е защиту. Показательно, что в 1942–1944 гг. парады на Красной площади не проводились, и танки вновь загрохотали по ее брусчатке только во время Парада Победы 24 июня 1945 г. Парад 7 ноября 41-го имел огромное политическое значение, поскольку правительство Советского Союза и лично Верховный главнокомандующий продемонстрировали свою решимость сражаться до конца. Парад также подчеркивал тот факт, что, вопреки декларациям немцев о громких успехах на Восточном фронте, вермахт все еще далек от захвата Москвы.
Защищала Москву в 1941 г. не только Красная армия, но и ее жители, которые строили укрепления и производили оружие. На заводах имени М. И. Калинина и «Динамо» был налажен выпуск минометов. Производство пистолетов-пулеметов началось на Автозаводе и на заводе Счетно-аналитических машин. Мины и снаряды производились на заводах имени Владимира Ильича, «Красный пролетарий» и «Борец». К 5 ноября 1941 г. добровольные пожертвования москвичей в Фонд обороны составили более 80 миллионов рублей. Около восьми килограммов золота, 370 килограммов серебра и 1410 граммов платины также стали весомым вкладом в борьбу с врагом.
Ноябрьское наступление вермахта на Москву
Не прошло и недели после парада на Красной площади, как войска немецкой группы армий «Центр» получили приказ о возобновлении наступления на Москву. С приходом холодов в середине ноября 1941 г. земля замерзла, и теперь танки могли двигаться вне дорог. Танкист Людвиг Бауэр вспоминал: «Еще была распутица, когда мы остановились где-то переночевать. Танки остались стоять возле дома, а мы легли спать в доме. Утром ударил мороз. Танки вмерзли в землю. Когда их пытались выдернуть, то рвались гусеницы или что-нибудь ломалось. Пришлось лить бензин под танки и поджигать, чтобы растопить замлю». Стоявшие на острие наступления группы армий «Центр» дивизии получили теплое обмундирование. Готовясь к нападению на СССР, немцы заготовили теплую одежду только для тех подразделений, которые должны были нести оккупационную службу. Теперь эти теплые вещи получили части, предназначенные для последнего броска на советскую столицу. В приказе 4-й танковой группы говорилось: «Дни ожидания – позади. Мы снова можем наступать. Нам осталось уничтожить последний рубеж обороны Москвы. Мы должны остановить биение сердца большевистской империи».
Москва действительно была сердцем Советского Союза. Дело было даже не в том, что в городе находилось правительство страны. К столице сходилось множество железнодорожных путей. Если бы немцам удалось захватить Москву, по транспортной системе СССР был бы нанесен сильнейший – если не сказать смертельный – удар.
К началу нового немецкого наступления оборона Москвы была существенно усилена. Данные военной разведки, полученные от резидентуры Рихарда Зорге из Токио и резидентуры Л. А. Сергеева из Вашингтона, позволили снять дивизии с Дальнего Востока. А. П. Белобородов, командир одной из этих дивизий – 78-й стрелковой, вспоминал: «14 октября 1941 г. был получен приказ, которого мы так ждали. Нам надлежало сдать участок на дальневосточной границе и вывести дивизию для погрузки в эшелоны. Через два дня мы уже ехали на запад <…> Всего десять дней (срок по тем временам очень короткий) понадобилось железнодорожникам, чтобы доставить нас с Дальнего Востока в Подмосковье <…> в районе города Истры». Маршал К. К. Рокоссовский позднее отмечал: «Трудно даже сказать, насколько своевременно сибиряки влились в ряды наших войск! Если под Волоколамском великую роль сыграла дивизия генерал-майора Ивана Васильевича Панфилова, то в ноябре не менее значительный вклад в решающие бои за Москву внесла дивизия полковника Афанасия Павлантьевича Белобородова». Сюда же, на западные подступы, к Москве была переброшена танковая бригада отличившегося под Мценском М. Е. Катукова. На новом месте он сразу начал строить оборону по приемам, выработанным в боях с танками Гудериана. Катуков требовал «ежедневно усовершенствовать сделанное и наращивать укрепления созданием новых сооружений», обязательно строить ложные позиции. Также он понимал, какую роль в немецких успехах играла воздушная разведка, поэтому специально подчеркивал, что «в связи со снежным покровом отчетливо видны следы пешеходов и машин. В частях это дело не учитывается, и личный состав ходит по всему району расположения, создавая целую сеть тропинок и дорог, хорошо видимых с воздуха». Количество тропинок предлагалось минимизировать и строго следить за этой важной «мелочью».
