• Какие дефицитные товары продавали в местной «Березке».
• Как можно было попасть в закрытый «Английский клуб» и какие привелегии это давало.
• Почему фотографии бородатых крестьян напугали английскую учительницу недалеко от Лондона.
Петербург и море, конечно, неразделимы. Поэтому морские названия здесь встречаются очень часто. Малая Морская так названа в честь одноименной Морской слободы, располагавшейся рядом с Адмиралтейством. Еще в начале 90‐х годов вы могли гулять по этой же улице, но называлась она по-другому, именем Гоголя. Писатель прожил здесь три года в доме № 17.
«Гоголь жил на Малой Морской в доме Лепена, на дворе, в двух небольших комнатах, и я живо помню темную лестницу квартиры, маленькую переднюю с перегородкой, небольшую спальню, где он разливал чай своим гостям, и другую комнату, попросторнее, с простым диваном у стены, большим столом у окна, заваленным книгами, и письменным бюро возле него».
Считается, что как раз в это время Гоголь вел активную работу над произведениями «Нос», «Записки сумасшедшего» и писал пьесу «Ревизор». Несмотря на огромный успех произведения, Гоголь чувствовал себя непризнанным и непонятым, гонимый этими идеями, он уехал из Петербурга. Начал вести аскетичный образ жизни, психологически страдал, скудно питался и погрузился в религию.
Но до этих событий жизнь писателя на Малой Морской была светской, он даже был постоянным клиентом местного портного Конрада Руча, одного из популярнейших в то время. В «Записках сумасшедшего» Гоголь упоминает Руча как отличного мастера, но с очень высокими расценками. Другим известным клиентом Руча был Пушкин, в злополучный день дуэли поэт надел сюртук именно от этого портного.
Дом № 1 по этой же улице напоминает по архитектуре венецианский «Палаццо дожей», а отделан он серым сердобольским гранитом с берегов Ладожского озера. Такой внешний вид он получил уже в 1910 году, после перестройки новым хозяином, банкиром Вавельбергом. По легенде, принимая работу у строителей, банкир неторопливо и придирчиво всматривался в детали. Все было сделано идеально, но одна деталь не ускользнула от него.
«У вас на дверях табличка: “Толкать от себя”, – это не мой принцип. Переделайте: “Тянуть к себе”». Позже, уже в советские годы, дом стал известен под именем «дом Аэрофлота», здесь можно было купить билеты или даже сесть на специальный автобус-шаттл до аэропорта Пулково. В 1950‐е годы в доме появилась «Березка» – валютный магазин заграничных товаров. Попасть внутрь могли в основном те, кто получал зарплату в валюте: загранработники, моряки, дипломаты, военные и их семьи. Хотя обычные граждане, если они добывали валюту на черном рынке, тоже могли позволить себе такую роскошь. В «Березках» можно было найти импортные кофе, шоколад, технику, итальянские сапоги и американские джинсы. А иностранцы здесь покупали сувениры. Иногда на полках можно было найти редкие, ограниченные в тираже книги.
«Как-то я зашел в книжную «Березку» на Кропоткинской. На столах были разложены двухтомник Ахматовой, синий том Мандельштама, книги Пастернака, Цветаевой… Настоящая поэзия стала цениться на вес золота».
Не только элитарной «Березкой» славна Малая Морская, здесь любили собираться в закрытых клубах, например Английском. Почти 300 лет назад предприниматель Конрад Кизель заскучал от одиночества в большом городе и решил объединить иностранцев-аристократов, чтобы собираться в доме № 17 для общения, обсуждения новостей, игры в карты и прочей социализации. Это хорошо иллюстрировало знаменитое высказывание: «Если два англичанина окажутся на необитаемом острове, они прежде всего учредят клуб». Именно англичанам мы должны быть благодарны за эту придумку. Считается, что клубное движение появилось в Британии вместе с кофе. В те времена кофейни были открыты только для мужчин, и там они собирались за крепким бодрящим экзотическим снадобьем вдали от семьи и хлопот обсуждать, куда катится этот мир.
Первое Английское собрание в России было открыто здесь, на Малой Морской, 17. Туда могли ходить как многочисленные англичане, так и представители любых других национальностей. Идея так вдохновила русских дворян, что они стали доминировать в клубе и скоро вытеснили оттуда британцев. В 1842 году последние 14 британцев вышли из Английского клуба в знак протеста против того, что их соотечественник получил большинство черных шаров и не смог стать его членом.
