— Поздравляю, ты добавил еще три награды к своей коллекции, — произнес Хеннесси, пробудив его от тяжелого сна наяву.
Единственное, что Безупречный смог сказать в ответ:
— Чертов ублюдок!
— Понимаю, ты расстроен. А зря... Теперь миллионы жаждут услышать твой ответ. Они сгорают от желания узнать, каков же будет твой следующий шаг. И новый трек разлетится в миг, словно горячие пирожки. Поверь мне, тебе сейчас не повредит все, что подстегнет продажи.
— Два миллиона проданных дисков тебя не устраивают?
— Это неплохой результат, но куда хуже десяти миллионов.
— Деньги — единственное, что тебя волнует в жизни?
— Конечно.
— Похоже, нравится мне это или нет, но пока я связан контрактом, я буду всего лишь твоим рабом. Но кто знает, быть может, я скоро умру и обрету свободу вместе со смертью.
— Не понимаю таких слов, Безупречный. Рабство в нашей стране отменили много лет назад. А впрочем, позволь объяснить тебе одну маленькую истину. Мы все рабы в этом мире, брат. Белые, черные, желтые или какие там еще — все мы лишь рабы нашей судьбы, и не важно, верим мы в нее или нет.
Свободу мы обретаем, лишь примирившись с оковами и приняв свое предназначение и свою сущность. Я принял свою участь: я бизнесмен. И это сделало меня свободнее. А ты должен смириться с тем, что ты артист.
— Это все лажа, Хеннесси! — парировал Безупречный. — Это хрень, которую внушают рабам, чтобы легче было командовать ими и водить на веревочке. И потом, ты же вроде был деистом. Ты говорил, что не веришь в судьбу. Или я что-то путаю? «Напиши свою жизнь, как тебе нравится», — так ты мне тогда сказал?
— Ладно, Безупречный. Поступай как знаешь. Верь во что угодно. Только скажи, как ты обретешь свободу, все время называя себя рабом? Подумай об этом. И знаешь еще что? Я давно пришел к этой мысли. В твоем романе я главный злодей, ведь так? А почему? Потому что я белый, я начальник и люблю деньги. Я не собираюсь извиняться за то, какой я есть. Никогда этого не делал и сейчас не буду. Но запомни одно: твоя жизнь началась с той самой нашей встречи. Я сотворил тебя, Безупречный. Сделал своим главным приоритетом. Номером один. Я помог тебе завоевать мир. Благодаря мне о тебе напишут десятки книг. А без меня ты так и остался бы мальчишкой, состязающимся в остроумии в уличных перебранках. Какую книгу жизни ты написал бы без меня?
— Не знаю. Я не знаю.
В словах Хеннесси была доля истины. Впервые со дня их знакомства Безупречный слышал в голосе продюсера неподдельные эмоции. Но при всей искренности Хеннесси Безупречного не покидало чувство, что тот пытается ему что-то продать. На этот раз — самого себя. Как Безупречный ни старался, он не представлял Хеннесси отдельно от паутины лжи, которой тот опутывал все вокруг. Но откровения Хеннесси сделали одно доброе дело: отвлекли Безупречного от мыслей о Ганнибале и от неосязаемой черной дыры. Правда, всего на минуту, пока Безупречный не увидел мини-Гитлера: тот сидел в одной из кабинок для ВИПов. Гитлер поднял бокал «Кристала» и поприветствовал Безупречного кивком и улыбкой. В ответ Безупречный тоже кивнул демагогу-лилипуту и осушил свой бокал. И в ту же секунду заметил в углу человека в красном, улыбавшегося ему: кажется, один из его бывших соперников. Вроде бы они встречались раньше, но Безупречный не был в этом уверен. Он плохо разглядел парня, а в этом зале собралось огромное количество его бывших приятелей и соперников. Его затуманенное «Кристалом» сознание было уверено только в одном.
— Мне надо отлить, — сообщил он Хеннесси.
Безупречный смотрел вниз на гладкую, твердую, безупречно белую фарфоровую поверхность, пока его моча сильной струей ударяла в стену, стекала вниз, пропадая в неосязаемой дыре, затем вновь появлялась в поле зрения ниже, собираясь на дне писсуара. Он не знал, забавляться ли этим зрелищем или ужасаться ему, и просто продолжал мочиться в полном одиночестве и в тишине.
Потом он услышал, как отворилась дверь туалета и раздались чьи-то шаги, а вместе с ними снаружи проникли звуки бита и посторонний шум. Шаги гулко отдавались на кафельном полу: человек подходил все ближе и встал у соседнего писсуара, бок о бок с Безупречным. Безупречный не поднимал глаз, не желая признавать его присутствие, но ощущал это присутствие кожей, к тому же ярко-красная рубашка парня назойливо привлекала внимание. Когда незнакомец расстегнул штаны и стал облегчаться, сердце Безупречного по непонятной причине бешено заколотилось. Ему захотелось бежать прочь как можно быстрее, он сам не знал почему. Безупречный слышал, как струя мочи ударилась в стену рядом с его собственной. Она вырвалась яростно и заглушила своим мощным звуком струю Безупречного. Закончив,
Безупречный застегнулся и подошел к раковине вымыть руки. Над ней висело зеркало, и он видел в нем спину незнакомца в красном, продолжавшего извергать из себя мочу, шумно выражая удовольствие от полученного облегчения.
