ально заключил мир с бургундами, все же решил окончательно устранить их. Так как сил у римлян для выполнения этой задачи не было, он обратился к гуннам.
Гунны еще раньше столкнулись с бургундами, но не с Бургундским королевством, а с теми бургундами, которые еще оставались на правом берегу Рейна. На них в 429–430 гг. несколько раз нападал гуннский король Октар. Сначала бургунды только защищались, терпя при этом неудачи, но затем три тысячи бургундских воинов сами напали на гуннов. Октар был убит, и гунны, потеряв своего предводителя, потерпели полное поражение. Рассказывают, что их отряд, насчитывавший три тысячи человек, уничтожил якобы десять тысяч гуннов. Хотя эти цифры надо считать преувеличением, результат самого сражения несомненен. Гунны потерпели полное поражение и надолго оставили бургундов в покое[320]. Обращает на себя внимание тот факт, что бургундские короли (или король) на эти события никак не отреагировали. Следовательно, зарейнские бургунды им не подчинялись. Территория Бургундского королевства с востока ограничивалась Рейном. Теперь это королевство стало объектом нападения гуннов.
Силы бургундов были значительно подорваны недавней войной с Аэцием. Поэтому оказать достойного сопротивления гуннам они не смогли. Война превратилась в жестокое избиение бургундов. Гунны взяли бургундскую столицу и уничтожили весь королевский род во главе с королем Гундахаром. Вместе с ним погибло 20 тысяч бургундов. Речь шла, вероятно, только о взрослых мужчинах-воинах. Сколько при этом погибло женщин, детей и стариков, сказать невозможно. Можно лишь говорить о гибели значительной части, если не большинства, бургундов вообще. Бургундское королевство было уничтожено, а остатки племени перешли под покровительство Аэция. Эта катастрофа бургундов надолго осталась в памяти германцев и позже стала сюжетной основой германского рыцарского эпоса «Песни о Нибелунгах»[321]. Разгромив бургундов и уничтожив их королевство, гунны ушли, ибо подчинение территорий Римской империи не входило (по крайней мере, в то время) в их задачу. Но вполне возможно, что не являвшиеся частью этого королевства правобережные бургунды теперь были гуннам подчинены.
Трудно сказать, каковы были условия жизни левобережных бургундов после катастрофы 436 г. Оставались ли они жить на прежнем месте? После уничтожения королевства и королевского дома договор, заключенный с Констанцием, явно перестал существовать. Может быть, они перешли из разряда федератов в разряд летов? Эго. конечно, могло бы быть, но никаких подтверждений такой мысли не имеется. Бургунды на какое-то время вообще исчезли из поля зрения римлян. Известно только, что через семь лет, в 443 г., Аэций предоставил остаткам бургундов во главе с королем Гундиохом для поселения земли на юго-востоке Галлии в области Сапаудии в районе Женевского озера[322]. Столицей нового королевства стала Генава (Женева). С Гундиохом к власти, возможно (но не обязательно), пришел новый королевский род, заменивший собой уничтоженных Гибихундов. Однако новые короли ощущали себя непосредственными и законными преемниками прежней династии и всячески подчеркивали преемственность королевской власти. По словам хрониста, Сапаудия была дана бургундам для раздела с местными жителями. Следовательно, условия поселения бургундов были аналогичны поселениям других федератов. Поэтому можно с уверенностью говорить, что, как и в 413 г., так и теперь бургунды получали часть имперской территории в качестве федератов.
Причины, подвигнувшие Аэция восстановить Бургундского королевство, были, видимо, разнообразными. Большую роль, вероятно, играли стратегические соображения. Новое королевство должно было обеспечить безопасность имперской территории в этом районе и обезопасить альпийские перевалы, связывавшие Галлию с Италией. Какую-то роль могло играть стремление противопоставить, как и раньше, бургундов аламанам. Правда, в это время аламаны, как кажется, не проявляли особой активности и на имперские границы не нападали. Но потенциальная аламанская угроза все же оставалась. Не исключено, что и страх перед возможным возобновлением внутренних волнений мог тоже подвигнуть Аэция на поселении здесь бургундов. В конце 407 или в начале 408 г. багауды не дали возможность Сару спокойно отступить из Галлии в Италию. Позже в этом же районе действовали некие варги. Между тем держать под твердым контролем коммуникации между Галлией и Италией было жизненно важно для Империи. Бургунды могли частично выполнять эту функцию контроля. Сравнительно недавно было подавлено восстание Тибатона, охватившее значительную территорию Галлии, и бургунды, возможно, по мысли Аэция, должны были стать еще одной преградой для распространения подобного восстания, если таковое вспыхнет, на приальпийские земли. Поселение бургундов в Сапаудии было каким-то образом согласовано с вестготским королем Теодорихом[323]. Это обстоятельство не мешало тому, что Аэций мог надеяться на противопоставление в случае необходимости бургундов вестготам. Поселение бургундов можно рассматривать как часть не только военного, но и дипломатического «восстановления Галлии», проводимого Аэцием. Наконец, западноримская армия чрезвычайно нуждалась в людях. Оставлять вне возможного использования в качестве нового воинского контингента такой уже известный своей воинственностью народ, как бургунды, Аэций, будучи опытным генералом и политиком, явно не хотел. С другой стороны, после катастрофического разгрома, какой потерпели бургунды от самого Аэция и от гуннов, они, казалось, уже не представляли такой угрозы для Империи, как раньше. Поэтому можно было спокойно пойти на восстановление их королевства. В 451 г. бургундский контингент, действительно, понадобился Аэцию, когда он собирал армию, способную противостоять войскам Аттилы. Бургунды вместе с другими римскими федератами активно участвовали в битве на Каталаунских полях. В то же время Аэций, восстанавливая Бургундское королевство, предпочел поселить бургундов не на старом месте, где сохранились бы традиции и воспоминания о прежних акциях, в том числе антиимперских, а в другой области, среди другого населения, с несколько иными традициями. И это в какой-то степени могло быть средством предохранения от повторения их неконтролируемой экспансии.
Убийства Аэция, а затем и Валентиниана III открыли период все усиливающейся нестабильности и потери Империей реальной власти в заальпийских землях. Бургундское королевство стало активным игроком на тогдашней политической сцене. В 455 г. бургунды вместе с вестготами активно поддержали в качестве императора Авита. Затем опять же вместе с вестготами они официально по поручению Авита участвовали в войне со свевами в Испании. А когда Авит был свергнут и убит, бургунды выступили против сменившего его Майориана. В союзе с вестготами, которые, разумеется, тоже не признали Майориана, они начали экспансию в южном направлении. Противниками нового императора являлись и местные галло-римские магнаты. Между бургундами и населением провинции Лугдунской был заключен союз, и провинциалы в 457 г. признали власть бургундского короля взамен помощи против Майориана. В столицу провинции Лугдун (Лион) был введен бургундский гарнизон. При этом бургунды договорились с местной знатью о разделе земель на новоприобретенной территории[324]. Местные магнаты предпочли уступить часть своих владений бургундам, чтобы получить их помощь против своих италийских соперников. Они (как и ранее землевладельцы Сапаудии) тем более согласились с таким разделом, что крупная собственность в Галлии была рассеянная, и многие магнаты имели по несколько имений в разных частях страны. Поэтому уступка части своих владений в долине Роны (Родан) не наносила им катастрофического ущерба. Майориану пришлось завоевывать Галлию. Посланный им в Галлию умелый дипломат Петр сумел договориться с бургундами, и те согласились покинуть Лион и даже дать Петру заложников в знак своего признания власти Майориана[325]. Когда сам Майориан с армией прибыл в Галлию, бургунды заключили с ним мирный договор, по которому вновь признали себя федератами Империи и официально отказались от и так уже фактически оставленного ими Лиона. Зато большая часть провинции осталась за ними. Майориан, готовясь к решающей схватке с вандалами, не захотел обострять ситуацию в Галлии, в том числе он предпочел пойти на компромисс и с бургундами. Убийство Майориана снова изменило обстановку. Эгидий, командовавший войсками в Галлии, отказался признать марионеточного императора Либия Севера и стоявшего за его спиной фактического правителя западной империи Рицимера. В ответ Рицимер снял Эгидия с должности и заменил его Агриппином. Но Эгидий не подчинился этому решению. Рицимеру и Агриппину удалось укрепиться в Южной Галлии, но северная часть страны оказалась под властью Эгидия. Все это создало в Галлии обстановку политической нестабильности, чем воспользовались бургунды. Они возобновили свое наступление и вновь овладели Лионом. Король Гундиох перенес туда свою резиденцию, и с 461 г. Лион являлся столицей Бургундского королевства. Королевство усилилось, когда к бургундам, жившим в Галлии, присоединились их соотечественники, ранее остававшиеся в зарейнской Германии. Их тамошняя территория была занята аламанами, и они вынуждены были перейти на римскую сторону.
Распространив свою власть на большую часть Юго-Восточной Галлии, бургунды стали значительной силой в Западной империи. Еще ранее они заключили союз с вестготами. Затем Гундиох женился на сестре фактического правителя римского Запада Рицимера, после чего между Гундиохом и Рицимером установились очень тесные связи. Рицимер официально назначил Гундиоха магистром обеих армий для Галлии. Кроме этого Гундиох получил также титул vir illustris. Это был самый высокий титул в римской сенаторской и чиновничьей иерархии. Бургундский король, таким образом, официально занял место на самом верху имперской иерархической системы. Пост магистра давал ему формальную возможность управлять не только территорией своего королевства, но и всей Галлией, но реально его власть не распространялась ни на территорию, подчиненную вестготскому королю, ни на земли севернее Лигера (Луара). Официально бургунды являлись федератами Империи, а их король частью имперского государственного аппарата, но фактически ни о каком контроле римских властей над ними и территорией их королевства не было и речи. Получение Гундиохом самого высокого римского титула в некоторой степени примиряло (или, во всяком случае, теоретически должно было примирить) с его властью галло-римское население. Одновременно оно резко повышало его авторитет среди соплеменников, среди которых реноме Империи и ее титулов и чинов было еще весьма велико. Бургунды не могли не увидеть в этом знак высочайшего признания заслуг своего короля, а следовательно, и своих заслуг перед Империей. Еще раньше возникло представление об общем происхождении римлян и бургундов. Может быть, оно было сначала изобретено императорской пропагандой, чтобы теснее привязать бургундов к союзу с Империей в борьбе против более грозных для римлян аламанов. Даже если и так, т