Что это за процедура с черными шарами и как вы, проживая в те времена, могли тоже вступить в клуб? Обзавестись полезными знакомствами, наладить связи, отведать прекрасную кухню, поиграть в бильярд, карты, кегли, получить доступ к шикарной библиотеке, где можно было почитать главные газеты, даже заграничные, – это же всегда полезно. Итак, для начала вы должны были заручиться поддержкой двух членов клуба и пройти баллотировку. Во время этой процедуры участники, уже состоящие в клубе, должны были проголосовать за или против вступления новых членов, бросая шары в ящики: белый – за, черный – против. От этой баллотировки могли зависеть и политические настроения в высшем обществе. «В свое время был забаллотирован обер-полицмейстер Иван Гладков за участие в карательных экспедициях по усмирению крестьян. Накидали черных шаров графу Александру Чернышеву, недостойно поведшему себя на процессе декабристов (он пытался отнять состояние у своего дальнего родственника-декабриста, для чего добивался для него ссылки на каторгу)». Считается, что за время существования петербургского Английского клуба через него прошло около 4 тысяч человек. Наверное, у вас уже возник вопрос, а сколько же стоило членство в этом элитном клубе? Во времена Пушкина взнос был 150 рублей, при этом тогда за рубль с небольшим можно было купить целого барана или 8 килограммов муки! Если же вы взнос не оплатили или нарушили правила клуба – обсуждали свой бизнес в его стенах или влезли в карточные долги, – вас могли исключить. После Пушкина, кстати, осталось много долгов, в том числе Английскому клубу, их оплатил специально учрежденный опекунский совет.
Если вы были женщиной, конечно, в Английский клуб вас бы не пустили.
Но зачем расстраиваться, можно было пойти в дамское благотворительное общество. На этом, пожалуй, выбор заканчивался. Для мужчин были и другие опции: Музыкальный клуб, Коммерческое общество для соединения биржевого купечества, Танц-клуб для небогатых мещан и купцов, Мещанский клуб, Клуб приказчиков… Но мечтали попасть все, конечно, в Английский клуб. Член клуба поэт Николай Некрасов отмечал: «Самобытная жизнь здесь кипела. Клуб снабжал всю Россию умом». Здесь можно было познакомиться с аристократами и крупными политиками, среди которых были Воронцовы, Долгоруковы, Строгановы, Толстые, Юсуповы. В 1830-х годах членом Английского клуба стал Александр Пушкин. Новые кандидатуры утверждались один раз в год после тщательного отбора. Здесь даже существовали специальные комнаты для обсуждения политических вопросов, в московском клубе такая комната получила прозвище – «говорильня», она же «вральня».
Не пойти ли на фотосессию?
Если игры и дебаты с главными интеллектуалами страны вас не привлекали – Малая Морская могла предложить и иные развлечения.
Например, на месте дома № 19 в XIX веке находилось первое в России фотоателье Вильяма Каррика. Об этом человеке до недавних пор знали мало, совсем позабыв о его деятельности и огромном таланте. Но однажды неподалеку от Лондона учительница миссис Фелисити Эшби, собираясь выбросить ветхий комод, обнаружила в нем сотни снимков из дореволюционной России.
На них были огромные бородатые мужики в санях, на рынках, лоточницы, крестьянки, кажущиеся сказочными, а порой даже страшными.
Оказалось, что дядя Фелисити был тот самый Вильям Каррик, известный фотограф, чье ателье располагалось на Малой Морской улице. Начинало это шотландское семейство с лесоторговли и строительства, но отец видел Вильяма художником, даже устроил его учиться в Академию художеств. Юношу, правда, интересовала вовсе не живопись, а светопись, так в то время называли фотографию. После поездки в Рим Каррик загорелся идеей научиться этому чудному ремеслу, фотомастерству. После знакомства с фототехником Джоном Макгрегором в 1850 году и работы в фотоателье Ивана Гоха, было решено открыть собственный бизнес. Посмотреть на себя со стороны и заказать фотопортрет захотел даже князь Николай Александрович. Среди клиентов Каррика оказались даже те, кому фотография, казалось бы, навредила: художники, например Николай Ге, Виктор Васнецов и Иван Крамской. Для них Каррик делал не портреты, а фото картин, чтобы продавать потом тираж копий-открыток. Или, наоборот, придумывал фотоэтюды, с которых писали потом картины.