— А-а-а... О-о-о... Вот так-то лучше. — Затем парень обратился к Безупречному: — До чего же приятно. Это почти так же классно, как трахаться. Эге-ге-гей... мать твою! Жизнь — это еще та шлюха, правда, чувак? Это любимая шутка Бога... он дает тебе то, что ты хочешь, но совсем не так, как тебе хотелось бы. Понимаешь, о чем я, старик?.. Черт, это одновременно и хорошо, и плохо... Йо, старик... ты уверен, что все это дерьмо тебе нужно?
Безупречный не ответил парню, подкрепившему свои слова красноречивыми жестами. Он просто держал пальцы под струей воды, смывавшей с них грязь, и смотрел на отражение спины в зеркале. Он не совсем понимал, о чем тот говорит. А может, и понимал.
— Так как? — Парень сделал выразительный жест, настаивая на ответе.
И тогда Безупречный сказал:
— Уже слишком поздно поворачивать назад.
Он выключил воду, отвернулся и вышел из туалета.
Чуть поодаль, возле бара, стояли Эрика и Триш. Чувство стыда из-за случившегося еще не утихло, но они старались не вспоминать об этом. Они пришли на вечеринку всего двадцать минут назад и уже мечтали сбежать. По правде, они и вовсе не хотели сюда идти, но, обсудив ситуацию, решили, что их отсутствие придаст весомости мерзкой лжи, произнесенной Ганнибалом, — лжи, которую сочинил Миха. Только Эрика подумала о Михе, как он появился в толпе и, приблизившись, встал за ее спиной. Триш указала Эрике на его присутствие, та обернулась и взглянула в печальные глаза своего любимого.
— Детка, мне так жаль. Ты должна мне верить: я не имел никакого отношения к тому, что сегодня случилось. Я был растерян не меньше твоего. Он использовал меня, так же как раньше использовал других. Я бы ни за что не согласился исполнять эту песню сегодня.
Миха выпалил все это на одном дыхании. Потом замолк и взглянул на нее, ожидая, какая последует реакция. Эрика горделиво стояла, не говоря ни слова. Он почувствовал жжение в груди: показалось, что мир сейчас полетит в тартарары. Если она не поверит ему, если разлюбит — как же он будет жить дальше? Что-то твердило ему, что без ее любви он просто перестанет существовать.
— Да ладно, детка. Скажи хоть слово. Ты убиваешь меня своим молчанием.
— Я тебе верю. Я знала, что ты на такое не способен. Знала с самого начала.
Он облегченно выдохнул и улыбнулся. Жжение в груди стало стихать.
— Если знала, зачем же заставила меня пережить все это сейчас?
— Хотела посмотреть, как ты мучаешься. Мне это показалось забавным.
— Ты просто прелесть. Скажи, ты не хочешь сбежать отсюда? Меня начинает тошнить от всей этой тусовки.
— Меня тоже, — согласилась с ним Эрика. А затем повернулась к Триш: —Скажи Майклу, что я уехала, ладно?
— Ладно, только он не обрадуется.
— Мне все равно.
Девушки обнялись.
— Правильно. Делай то, что считаешь нужным, — сказала ей Триш, пока они стояли, прижавшись друг к другу. Когда Эрика разжала руки, Триш добавила: — Я завидую тебе.
Эрика посмотрела на подругу с недоумением.
— Да-да, завидую, — повторила Триш.
Она видела, что Миха испытывает к Эрике именно такую любовь, какую Триш всегда мечтала найти в глазах Безупречного. Раньше ей казалось, что она видела в его взгляде что-то похожее. Но уже больше года прошло с тех пор, как он последний раз смотрел на нее вот так. Мечты разлетелись вдребезги.
— А теперь проваливайте,—добавила она с улыбкой.
Эрика не сразу поняла ее, а когда поняла, обняла еще крепче, как самую близкую подругу и даже больше — как сестру, которой у нее никогда не было.
Эрика и Миха пробирались сквозь толпу так» словно за ними гнались. Почему? Они не смогли бы ответить, но оба чувствовали, что необходимо выбраться из клуба как можно скорее. Миха держал Эрику за руку, а она поспешно следовала за ним. Пробиваясь к выходу, она вдруг почувствовала, как чья-то сильная рука больно вцепилась в ее плечо. Хватка была такая мощная, что Эрика чуть не споткнулась и от неожиданности выпустила ладонь Михи. Рука потащила ее назад, и сомкнувшаяся толпа тут же разлучила ее с любимым.
— Какого черта ты делаешь? Ты куда собралась? — заорал Безупречный. Он стоял перед сестрой, задыхаясь от ярости, а сзади прилепился безмолвный телохранитель.
— Майкл, ты слишком сильно сжал мне руку.
— Ничего, потерпишь. Ты куда намылилась?
— Я ухожу, — сказала она, пытаясь освободиться.
— Уходишь... с ним. После того, что этот ублюдок сделал с нами сегодня?
Миха подошел ближе: он видел ярость в глазах Безупречного и попытался,
как мог, утихомирить его:
— Послушай, для меня случившееся было такой же неожиданностью, как и для вас. Я не имею к этому ни малейшего отношения. Клянусь тебе.
— Никакого отношения, разумеется. Ты всего лишь написал эту мерзость, а потом стоял рядом с этим гадом на сцене и подпевал.
— Ты не понимаешь.
— Заткнись, чертов ниггер, — прорычал Безупречный так, что у окружающих перехватило дыхание. Если бы не шумная атмосфера клуба и не полутьма, сцена была бы просто невероятная. Последние слова брата разозлили Эрику, и она выдернула руку из тисков его ладони: