За годы страданий,
За столетия рабства
Мы бомбим улицы и окрестности
За то, что вы продавали нас,
Покупали нас и заковывали,
Бичевали нас и насиловали,
Линчевали нас, обворовывали.
Вы дали нам свободу,
Чтобы в тюрьмах сгноить,
Ненавидеть нас, кастрировать,
На иглу подсадить.
Вы объявили нам войну,
И война для нас повсюду.
Хватит языком трепать —
Теперь пушки говорить будут.
И когда Миха, завершая строфу, сделал модуляцию голосом вниз, он понятия не имел, каковы истинные намерения Ганнибала и не был готов к последующим событиям.
— Йо, диджей. Выключи это, — прокричал Ганнибал, и его голос перекрыл шум толпы, заставив всех замереть от неожиданности. — Врубай наш новый крутой трек, как договаривались, покажем зрителю, что такое настоящее шоу.
Амра резко остановил ритм песни и продемонстрировал серию неистового скретчинга. Публика в зале решила, что это запланированная часть представления. Но находившийся в диспетчерской директор программы знал правду и стал как сумасшедший бегать по комнате, проклиная всех на свете. Операторы растерянно переглядывались. Миха тоже удивился, но постарался скрыть свою растерянность: шоу транслировалось в прямом эфире, и он стоял на сцене перед миллионами телезрителей. Он стал импровизировать. Повторял слова за Ганнибалом, время от времени добавляя «йо» и «да-да» и выкрикивая разные приветствия Бруклину. Потом Ганнибал вновь переключил внимание публики на диджея, и Миха воспользовался передышкой, чтобы наброситься на него с упреками:
— Ты что творишь? Мы так не договаривались. Тебя же предупреждали, чтобы ты не выкидывал никаких номеров.
— К черту всех. У меня новый план. Просто повторяй дальше за мной, эту песню ты хорошо знаешь.
У Михи засосало под ложечкой от дурных предчувствий. И они оправдались, как только раздались первые звуки следующего трека. «Свержение короля» зазвучало со сцены, и Миха мысленно произнес самые грязные ругательства, какие только знал.
Услышав такие знакомые звуки песни, едва не похоронившей Безупречного, половина публики вскочила с мест, а другая, напротив, замерла. И среди тех, кто сидел с траурным видом, были Безупречный, его сестра и Триш. Гнев начал закипать в сердце Безупречного еще до того, как было произнесено первое слово. Ганнибал не видел врага, но с наслаждением ощущал его ярость.
Он начал:
Бык совершает переворот,
Наступает на твою территорию,
Обстреливает твою территорию,
Выстрелы чертят траекторию.
Ганнибал мощный и злой,
Рожден ершистым и готовым к бою,
Проходит сквозь все преграды —
Просто дайте мне ключи от города.
Мне жаль дураков,
Что жалеют Быка.
Я на вершине мира,
А вы, ниггеры, на дне сортира.
Но оставим глупую драму
И вернемся к сути вещей:
Сейчас я прикончу тебя, ниггер,
Без надежды на перезагрузку.
Без, ты просто ошибка
И твоя эра — вчерашний день.
Я выше твоих прокламаций,
И не надо оваций.
Шут, считаешь себя королем,
Но ты просто пацан,
Что дрочит перо вместо члена.
Твое правление подошло к концу.
Король Нью-Йорка, как же!
Ниггер, ты король лишь у шлюх.
Ты просто нелеп —
На философию променял рэп.
Ты завяз в застое,
Огрызаешься «Бычьим отстоем».
Ладно, ты свое слово сказал,
И надеюсь, у тебя есть большая пушка,
Ты же знаешь: я никогда не блефую,
Я отвечаю, раскраивая черепушку.
Дерьмо одно лезет из твоей башки —
Что это за хрен с молоком ?
Ты заявил, что я хочу быть белым стариком,
Но, мать твою, Без, ты-то хочешь
Быть черным парнем, что мечтает стать белой бабой.
Распустил нюни, чувак,
Ведешь себя как полный мудак.
Я вижу, что ты утратил веру, слабак.
Но ты ошибся: я не собираюсь в белого играть,
Я буду белыми повелевать,
Ганнибал пришел побеждать,
Меня называют слоном боевым,
Я выступаю с мафией,
Я командую мафией,
Так что забери свое дерьмо назад,
Потому что это захват.
Реакция на выступление была столь же неоднозначной и разнородной, как и сама публика. Фанаты Ганнибала неистовствовали, словно варвары. Сторонники Безупречного считали неуместной подобную выходку: слишком неподходящим был повод. Директор передачи, собравшись с мыслями, велел снимать неистовую реакцию в зале и крупные планы выступающих.
Миха как последний дурак оказался втянутым в этот конфликт, но деваться было некуда: пришлось продолжать читку. Слыша, как написанные им слова слетают со сцены, он чувствовал тошноту. Еще никогда он так не презирал собственное творчество. Знай он, к чему все приведет, ни за что бы не ввязался в этот обман с самого начала. Он видел, как Ганнибал наслаждается этим сумасшествием, и уважение, которое Миха всегда испытывал к нему как к личности и таланту, испарялось вместе с каплями пота, проступившими у Михи на лбу. Он хотел бросить Ганнибала на сцене одного, но какая-то сила приковала его к месту. Терзаясь от отвращения, он доигрывал свою жалкую роль.
Все шло точно по сценарию Ганнибала. И обожатели, и ненавистники — все слушали его сейчас, затаив дыхание. Он держал их за самые чувствительные струны сердец крепче, чем за мошонку. А потом...
