.
Почти северная Венеция
Тогда из города хотели сделать настоящую Венецию. Почти все улицы на Васильевском острове называются линиями. По плану это должны были быть каналы, которые служили бы артериями для передвижения и защищали бы город от наводнений. Меншиков и забабахал у стрелки шикарный дворец. Мы о нем еще поговорим. Из окон дворца особо изворотливые могли видеть ветряные лесопильни. Это как мельницы – только лесопильни. Отличная идея для того, кто решил построить свой флот на болоте.
Дворец петровского любимца Меншикова был примерно в 1000 раз круче, чем сейчас. Это был не дворец, а целый мини-городок. В придачу к самому дворцу, первому каменному строению города, у Меншикова были:
Деревянный посольский дворец для приема послов, церковь, каменный дом управляющего, бани, медоварня, хлебопекарня, кузница, сады. Ну и пара парков. Главный дом сам был верхом выпендрежничества. Если не считать 9 погребов только для вина и пива плюс 3 кухонь, самыми модными были отделанные расписной голландской плиткой стены. Эти дорогущие плитки в Голландии использовали как редкие вставки на стене, для украшения.
Но Меншиков в традиции русского нувориша покрыл ими стены нескольких комнат. И… потолок. Потом Меншикова сослали за кражу из государственной казны и государственную измену.
А в его дворце открыли корпус для кадетов. Каналы, увы, как в Амстердаме, не удались, когда Пётр вернулся из похода и решил проверить их ширину, даже взял у голландского посла чертежи его столицы, то оказалось, что на строительстве сэкономили. Только перед дворцом Меншикова все было вырыто неплохо, и получается, нужно было сносить здания и рыть все заново. Царь обругал губернатора Меншикова, который, по его словам был «не строитель, а разоритель городов», ну а каналы просто засыпали. И сейчас ширина улицы у Меншиковского дворца заметно больше, чем у других улиц.
Напротив стрелки Васильевского острова проходили зимние забавы горожан, чаще всего прямо на льду располагали ледяные горы, очень высокие, около 12 метров, с которых катались на санях, коньках, зачастую в парах, и это был повод для романтического знакомства, ведь разные разговоры завяжутся, пока вы на кураже ожидаете стремительного спуска с ветерком с невероятной 100-метровой высоты. Аристократы и приходившие в ужас от страха иностранцы в таких забавах не участвовали, а купцы – с удовольствием. «Сие увеселение столько нравится народу, что и простые женщины, и молодые люди лучшего состояния в оном участвуют. Некоторые молодые люди столь искусны в том, что спускаются с горы без санок – на ногах или коньках». Под горой обычно продавали разные угощения, а сами они приносили владельцам огромные деньги, за билет брали копейку, и насчитывали до 7000 скатившихся за день. Так что прибыльный ледяной бизнес мог легко принести деньги на доходный дом через пару-тройку лет, как говорил известный купец Елисеев.
Там же, совсем рядом с горами, шла заготовка льда для домашних ледников, прототипов холодильников, в которых лед не таял до года, можно было закупать продукты впрок.
Другим развлечением были скачки прямо на льду.
Строились трибуны, на которых сидела аристократия, а народ попроще – «болел» стоя. Делались ставки, был тотализатор. Заезды могли проводить довольно часто – по выходным, на праздники: в сочельник, на Масленицу.
Сфинксы и пенсионеры
Дальше по Университетской набережной расположилась Академия художеств.
Пётр был одним из первых правителей, заказавших написать свой портрет…
Императрица Елизавета на этом не остановилась: нужно строить Академию художеств и обучать лучших творцов современности, развивать таланты! Ее назвали зданием «Академии трех знатнейших художеств»: живописи, скульптуры и архитектуры. Самые успешные ее студенты становились пенсионерами. Не то, что вы могли подумать, бесплатного проезда на повозках и билетов в музеи им не давали.
Они получали стипендию на творческую поездку за границу. Интересно, что крепостные тоже могли посещать классы. Как вольнослушатели, то есть без прав студентов. А от слишком настырных крестьян и любителей всего прекрасного академию защищали настоящие 3500-летние египетские сфинксы, найденные при раскопках вблизи Фив.
6-я и 7-я линии Васильевского острова
• Как конка помогла сократить длину женского платья.
• Почему первые трамваи Петербурга ходили по льду Невы.
• В каком доме горожане по ночам слышали хлопанье крыльев грифонов.
