танавливать не собиралась. Она хотела его, хотела, чтобы он стал ее первым парнем, — и хотела, чтобы он знал об этом.
— Правда. Испугался? — спросила она, немного нервничая.
— С какой это стати?
— Ну, ты же знаешь нас, девственниц: «первого на всю жизнь запоминаешь», «теперь я вечно буду тебя любить».
Эрика по-настоящему боялась его ответа. Сам Миха не был девственником, и уже давно. С девственницами он не встречался по тем самым причинам, о которых Эрика только что сказала. Но Эрика — это другое дело. Он считал за честь стать ее первым мужчиной.
— Я люблю тебя, Эрика, — произнес он то, чего она так боялась вообще не услышать.
— Я тоже люблю тебя, Миха, — ответила она, не в силах сдержать слез.
— Ну тогда... мы, наверное, оба девственники.
И тут он вошел в нее, словно погрузился в глубочайшую океанскую впадину. Утопал в ней, терялся в ее сладком естестве, идеально подходящем ему; ее тело звало его, прижималось все крепче, таяло вместе с ним, дышало им, не желая отпускать.
27
Она сидела на краешке кровати, он расположился на полу, примостив голову между ее коленей. Такая поза обоим была в удовольствие. Она заплетала в косички его выросшие за год волосы — половину закончила, вторая стояла торчком.
Они сидели и смотрели телевизор. Когда начиналась реклама, Миха переключал каналы. Эрика расчесывала его спутанные волосы. Она старалась делать это как можно аккуратнее, но иногда, чтобы посмеяться над его гримасами, дергала чуть сильней. Он был такой милый. Если это и есть любовь, теперь понятно, зачем вообще пишут любовные песни.
Он ласково потерся головой об ее колено, вдыхая всю прелесть ее запаха. Она пользовалась лосьоном с яблочным ароматом — так и хотелось ее укусит». Он полюбил ее запах так же, как и саму Эрику.
— Забавно, — сказала она.
— Что? — поинтересовался Миха.
— Ни для кого, кроме своего брата, я этого не делала.
— Да, прикольно. И сейчас его причесываешь?
— Нет, теперь никак — он стал дреды носить.
— Безупречный? Дреды? — удивился Миха. Безупречный всегда выглядел таким вечнозеленым пай-мальчиком, с дредами его представить было сложно. Михе стало интересно, как же он сам будет выглядеть с такой прической.
—Да, я сама удивилась, но он в последнее время сильно изменился. Знаешь, ты мне его чем-то напоминаешь.
— Чем? — спросил Миха.
— Манерой поведения; тем, как вы себя держите, как пишете. Слушай, да мне толком не объяснить.
— Ну, главное, чтобы ты не воспринимала меня как брата, а так — пожалуйста. Значит, вы с ним очень дружны? — Ответ на этот вопрос он уже знал, хотя бы потому, что Эрика часто с нежностью говорила о брате. Миха не мог вспомнить ни одного разговора, в котором Безупречный не был бы упомянут. Порой он казался Михе третьим в их с Эрикой отношениях.
— Да, очень, — ответила она. — Только в последнее время много ругаемся.
— Из-за чего?
— По большей части, из-за тебя.
— Из-за меня? Почему?
— Майкл не хочет, чтобы мы встречались. Потому что ты с Быком.
Теперь их треугольник превратился в квадрат. Миха окончательно
запутался. Он знал, что между Безупречным и Ганнибалом что-то не так, но понятия не имел, какие у них отношения. Спрашивать новенькому в компании было не положено. Но раз уж это затрагивало его и Эрику, ему было необходимо знать.
— А чем плох Бык? — задал он вопрос.
— Как бы тебе объяснить... Вся эта история между Ганнибалом и Безупречным уже давно началась. — Всего пять лет прошло, а словно целая жизнь пролетела. — Они с Майклом годами встречались на баттлах. Народ следил за их поединками, каждый баттл потом неделями в школах обсуждали. Обычно Майкл выигрывал, но каждый раз происходила настоящая борьба. И Бык раз за разом возвращался. Оба они старались сделать друг друга. Майкл решил, что ему это удалось, когда он победил в чемпионате. Но теперь и у Быка контракт, и, кажется, все это началось заново.
— А я-то здесь при чем?
— Ну, Майклу просто не нравится Бык и все, кто с ним. Но дело не только в этом. Он не хочет, чтобы я вообще с кем-либо встречалась. От всего меня ограждает. И всегда ограждал. Это мне на нервы действует.
Миха слышал о чрезмерно заботливых братьях, которые порой еще хуже отцов. Ему повезло, что большинство его женщин были старше на год-другой и уже прошли через конфликты с родными и близкими. Феномен старшего брата ему был интересен — сам Миха был третьим ребенком из четырех: у него были младший брат и две старшие сестры. С сестрами у них была такая разница в возрасте, что Миха и не понимал еще ничего, когда потенциальные ухажеры сестер таскались на поводу у своего члена к ним домой. Миха с братом и сестрами были семьей, но близкими так и не стали: между ними всегда существовала дистанция, словно они толком и не знакомы, просто живут рядом. Так что Михе захотелось узнать, как бывает в других семьях:
— Почему, по-твоему, он такой?