Я тот, кого ты ненавидеть обожаешь,
Но я не люблю болтать, ты знаешь.
Меня не победить, меня не убить,
Быка никому не остановить.
Помню твоей сестрички стон,
Когда я топтал ее, как слон:
«Не останавливайся, Бык!» —
Она в исступлении кричала
Почти без чувств, оттого что без конца кончала.
Эта телка сама не своя до членов,
Черт возьми, Без, я и сам удивлен:
Маленькая сестренка стала настоящей шлюхой.
Слова произвели желаемый эффект. Словно получив удар под дых, Безупречный стал ловить ртом воздух. Ярость достигла невыносимых пределов, но в тот момент ему пришлось сдержать свой гнев. Операторы поспешили атаковать его, взяв крупный план. И его замешательство демонстрировали на большом экране со всех возможных ракурсов. Надо сохранить спокойствие и сконцентрироваться на выступлении, которое предстоит ему позже. Эрике тоже ничего не оставалось, как проявлять стоицизм.
Миха застыл, не веря своим ушам. Единственная мысль молнией промелькнула в его мозгу: я этого не писал, я этого не писал. Последняя строфа была новой версией Ганнибала, его личным творчеством, исказившим текст и замысел Михи ради грязной цели. Михе повезло, что выступление на этом закончилось: он был не в состоянии продолжать. Слыша бормотанье толпы, он кожей чувствовал боль унижения, которую сейчас испытывает Эрика. Эта боль сковала его позвоночник и лишила сил управлять своим телом. Миха лишь надеялся, что она поймет: не его рука писала эти чудовищные строки.
Местами в зале раздавались аплодисменты: публика не была единодушна. Затем трансляция прервалась на рекламную паузу.
Миха сошел со сцены словно в тумане. Ганнибал выглядел так, будто ничего не произошло. Как только оба ушли за кулисы, к ним подлетела помощница ассистента художественного руководителя:
— Вы... для вас это конец, это уже слишком. Вас специально предупредили, что нельзя исполнять эту песню. Больше вас никогда не пригласят выступать на вручении «Соре». Черт возьми, вам не разрешат присутствовать здесь даже в качестве зрителя.
Ганнибал просто повернулся и взглянул ей в глаза. Напуганная его взглядом, она отошла, продолжая злиться молча.
— Йо, хорошее шоу, чувак, — сказал Ганнибал Михе.
— Хорошее шоу? Что ты несешь? На хрена тебе это понадобилось?! — заорал на него Миха.
— Ты же сам хотел, чтобы я прекратил затянувшуюся драму с Безупречным. Ну, я и нашел способ: эффективно, как удар кувалдой.
— Ты ненормальный. Ты ненормальный, чувак. С меня хватит этого дерьма. Я ухожу. Ты прекрасно импровизируешь, и с остальными текстами тоже сам справишься.
— Не понимаю, что такого я видел в тебе. Ты слабохарактерный, как баба. Так глубоко засунул голову себе в задницу, что не видишь самых простых и ясных вещей.
— Что бы ты ни говорил, ты просто больной ублюдок. И мне тебя искренне жаль, чувак.
— Пожалей самого себя, ниггер. Ты даже не существуешь. Ты всего лишь жалкий фон. Вся шумиха поднялась сегодня из-за Быка. Не смей жалеть меня, ниггер. Бык непотопляем, он всегда будет на вершине мира.
На этом разговор был окончен. Миха бросил микрофон и ушел, а Ганнибал молча смотрел вслед своему младшему брату.
42
Шоу подошло к концу, но вечер был в самом разгаре. Победители и побежденные, работники индустрии, участники радиобитв и зрители — все были сегодня здесь: выпивали, делились сплетнями, флиртовали. Это была вечеринка для своих, организованная студией «Краун», одно из обычных мероприятий, устраиваемых после каждого шоу, — но на этот раз народу собралось больше обычного. Похоже, здесь были все: Сталин со своими ребятами сидел за столиком в углу, Гевара болтал с Эбони, обсуждая возможное сотрудничество, мини-Гитлер и парни из Гестапо в большом количестве приехали с Юга. Был здесь и Трухильо с Латинской Мафией. Они переговаривались о собственных делах, но в течение вечера нет-нет да и всплывала тема Безупречного и Ганнибала.
Безупречный сидел в сторонке с телохранителем и Хеннесси. Он улавливал шушуканье за спиной. Ганнибал выставил его на посмешище, но он не единственный виноват в случившемся. Не он писал эти мерзкие слова. Был и другой, чье имя вызывало отвращение у Безупречного и оставляло во рту горечь похуже, чем от абсента. Этот мерзавец осквернил чистоту его дорогой девочки, а Безупречный только и мог сидеть и молча смотреть, как ее насиловали у всех на виду, словно рабыню в доисторические времена. Хорош защитник. Теперь он жалел, что не нанес Ганнибалу ответный удар во время собственного выхода.
Эти мысли прожигали ему мозг, а неосязаемая трещина продолжала парить в воздухе прямо перед ним. Вообще-то теперь она превратилась в дыру, небольшую дыру, стоявшую перед глазами, куда бы он ни поворачивал голову. Демоны перестали посещать его с тех пор, как появилась трещина, превратившаяся затем в дыру. Он ненавидел этих существ, когда они только начали его навещать: прозрачные аморфные фигуры, менявшие облик и походившие то на людей, то на животных, то на амебы. Они принимали любые формы, постоянно превращаясь во что-то другое. Но сейчас он обрадовался бы им как старым друзьям, лишь бы не видеть дыру: недостижимую и неосязаемую, словно конец существования.