История варварских государств — страница 13 из 119

[73]. Подчинив еще остававшиеся независимыми племена этого региона, они затем начали войну с некими соросгами. Этот этноним более ни разу не встречается, и поэтому совершенно невозможно ни определить характер этого этноса, ни локализовать его. Можно только весьма приблизительно (да и то в виде очень осторожной гипотезы) поместить соросгов где-то к востоку от «Скифии», ибо, как кажется, поход против них являлся продолжением подчинения племен этой страны.

Вслед за тем гунны вмешались в дела римского Запада. Аэций обратился к ним с предложением напасть на бургундов. К этому времени в ходе войны Аэций. действуя в союзе с аланами, сумел нанести бургундам тяжелое поражение, но, несмотря на него, силы бургундов не были окончательно сломлены, и их королевство представляло для римлян серьезную опасность. Это предложение было, видимо, с тем большим удовольствием принято братьями, что оно давало повод отомстить за смерть их дяди. В 436 г. гунны вторглись в Галлию и обрушились на Бургундское королевство. Бургунды были наголову разгромлены. 20 тысяч бургундов были убиты, причем речь идет только о боеспособных мужчинах[74]. По-видимому, физически была уничтожена большая часть всего бургундского народа. Хотя в позднейших преданиях виновником этой катастрофы назывался один Аттила (Этцель, Атли)[75], реально силами гуннов, вероятнее всего, руководили оба брата. Впервые в своей истории гунны перешли Рейн. Там они, однако, не задержались и ушли назад[76]. Те бургунды, которые еще жили на правом берегу реки и которые не так давно разбили гуннов и убили Октара, теперь, по-видимому, были подчинены.

Вскоре после этих событий гуннские воины появляются в Галлии в составе армии Литория, командующего римскими войсками в Галлии. Под его командованием они активно сражаются с багаудами и вестготами. Были ли они более или менее самостоятельными наемными отрядами, как это уже имело место в начале этого столетия, или контингентами, поставленными римлянам по просьбе Аэция? Обстоятельства показывают, что второе предположение гораздо более вероятно. Во-первых, власть гуннских королей была уже столь сильна, что самовольный уход на службу императору едва ли был теперь возможен. Жесткое противостояние с Восточной империей по поводу подобных случаев, о чем говорилось выше, показывает, что ни Руга, ни его племянники не могли потерпеть ухода части их подданных. Во-вторых, когда отношения между гуннами и Западной Римской империей ухудшаются, гуннские воины перестают воевать в Галлии. Если бы эти воины были «солдатами удачи», то никакие перипетии в отношениях не заставили бы их уйти из Галлии, тем более что они активно использовали свое пребывание в рядах римских войск для собственного обогащения, нещадно грабя местное население. Поэтому думается, что, как в свое время гунны дважды помогли самому Аэцию, так теперь, хотя и в других формах, они помогали его полководцу. Это могло быть результатом какого-то соглашения между Аэцием и Ругой, которое Бледа и Аттила продолжали выполнять.

Насколько известно, главное внимание гуннские короли все же обращали на Восток. Сравнительно недалеко от границ Восточной империи располагалось теперь ядро их державы, да и Балканы казались им более привлекательными и. во всяком случае, более привычными, чем далекая Галлия и земли по Рейну. В 440–441 гг. положение Восточной империи осложнилось. Вандалы захватили Карфаген, сделав его столицей своего королевства, а затем напали на Сицилию. Аэций. который был поглощен делами в Галлии, практически на вандальские набеги внимания не обращал, и Феодосий II решил взять дело в свои руки. В 440 г. на Сицилию была направлена довольно большая армия, которая оставалась там и в 441 г. В 441 г. через восточную границу в Империю вторглись персы, и в том же году против власти императора восстали некоторые арабские и кавказские племена, а также исавры уже в самой Малой Азии. Аттила и Бледа решили использовать эту ситуацию. Поводом стало опять же дезертирство некоторых гуннов, которых имперское правительство вопреки договору 434 г. не спешило выдавать гуннским королям. Другим и, может быть, даже более важным поводом стало поведение епископа пограничного города Марга. Этот епископ, оказавшись на гуннской территории, в своем антиязыческом рвении нарушил неприкосновенность гуннских царских гробниц, что, естественно, вызвало возмущение Бледы и Аттилы[77]. Воспользовавшись этими поводами, гунны в 441 г. вторглись на территорию Империи. Епископ Марга, к тому времени возвратившийся в свой город, не без основания боясь, что его сделают «козлом отпущения» и выдадут гуннам как единственного виновника войны, открыл гуннам ворота, надеясь таким образом приобрести их прощение. Практически не встречая сопротивления, гунны захватывали города и виллы, грабя и разоряя Фракию и Иллирик. Для местного населения это была катастрофа, причем не только экономическая, но и демографическая. Археология показывает, что после прохода гуннов в приграничных городах произошла смена населения. Константинопольское правительство сумело убедить Бледу и Аттилу заключить годичное перемирие. Но в следующем году война возобновилась. За это время Феодосий отозвал свою армию с Сицилии и заключил мир с вандальским королем. И все же сил для противодействия гуннам на Балканах было мало, и в 443 г. был заключен мир. Его точные условия неизвестны. Возможно, просто были возобновлены условия прежнего мирного договора. Во всяком случае, добыча, полученная гуннами в ходе этой войны, должна была быть весьма значительной.

До сих пор во всех крупных операциях Бледа и Аттила действовали совместно. С ними обоими вел переговоры Аэций. Казалось, что в отношениях между братьями царит полное согласие. Однако это только казалось. Еще раз можно вспомнить, что Бледа был старшим братом, и хотя в сложившейся ситуации это старшинство ему, как кажется, не давало реальных преимуществ, все же оно определяло его первенствующую позицию. Когда писатели называли королей по имени, они первым упоминали Бледу. Это не могло не вызвать соперничества братьев. В результате в 444 или 445 г. Аттила убил Бледу и стал единственным королем гуннов. Конечно, главной причиной этого государственного переворота было честолюбие Аттилы, который стремился остаться единственным главой гуннов и к тому же не мог перенести свою некоторую второразрядность по сравнению со старшим братом. Аттила вообще не терпел никаких ни реальных, ни потенциальных соперников и при первой же возможности стремился их уничтожить. Возможно, однако, что к этому примешивались и другие мотивы. Тот факт, что убийство Бледы произошло вскоре после заключения мира с Восточной империей, позволяет поставить вопрос о связи между этими двумя событиями. Может быть, не очень значительные, с точки зрения гуннов, результаты войны подтолкнули Аттилу к этому преступлению.

Вскоре после убийства Бледы начали, как кажется, ухудшаться отношения между гуннами и Западной империей, которые до того времени были превосходными. С другой стороны, восточное правительство именно после этого события стало принимать меры, чтобы по возможности устранить Аттилу руками самих же варваров. Видимо, приход к единоличной власти Аттилы рассматривался в Константинополе как непосредственная угроза. Возможно, что Аттила представлял более агрессивную и решительную группу гуннской знати. Конечно, дело было не в идеологии (и у Бледы, и у Аттилы она сводилась к стремлению получить доход) и, пожалуй, не в использовании разных средств для ее воплощения (нет никаких свидетельств, что Бледа, например, предпочитал дипломатические меры в ущерб военным), а в степени жадности. Может быть, Бледа предпочитал сохранение сложившихся альянсов, в том числе с Западной империей, в то время как Аттила и группирующаяся вокруг него гуннская знать, чьи аппетиты росли по мере достигаемых успехов, пытались создать новую политическую ситуацию, определяемую однозначным диктатом гуннского короля.

Вскоре после захвата единоличной власти Аттила подчинил акатиров, обитавших в крымских степях[78]. Вероятнее всего, это была группа гуннских племен, еще не подчинившаяся ни ему, ни ранее Руге, но находившаяся в союзе (видимо, равноправном) с общегуннскими королями. Не входя в состав империи Аттилы, акатиры сохранили ту социально-политическую структуру, какая была характерна для всего Гуннского союза в начале V в. Их возглавлял в качестве «первого короля» Куридах, в то время как каждое племя в их составе имело своего короля. Поводом для похода Аттилы против акатиров послужило обращение к нему самого Куридаха. Хотя между Восточной империей и гуннами был заключен мир, имперское правительство не могло не отдавать себе отчета в хрупкости и ненадежности этого мира. Переворот, совершенный Аттилой, по-видимому, побудил его принять соответствующие меры. С этой целью представители императора решили подкупить лидеров акатиров, чтобы те разорвали союз с Аттилой и заключили союз с Империей, явно направленный против гуннского короля. Однако они не разобрались в политической иерархии акатиров и преподнесли свои дары Курдиху только уже вторым. С точки зрения кочевой знати, это было не только оскорблением, но и попыткой противопоставить «первому королю» подчиненных ему королей «второго разряда». Это угрожало и престижу, и власти Курдиха, и тот, видимо, не имея собственных сил для соответствующей реакции, обратился за помощью к Аттиле. Атгила двинулся против акатиров. Акатиры были разгромлены, часть их знати была уничтожена, другая предпочла признать власть Аттилы. Сам Курдих сохранил власть над своей частью племени, в то время как остальная была поставлена под «прямое» управление старшего сына Аттилы Эллака.

С подчинением акатиров, вероятно, завершилось формирование Гуннской империи. Она охватывала огромные территории от Рейна до Волги и, может быть, даже Урала. Есть сведения, что гуннам подчинялись какие-то острова в океане. Если это так. то речь может идти о некоторых островах в Балтийском море. Насколько реальным было подчинение этой огромной территории, сказать трудно. Возможно, после подчинения готской державы Эрманариха гунны стали считать себя повелителями всех тех народов, которые в той или иной степени признавали власть этого готского короля. Может быть, те товары, которые время от времени приходили с севера, воспринимались гуннами как дань э