Выше вашего понимания.
Нет границ, что мне путь преградят.
Я больше, чем рай и ад.
Я убиваю убийц,
И убиваю слова.
Логос заряжен,
Я как тетива напряжен.
Демиург демонов,
Существовавший до мужского семени.
До меня не было мужчин,
Лишь пацаны без причины и смысла,
Пушечное мясо,
Забывшее, что я их отец
И отец их отцов.
Чем больше я вас вразумляю,
Тем сильнее отчуждение,
И тем отчаянней я стараюсь
Держать вас в поле зрения,
Внутри орбиты моего влияния.
Хоть вы всего лишь побочные дети,
А я суть сути,
Сумма всех вещей,
За моей спиной целый пантеон,
Потому что мысли мои как пандемия,
А слова — эпидемия.
Я болен словом: одним движением
Повергаю Гекату в дрожь,
Подлость и ложь
Опрокидываю своим воображением.
Я околдовываю дьявола,
Балуюсь догмами.
Догон с Сириуса
Сотворил человека из мантры.
А Безупречный могуч, как рок,
И уместил всю Вселенную
В единственную строку:
Я бог.
Не было слышно ни аплодисментов, ни одобрительных возгласов. Только тишина и чернота, пока стихал бит. А затем темнота уступила место слепящему свету. Думай, Безупречный, думай — думай... а потом ничего, только вечный покой.
Эрика не видела пули — заметила только вспышку света. А затем услышала оглушительный грохот — и голова брата качнулась назад. «Майкл!» — заорала она. Не думая о собственной безопасности и не замечая целого роя пуль, рассекавших воздух, она протянула к брату руку. Пули с жужжанием пролетали мимо ее пальцев: одна пронеслась в дюйме от ее носа, а другая ужалила в бок. Слабея, Миха ухватил ее за руку и потянул вниз на пол, закрывая своим телом. Пуля ранила его в левое бедро, но он не обратил на это никакого внимания: он думал только о безопасности Эрики.
Отреагировав на выстрелы, водитель стал двигаться беспорядочными зигзагами. Фургон ускорился и поравнялся с окошком водителя. Обрушился целый шквал пуль, разорвав в клочья стекло и тело водителя. Оставшись без управления, машина слетела с дороги, рухнула в заросшую кустарником канаву и застряла там, врезавшись в дерево.
— Эрика, Эрика. Ты жива? Ответь мне!
Эрика молчала. Она смотрела вверх на умирающего брата: он лежал с открытыми глазами, глядевшими прямо на нее, и слеза стекала по его щеке. «Майкл, Майкл», — закричала девушка.
— Он мертв, Эрика. Но ты не вздумай умирать, слышишь?
— Мне так страшно. Что случилось, Миха? Я боюсь. Не хочу умирать.
— Ты не умрешь. Ты будешь жить долго-долго. Я помогу тебе выбраться.
Глядя в глаза брата, она почти слышала, как он произносит ее имя.
— Майкл, Майкл. Не умирай!
— Тихо, Эрика. Я что-то слышу.
Миха прикрыл рот и глаза Эрики и попытался унять ее дрожь. Снаружи ясно послышался звук шагов, тяжело двигавшихся в траве. Все дальнейшее происходило в ритме учащенного сердцебиения Эрики. Дверца лимузина распахнулась. Эрика почувствовала, как снаружи пахнуло холодом и проник дневной свет. Несколько секунд стояла абсолютная тишина, пока вооруженный мужчина наклонялся над ними, отбрасывая красную тень и размахивая винтовкой. Эрика чувствовала, как тень и свет перемещались с каждым движением его тела. А потом, будто непроизвольно, Миха поднял голову и взглянул в лицо своему убийце. Понадобилось всего мгновение, чтобы они узнали друг друга. Раздалась очередь. Дверь захлопнулась, отгородив их от внешнего холода и слепящего дневного света.
— Миха, Миха, — звала в темноте Эрика, пытаясь подвинуть его руку.
— Не надо, Эрика. Не смотри, — сказал он, прижимая окровавленные ладони к ее глазам.
— Миха, что случилось?
— Ни о чем не беспокойся. Просто поспи. Можешь сделать это ради меня?
— Да, но, Миха...
— Нет, Эрика. Просто усни. Пожалуйста.
— Хорошо.
Миха продолжал закрывать ее своим телом, чувствуя, как жизнь потихоньку утекает из него.
— Эрика. Помнишь, как мы впервые встретились?
— Да, — она погрузилась в приятные воспоминания.
— Если не считать отдельных моментов в детстве, я не могу вспомнить ничего важного до нашей встречи... словно до тебя со мной ничего не происходило. Как будто моя жизнь началась лишь с того дня, как я увидел тебя.
— Не говори так, Миха.
— Но это так, Эрика. Это правда. Я знаю. И, наверное, всегда знал.
— Почему ты говоришь так странно, Миха? Не умирай. Я не смогу жить, потеряв вас обоих.
— Нет, Эрика... Ты должна жить, — произнес он, чувствуя жуткую усталость, словно весь мир навалился на него своей тяжестью. — Помни — никогда не признавай смерть. Никогда не признавай смерть и живи вечно.
— Хорошо, но ты должен признать жизнь, помнишь?
— Да, Эрика. Но я уже признал ее. А сейчас я устал. Детка, я так устал. Мне надо поспать... надо поспать... Ты поспишь со мной, Эрика?
— Да... хорошо... давай уснем. Мой прекрасный Миха.
— Моя прекрасная Эрика... Давай уснем.