Помимо дальневосточных дивизий и перегруппировок внутри Западного фронта, под Москву перебрасывались войска с других участков. Если перед «Тайфуном» собирали войска с флангов в центр немцы, то в ноябре пришла очередь сделать то же самое советскому командованию. В числе других с Юго-Западного фронта был отправлен под Москву отличившийся в первые дни войны 2-й кавалерийский корпус. Это воспринималось как награда. Впоследствии его командир Герой Советского Союза генерал-майор П. А. Белов вспоминал: «Двоякое чувство вызвал во мне полученный приказ. Острее сделалось беспокойство за судьбу нашей столицы. Значит, положение там действительно очень трудное, если приходится снимать с фронта войска и направлять их к Москве, ослабляя тем самым другие участки. Но при всем этом я был горд за наш корпус. Корпус окреп, закалился в боях, люди получили опыт. И вот теперь Ставка брала нас в непосредственное подчинение. Нам доверяется защита Москвы – сердца нашей огромной Родины».
Из-за общего ослабления частей вермахта план с окружением Москвы был признан немецким командованием нереалистичным. 3-я и 4-я танковые группы стягивались на левый фланг группы армий «Центр», в район Калинина (ныне – Тверь) и Волоколамска. Они должны были отбросить советские войска к реке Лама, захватить переправы в западной части Волжского водохранилища и развивать наступление в направлении канала Москва – Волга. В дальнейшем немцами предусматривалось продвижение вдоль канала на юг, к Москве. Фактически в ноябрьском наступлении вместо традиционного для немецкой тактики сражения на окружение осуществлялся простой прорыв в направлении Москвы. 18 ноября 2-я танковая армия Гудериана должна была возобновить наступление через Тулу на северо-восток, в направлении на Коломну. Существенным недостатком этого плана был выбор направления главного удара, проходившего через изобилующий лесами район к северо-западу от Москвы. Это существенно ограничивало маневр немецких танковых соединений. Тем не менее концентрация сразу двух танковых групп на одном направлении сделала свое дело. Оборона Красной армии под Волоколамском была взломана. 3-я танковая группа и часть 4-й танковой группы наступали в обход Истринского водохранилища с севера, на Клин. Другая часть 4-й танковой группы двигалась от Волоколамска на Истру.
Под угрозой окружения и разгрома советским войскам приходилось отходить от рубежа к рубежу. Однако на каждом из них красноармейцы старались задержать противника. Одним из ярких эпизодов Битвы за Москву стал подвиг взвода саперов младшего лейтенанта П. И. Фирстова из 8-й гвардейской стрелковой дивизии И. В. Панфилова. Они заминировали дорогу и выкопали на обочине противотанковые ямы. Сами саперы остались прикрывать минное поле огнем. Вскоре на их позиции вышел батальон немецкой пехоты под прикрытием средних самоходно-артиллерийских установок StuG III. Две первые вражеские самоходки подорвались на минах, две другие сошли с дороги и попали в ямы. Остановленная колонна расстреливалась саперами, пока они не были обойдены и атакованы с фланга. Бой немецкого батальона с советским саперным взводом продолжался три часа. Весь взвод младшего лейтенанта Фирстова погиб. На том месте на Волоколамском шоссе, где сражались саперы-панфиловцы, сейчас установлен памятник. Этот монумент уникален тем, что в его композиции использована оставшаяся на месте боя вражеская самоходка «Штурмгешюц-3» серии D – единственная из сохранившихся на сегодняшний день в мире.
Крушения советского фронта, подобного октябрьской катастрофе, в середине ноября не произошло. Части Красной армии под нажимом немецких танков организованно отходили от рубежа к рубежу к Истринскому водохранилищу и Клину. Маршал М. Е. Катуков писал в своих мемуарах: «Отходили мы с болью в сердце: каждый километр, отданный врагу, приближал бои к Москве. Уже остались позади километровые столбы с цифрами «60», «55», «53» <…> Легко ли сознавать такое?!» Общий принцип «Ни шагу назад!» неизбежно порождал конфликты между военной целесообразностью и неукоснительным соблюдением этого принципа. Маршал К. К. Рокоссовский вспоминал: «Всесторонне все продумав и тщательно обсудив со своими помощниками, я доложил наш замысел командующему фронтом и просил его разрешить отвести войска на Истринский рубеж, не дожидаясь, пока противник силою отбросит туда обороняющихся и на их плечах форсирует реку и водохранилище. Командующий фронтом не принял во внимание моей просьбы и приказал стоять насмерть, не отходя ни на шаг». Однако слепое подчинение было не в характере Рокоссовского. Более того, в свое время он был командиром Г. К. Жукова и дал будущему Маршалу Победы нелестную характеристику – «к штабной работе непригоден». Поэтому командарм через голову командующего фронтом обратился в Генеральный штаб. Начальник Генштаба маршал Б. М. Шапошников санкционировал решение Рокоссовского, но Жуков не смирился с этим нарушением субординации. Его ответ последовал немедленно: «Войсками фронта командую я! Приказ об отводе войск за Истринское водохранилище отменяю, приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни шагу назад не отступать. Генерал армии Жуков».
Точку в этом споре К. К. Рокоссовского и Г. К. Жукова поставили их немецкие оппоненты – генерал-полковники Эрих Гепнер и Георг-Ганс Рейнградт, которые, обойдя Истринское водохранилище с севера, захватили Клин и Солнечногорск. Это был большой успех, попавший 24 ноября даже на полосы газет Третьего рейха, сообщавших, что