— Мы ведь с самого детства были вместе. Ему приходилось защищать меня. Теперь он просто не может понять, что я уже не маленькая. Совсем как папаша, да?
— Не то слово.
Их отношения казались Михе трогательными, он знал немногих братьев и сестер, которые были бы так же близки. Сам он со своими без конца ссорился, хоть, наверное, и зря.
— Да, но знаешь, несмотря на всю его дурь, я люблю его до смерти.
— А он—тебя, — отметил Миха. — Эрику любят все.
— А ты меня любишь? — спросила она. Он уже говорил ей о своей любви тысячу раз, но эти слова приносили такое счастье, что ей хотелось слушать их без конца.
— Милая, я тебя просто обожаю, — ответил он, обрадовавшись возвращению к их главной теме. Миха уже начал уставать от разговоров о Безупречном. Он немного завидовал их отношениям — понимал, что это извращение какое-то, но все равно бесился оттого, что кто-либо другой мог быть близок Эрике, пусть даже родной брат.
— Знаешь, долгие годы я встречал влюбленные парочки, видел, как они счастливы, и мечтал, что когда-нибудь и у меня такое случится. Понимаешь, девушки-то у меня раньше были, но ничего серьезного, существенного. Даже вдвоем с кем-то я всегда чувствовал себя одиноким. Тогда я начал говорить с Господом, упрашивать его: «Пусть это случится и со мной, пусть это и у меня будет». Хочу пережить то же, что чувствуют другие. Но потом я перестал просить, потому что иногда это звучало как «пусть это у меня убудет». А знаешь, говорят, надо быть аккуратнее со своими пожеланиями: можно ненароком воплотить в жизнь что-то, о чем и не задумываешься, и потом возненавидеть это. Так что я перестал просить любви у Бога. А затем однажды увидел в толпе прекрасную девушку, которая заставила весь мир исчезнуть.
— Это же я, да? — шутливо вклинилась в его признания Эрика. Она улыбалась, счастливая оттого, что он высказывал именно те чувства, которые и сама она так давно переживала. Когда мечта воплощается в жизнь — это замечательно.
— Да, это ты, — кивнул Миха. — И знаешь, я тогда сразу понял, что мое желание сбылось. Только пока не знаю, какое.
Миха знал, что любит ее. Знал, потому что, порвись презерватив и забеременей она, он был бы только рад. Никогда он еще так не относился к женщине, всегда жутко осторожничал с собственной спермой — боялся, что обрюхатит не ту телочку. Миха уже знал, что брак начинается не со свадьбы, а именно с рождения ребенка, и раньше такая перспектива его ужасала. А с Эрикой — нет.
— От меня у тебя не убудет, Миха. — Слова Эрики прервали его мысли. — Никогда, потому что я сама о том же мечтала, но никогда не знала, насколько это реально. А ты заставил меня поверить.
Тут она наклонилась и поцеловала его, осознав, зачем она ждала все эти годы. Долгое время ей казалось, что все зря — ее подруги уже давно сдались, да и она сама не раздумала отдаться кому-нибудь просто так, от безысходности. Но теперь она понимала, что все случилось так, как должно быть. Она действительно любила мужчину, которого целовала, и он ласкал ее с самыми искренними чувствами. Миха старался быть нежным, и хотя иногда ей было больно, она прижимала его к себе, ближе и ближе. Это был симбиоз, в котором они существовали в унисон: грудь к груди, живот к животу, пальцы к спине, ладони к ягодицам, лицо к лицу и слезы из ее глаз. И теперь Эрика осознавала, что всю свою жизнь была неполным созданием и лишь теперь обрела цельность.
— Держи меня, Миха. Не отпускай. Просто держи и никогда не отпускай.
28
Безупречный остановился у тяжелой дубовой двери и постучал. Он ждал ответа, разглядывая текстуру дерева, качественного и дорогого, как и все в этом доме. То, о чем он два года назад мечтал при переезде, теперь раздражало его. Ему ничего этого было не нужно. Хватит. Хотя, конечно, он знал, что, попроси она, он ни в чем ей не откажет. Он снова постучал и снова не дождался ответа. Наверное, она спала. Он постучал громче, и дверь открылась от его прикосновения. Кровать пустовала. Эрики не было.
Он зашел внутрь, оглядывая великолепие ее комнаты. Безупречный помнил, как покупал этот дом с девятью спальнями. Как сестра была счастлива, выбрав себе именно эту. Как обняла его с гордостью. Никогда он не забудет, как Эрика на него смотрела. А теперь они вообще почти не смотрят друг на друга. За последние несколько месяцев, с тех пор, как появились видения, они даже едва разговаривали. Еще пару лет назад такого не бывало, раньше они разве что считанные часы обходились без общения. А теперь выросли — и все изменилось. Сегодня Безупречный пришел к сестре поговорить, только не знал, о чем.
Он уже почти собрался уходить, как что-то заставило его присесть у ее зеркала. Это была их потемневшая детская фотография: ему двенадцать, ей восемь; Эрика прижалась головой к его животу и обняла за талию. Он посмотрел на фото и заулыбался. Странно, что сестра держала снимок тут, чтобы каждый день натыкаться на него взглядом. Тут он заметил в зеркале девичий силуэт. Эрика, подумал Безупречный.