И они уснули в объятиях друг друга, в собственной крови, окутанные сиреневой дымкой.
46
Ра шел по серым ковровым дорожкам с особой торжественностью. Каждый шаг стоил ему огромных усилий, пока он продвигался вперед, окруженный бессчетным числом опухших глаз. Он отворил тяжелую звуконепроницаемую дверь студии и вошел. Дверь с лязгом захлопнулась за его спиной, он остался в одиночестве и тишине. Он подошел к столу в форме полумесяца и сел в мягкое кресло, погрузившись всем телом в его уютное тепло. С воображаемого помоста, на который его подняла смерть, он смотрел на большой черный микрофон, блестевший перед ним в темноте. Было 3:57, эфир через три минуты. Никогда еще работа бога радиоволн не была для него такой тяжелой обязанностью. Сегодня необходимость говорить угнетала Ра, а ведь обычно ликование и радость так и сочились из него в предвкушении общения с публикой. Сегодня от ликования не осталось и следа: новость, которую он должен был сообщить, вытравила из него обычную веселость. Погрузившись в размышления, он ждал сигнала к началу.
— Ра, пора начинать, — прорезал тишину голос звукорежиссера.
— Хорошо, — устало произнес Ра.
Он протянул руку, надел наушники: они повисли с двух сторон словно гири. Толстые амбушюры плотно прилегали к голове и гасили любые посторонние шумы. Он остался в чистом, свободном пространстве радиоволн и слышал во всех нюансах шум двигающегося микрофона, когда подтягивал его поближе к губам. Его затрясло, но, вдохнув поглубже, Ра заговорил:
— Как делишки, Нью-Йорк? Это ваш бог Ра, снова с вами на частоте... — Голос его дрогнул, и он прервался, не закончив свое фирменное приветствие. — Йо, братья, у меня печальные новости. Сегодня черный день для хип-хопа. И он наступил сразу вслед за другим черным днем. Только вчера я сообщил вам о перестрелке на вечеринке после церемонии вручения наград «Соре». Я уже говорил, что лично присутствовал там, и наблюдать перестрелку и начавшуюся после нее панику было весьма неприятно. А сегодня у меня просто нет сил говорить о том, что произошло только что. — Его речь прервалась: он пытался собраться с духом. — Что ж, я скажу как есть. Вряд ли найдется способ как-то смягчить горестную весть. Безупречный был расстрелян насмерть из проезжающей мимо машины в двух милях от его загородной резиденции в Берген-Каунти. Его сестра Эрика Уильямс, находившаяся вместе с ним в машине, серьезно ранена: ее доставили в реанимацию больницы Сент-Джозеф. Также были застрелены водитель лимузина и еще один неизвестный молодой мужчина.
Хеннесси стоял у окна своего офиса, скрестив руки за спиной и оглядывая открывавшиеся впереди просторы. Он слышал голос Ра, дрожавший под грузом печальных новостей. Эмоциональная подача Ра тронула сердце бизнесмена, хотя диджей был не первым, от кого Хеннесси услышал дурную весть. Продюсеру сообщили о случившемся примерно через час после перестрелки. И с того момента он разглядывал серые тучи на безоблачном небе.
В дверь постучали.
— Входи, Джейн, — ответил Хеннесси, ожидавший прихода своей секретарши.
Джейн пересекла комнату и положила ему на стол папку с документами:
— Вот документы, которые вы запрашивали, сэр.
— Спасибо, Джейн, — ответил он, не оборачиваясь. — Скажи мне, сколько неизданных треков Безупречного у нас есть?
— Что-то около сотни.
— Достаточно, чтобы сделать еще восемь-девять альбомов, плюс альбом, куда войдут величайшие хиты. Какой плодовитый юноша. Спасибо, Джейн. Теперь можешь впустить нашего юного друга.
Джейн вышла из офиса, оставив дверь открытой.
— Я любил тебя, Безупречный. Я любил тебя больше остальных. Мне будет тебя не хватать, — вполголоса произнес продюсер.
— Мистер Хеннесси, — раздался сзади чей-то голос.
Перед тем как обернуться, Хеннесси стер с лица остатки эмоций и выключил радио, прервав речь Ра на середине. Затем президент «Краун рекорде» радушной улыбкой поприветствовал молодого человека, стоявшего в дверях:
— Серьезный Базар, новый герой дня. Как дела?
Хеннесси взглянул на платиновые часы на своем запястье: он стоял в коридоре возле запертой двери своего офиса и размахивал взад-вперед кейсом. Затем раздраженно обратился к секретарше:
— За что я плачу сотрудникам деньги, Джейн?
— Не знаю, мистер Хеннесси.
— Я жду уже двадцать минут. У меня полно дел.
— Знаю, сэр. Служба охраны приносит свои извинения. Они задержались внизу, но совсем скоро должны подняться сюда.
— Джейн, то же самое ты говорила мне десять минут назад.
— Знаю, сэр. Мне очень жаль.
— Знаешь что, к черту их. Я спущусь вниз сам. Но поверь мне, когда они придут завтра и узнают, что их уволили, они научатся быть пунктуальными. Увидимся завтра, Джейн.
— До свидания, мистер Хеннесси. До завтра.
И в первый раз за год Хеннесси шел по коридорам «Краун рекорде» без сопровождения. Он еле добрался до лифта, ощущая себя голым. Многие служащие заметили странность происходящего, но они были слишком потрясены новостью о гибели Безупречного, чтобы обращать внимание на начальника. Тот постоял у лифта еще с минуту, но охрана так и не появилась. Тогда он нажал кнопку и вошел в лифт один.