Каррика интересовала культура разных народов России, и это увлечение стало масштабным проектом альбома «Русские типы». Фотограф почти десять лет путешествовал по городам и деревням, побывал в Новгородской и Симбирской губерниях, Финляндии, Поволжье, где снимал жизнь крестьян, торговцев, людей разных профессий, запечатлевая культуру на своих снимках. У него получались очень колоритные и живые портреты в жанре этнографического фото. Иногда Каррик приглашал понравившихся ему персонажей к себе в ателье и устраивал им фотосессию на нейтральном фоне.
Так он запечатлел типажи и облик людей из разных социальных слоев, живших 150 лет назад.
Когда Фелисити Эшби обнаружила эти снимки, она настолько прониклась новой культурой, что решила выучить русский язык и отправиться в путешествие в Ленинград, ей на тот момент было около семидесяти лет. Портреты и негативы она передала Русскому обществу в Лондоне, и теперь их можно увидеть на выставках.
«Англетер»
Здание этой гостиницы сменило множество владельцев и имен, одно из них было «Наполеон», причем не в честь полководца, а в честь предпринимателя Наполеона Бокина. Другое название – «Дом Поггенполя», затем были «Шмидт-Англия» (по фамилии владелицы Терезы Шмидт), затем – просто «Англия», потом «Англетер», «Интернационал», опять «Англетер», с 1948 года – «Ленинградская». Судьба дома, так же как и у его названия, была очень переменчива. То здесь проходили романтичные свидания Мандельштама, то при загадочных обстоятельствах погиб Есенин. А начиналось все с развлечений: в 1830-е годы здесь был зверинец Карла Берга, где можно было посмотреть на крокодилов и змей.
Революционные события сильно повлияли на внутренний облик гостиницы, былая роскошь была на долгие годы утрачена. Здесь не работала вентиляция, телефоны, помещение бывшего роскошного ресторана с помощью перегородок превратили в номера, в 1928 году в отчете специальной комиссии, осматривавшей все гостиницы города, были и такие строки: «Все буфеты и столовые поражают своей неопрятностью, грязью и дороговизной блюд. Особенно грязно буфет содержится в “Англетере” с таким количеством проживающих там лиц. Из личных бесед с некоторыми из них выяснено, что проживающие благодаря неаккуратности и грязи буфета, арендуемого частником, вынуждены даже воздержаться от получения в нем чая». Чем дальше – тем хуже была ситуация с продовольствием, поставки продуктов стали задерживаться, некоторых базовых продуктов вовсе не было: мяса, масла, молока, что уж говорить об изысках. Несмотря на дефицит, «Англетер» статуса престижной гостиницы для элиты не потерял. В советские времена здесь и зарплаты были выше, доплачивали за знание иностранных языков, и давали питание.
«Англетер» любили творческие личности, его завсегдатаем был Василий Немирович-Данченко, частыми гостями – Александр Куприн, Андрей Белый и Осип Мандельштам, который снимал здесь номер для встреч с Ольгой Ваксель. Он вспоминал, как однажды вечером ждал возлюбленную в «самой обычной комнате с горящим камином и столом, накрытым для ужина».
А в начале 20‐х годов здесь поселилась американская танцовщица Айседора Дункан, приехавшая в Россию, чтобы открыть собственную танцевальную школу. Ее мотивация переехать в коммунистическую страну многим казалась безумием, но сама Дункан была полна энтузиазма.
«Я устала от буржуазного, коммерческого искусства. Я хочу танцевать для масс, для рабочих людей, которым нужно мое искусство и у которых никогда не было денег, чтобы посмотреть на меня».
В ответ Луначарский пригласил ее в Москву.
Считается, что именно в «Англетере» судьба свела американскую танцовщицу с Сергеем Есениным. Четыре года спустя, 28 декабря 1925 года, в гостинице «Англетер» его найдут мертвым. «Не откроют нам причин потери ни петля, ни ножик перочинный. Может, окажись чернила в “Англетере”, вены резать не было б причины», – писал Маяковский. Пожить в том самом «номере Есенина» не получится, в советское время номера уплотнили и поделили на несколько помещений, даже ресторану досталось, а потом гостиницу перестроили, сохранив лишь внешнее сходство фасада.