Перемещаясь по линиям Васильевского острова, можно оказаться на «пешеходке», как ее называют местные, – 6-й и 7-й линиях. Сейчас это одна из приятнейших для прогулок улиц, с лиственницами и фонтанами, но так было далеко не всегда. В память о прошлом улицы перед метро стоит памятник конке, причем очень реалистичный, вагон выполнен по оригинальным чертежам Путиловского завода. Прямо на этом месте раньше проходила одна из первых линий конной железной дороги, по маршруту «6-я линия Васильевского острова – Конногвардейский бульвар – Адмиралтейская площадь». Сначала испытания прошли на Невском, и уже через месяц, в 1863 году, первые пассажиры поехали по Васильевскому острову.
Конные трамваи стали невероятно популярны, 30 линий перевозили миллион пассажиров в год, но, несмотря на такой успех, с конками случалось множество курьезных случаев, о которых мы поговорим.
Вагоны катились силой двух лошадей со смехотворной скоростью примерно 8 километров в час, поэтому уличные остряки шутили: «Конка, догони цыпленка». Вмещал один вагончик около 22 пассажиров, при размерах 8 на 2 метра. Как был возможен этот пространственный фокус-покус? Ответ простой – конки были двухэтажные, на «империал», площадку на втором этаже, пускали только мужчин. Забираться наверх нужно было по крутой винтовой лестнице – по моде того времени считалось неприличным обнажать щиколотки. Феминистки много лет бились за отмену ограничения, пока, наконец, в 1903 году питерская Городская дума нехотя согласилась, что не так уж это и неприлично. «Разумный покрой совершенно устраняет возможность видеть женскую ногу выше того, что дозволяется требованиями приличия» – постановили депутаты. Билет на этот обзорный этаж, как ни странно, стоил дешевле, три копейки вместо пяти. Дело в том, что наверху не было крыши, поэтому приходилось страдать от дождя, снега, пронизывающего ветра, палящего солнца и прочих капризов петербургской погоды. Так как путь был всего один – приходилось останавливаться на разъездах и ждать, пока проедет встречный вагон. Но самое курьезное действие происходило, когда конка ехала в горку. Около холмов в подмогу ждали лошади-помощники, их впрягали в конку, чтобы преодолеть горку. Вожатые свистели и орали на лошадей, стегая их кнутами. Публика, стоящая на площадке вагона, тоже принимала участие в этом понукании.
А после подъема лошадей вновь распрягали и ждали следующий вагон. В общем, спешащему деловому петербуржцу, конечно, было легче дойти бодрым шагом пешком. Только перед встречей обязательно сменить ботинки, ведь от конных экипажей дороги были полны навоза, что могло испортить первое впечатление, если компаньон шел по улице. Конки служили еще и рекламными билбордами, на них можно было увидеть баннеры с надписями: «Пейте коньяк Шустова», «Швейные машины компании „Зингер” – лучшие в мире», «Принимайте пилюли Ара», «Мыло Брокара № 711» и т. п. Внутри вагон тоже был сплошь залеплен всякими рекламами и объявлениями об открытии нового ресторана, кафе.
С появлением электричества конку по логике должен был заменить трамвай. Он был в три раза быстрее, развивал скорость около 27 километров в час. Но, увы, Петербург был вынужден отложить запуск трамвая до лучших времен, народ негодовал. Трамваи уже были в самых отдаленных частях империи, например, в Нижнем Новгороде его запустили в 1896 году. А в столице всё нет и нет.
Загвоздка была в том, что частные компании арендовали на долгий срок у города сеть рельсов и не давали электрическим конкурентам занять свое место. Пришлось строить линии трамвая в самых неочевидных местах: например, зимний вариант по льду Невы. Или прокладывать рельсы параллельно с конкой на одних и тех же улицах. Угадайте, какой транспорт предпочитали горожане? Конечно, трамвай, а устаревшая конка осталась проигравшей в этой непосильной гонке.
Теперь в этих краях не звонит колокольчик конки, и можно вообразить, как спокойно было на Васильевском острове, когда здесь селились первые жители. Об этом расскажет стоящий неподалеку памятник Василию Корчмину, лихо восседающему на пушке. Он был одним из главных сподвижников Петра I, начавшим свою карьеру еще в его потешном полку. Корчмин был известным дворцовым инженером, конструктором пушек, стоявшим у истоков создания Военно-морского флота. Он командовал артиллерийской батареей, стоявшей на стрелке Васильевского острова. Согласно легенде, Пётр I, посылая ему бумаги, указывал: «Василию на остров», именно так произошло название Васильевский.
