Экзамен
В узком коридоре сидело шесть человек. Рядом со мной мяла талончик бабушка в коричневом берете.
– Нервничаете? – тихо спросила она.
– Нет. А почему вы так подумали? – спрашиваю.
– Ну, у вас голова просто дернулась несколько раз. Это заметно.
Откуда ей было знать, что в моей голове проходило столько мероприятий одновременно. Там шел Всемирный фестиваль реконструкторов, праздник латышского хорового пения, уездная олимпиада кузнецов и еще много других представлений, способных расколоть на несколько частей голову любого человека. Поэтому и голова моя дергалась не случайно. Это я увернулся от томагавка, брошенного ехидным гуроном, и спрятался от нескольких стрел, пущенных шотландскими лучниками.
– Как думаете, сдадите? – не унималась бабушка.
– Если честно, то я о другом думаю. Но надеюсь… надеюсь, что сдам.
Думал я о том, что ночной загул перед сдачей экзамена на латвийское гражданство, стал лишним доказательством моей клинической недалекости. Бабушка продолжала задавать вопросы, а я то кивал головой, то, вздыхая, произносил: «Ой, и не говорите». Вскоре всех пригласили в небольшую аудиторию. За длинным столом расположились четыре женщины. Лица их были суровы, взгляды холодны, помыслы не сулили благого исхода. Я увидел их в форме. Красивые черные пилотки с адлером, красные шевроны со свастикой и по правую руку от каждой лежит вальтер. Когда экзамен подошел к финальной стадии, в моей голове неожиданно появилась группа шахтеров. Они тут же включили отбойные молотки и начали долбить в районе ушных раковин. Оставалось написать сочинение. Совсем короткое, наивное и тупое сочинение. Тем было несколько, и в этот момент какой-то ливонский рыцарь начал поединок с уродливым чужестранцем. Рыцарь заорал: «Напиши о том, как ты ездил в деревню к бабушке! Напиши, что твою бабушку звали Му́дите, она была латышской, а ты помогал ей по хозяйству!»
– О чем вы будете писать? – повторила на латышском вопрос экзаменующая. – Или вы меня не слышите?
– Простите. Конечно же слышу. О бабушке. Я буду писать о бабушке, – ответил я.
– Но здесь нет темы про бабушку. Есть про хутор, баскетбол и танцевальные праздники.
– Тогда я напишу про хутор. Про хутор, на котором жила моя бабушка.
Мне показалось, что женщина улыбнулась. В этот момент хористы, оттолкнули шахтеров и затянули песню, способную усыпить всех заклинателей змей и их питомиц. Этот жуткий мотив подстегнул меня, и я начал выводить латиницу:
«Раньше я любил ездить на хутор. Хутор находится в До́бельском крае. Там очень красивая природа и много лесов. Я очень любил ходить в лес по грибы. Обычно мы ходили с моей бабушкой Мудите. Она была очень старая, но резвая, несмотря на то, что долгое время прожила в Сибири. Иногда она даже бежала в хлев и курятник, но, бывало, падала. Потом вставала и бежала вновь. Бабушка любила скотину, собаку, кошку, пчел и людей. По вечерам она пела латышские народные песни и щедро угощала меня брагой. Я ложился на каменный пол кухни и слушал. Иногда так и засыпал. Но больше всего мы любили собирать яблоки. У бабушки Мудите был яблоневый сад. Собирать яблоки с ней было счастье. До сих пор перед глазами ее горб и добрая улыбка. Но потом бабушки Мудите не стало, и я перестал ездить на хутор».
– Молодец! – плашмя хлопнул меня по спине мечом ливонский рыцарь. – Написал от души. Так написал, что пробрало.
В этот миг я услышал голос женщины-экзаменатора. Она говорила, что сочинение написано хорошо, что в этих строках есть душа, что они удивлены, как разветвлены корни нашей семьи. Но всё портят ошибки с «га́румзиме» или с макронами, знаками, обозначающими долготу звука.
– Они специально валят тебя, старина, – заорал сквозь начавшийся в голове шторм капитан рыболовецкой шхуны. – Даже мы, латыши, не всегда ставим правильно гарумзиме. Но не отчаивайся, придет время…
В это время шхуна наскочила на рогатую немецкую мину, и в мой голове сильно рвануло. И я вновь услышал голос женщины-экзаменатора.
– …повторю, хорошо написано, но увы, принять экзамен мы не можем. Извините, а можно вопрос?
– Конечно. Задавайте.
– Почему такой грустный финал? И от чего умерла ваша бабушка?
Я понял, что мне абсолютно нечего терять. Понял, что больше никогда не пойду сдавать этот экзамен. Оторвав взгляд от пола, посмотрел в глаза этой дамы и, выдержав паузу, ответил на русском:
– Бабушка?.. Инсульт. Она взобралась на яблоню и скидывала вниз красные, спелые плоды. А потом резко п****нулась на землю. Ё**улась вниз как подстреленный дрозд. И воткнулась в небольшую ямку у ствола дерева. До сих пор перед глазами картина: бабушка, ее высоко поднятая рука, а вокруг кровавые яблоки.
– Какой кошмар, – раздался из-за спины голос тетушки в беретке.
Попрощавшись, я быстро выбежал на улицу. В небольшом баре напротив, играло пошловатое радио и пахло чесночными сухарями. За столами сидели реконструкторы, махая мне мечами, щитами и копьями. Юные латышские хористки взяли меня в объятия, обнажая свои упругие тела. Стучали касками о столы шахтеры, а капитан шхуны предложил мне выпить. Немного отвлек вопрос бармена. Но виски с колой сделал встречу с неведомыми героями еще теплее. Я выпил за упокой неведомой Мудите и мысленно поднял тост за этот нелепый экзамен.