Грифоны, алхимия и философский камень
В доме под номером 16 на 7-й линии расположена старинная аптека доктора Пеля, которая считалась одним из самых загадочных мест в городе. Лекарства отсюда поставляли императорской семье, ходили легенды про грифонов, вылетающих из огромной трубы соседнего дома, ведущей в лабораторию.
Когда-то в этом здании открылась одна из первых в Петербурге аптекарских лавок, и в 1850 году ее купил Василий Пель, обрусевший немец, сын придворного сапожника, имя которого изначально звучало как Вильгельм Христофор Эренфрид Пель. После окончания медицинского факультета Дерптского университета он женился на Альбертине Фрейман и погрузился в сложности фармацевтического бизнеса.
Старую аптеку на Васильевском острове сын Пеля, Александр, основательно переделал: построил здесь лабораторию для разработки новых лекарств, изобретал хитрые маркетинговые ходы, чтобы привлечь аудиторию к своим снадобьям.
Антураж аптеки был словно сказочный мир старинного замка, здесь даже продавали золотые пилюли – покрывали обычные лекарства сусальным золотом, расфасовывали в нарядные красные упаковки, – и покупатель словно ел целебные конфетки, убежденный, что они эффективнее обычных.
По городу пошла молва, что Василий Васильевич – чародей, а на досуге занимается алхимией и варит золото в подвалах своей аптеки (в том числе и для пилюль). От его лекарств пациентам действительно выздоравливалось быстрее – но дело было не в магии, а в отличном качестве ингредиентов лекарств, многие из которых Пель изобрел сам. Лекарственные растения он выращивал на своей плантации в Царском Селе. В его лаборатории проводили и благотворительные исследования, и работали на заказ: «Для научных целей и для бедных физиолого-химические исследования производятся безвозмездно».
Тогда же появилась легенда про грифонов, которых якобы вывел фармацевт в своей лаборатории. Жители квартир в округе отправляли жалобы на шум птиц с орлиными крыльями и с телом льва, которые, по их мнению, вылетали из кирпичной башни во дворе аптеки. Но свидетельств о таких жалобах в делопроизводстве не сохранилось.
Таинственная башня до сих пор стоит вплотную к дому – в ней нет окон, а внутри всего лишь дымоход, который вел в подземные лаборатории.
Там же находилась и стеклодувная мастерская, из которой вышли все симпатичные баночки и скляночки и другая аптечная посуда, на которой часто изображали двуглавого орла – символ поставщика императорского двора.
После Пеля-старшего управление аптекой перешло к его сыну, Александру, обладавшему большим талантом.
Александр Васильевич решил технически усовершенствовать дело отца, управлял семьюдесятью сотрудниками, достроил новые лаборатории, обновил библиотеку. Наука была для него делом жизни – для ее развития он учредил «Журнал медицинской химии и фармации». Результаты своих научных трудов он старался применять на практике – например, именно у него появилась аптечная ампула для дозировки и хранения инъекционных растворов.
Конечно, за эликсиром молодости и алхимическими опытами он не гонялся, но и экспериментальные препараты тоже производил. Например, о его знаменитом лекарстве, обещавшем омолодить пациента, реклама трубила: «Старческая дряхлость, атеросклероз, переутомление, общая слабость после перенесенных болезней, последствия алкоголизма и т. д., неврастения и нервные заболевания, половое бессилие, сердечные заболевания, истощение и худосочие с успехом лечат „Спермином Пеля“, о чем свидетельствуют имеющиеся в литературе многочисленные наблюдения известнейших врачей всего мира…» «Спермин Пеля», по словам в рекламе – «главное действующее начало Броун-Сокаровской яичковой эмульсии, выделенное в виде химического препарата, свободного от вредных белковых примесей и представляющего возможность вполне точной дозировки». И действительно, это лекарство даже экспортировали за границу.
Другие местные новинки с Васильевского острова – «Физиологическая соль профессора Пеля» – весьма эффективное наружное средство от насморка, «Броунсекардин» и «Орхидин». При советской власти аптека продолжила свою работу – поток клиентов не убавился. Только название поменялось: аптека Пеля стала зваться в честь лейтенанта Шмидта.