«господствующим над бухтой Северной наблюдательным пунктом для нашей артиллерии». Морской пехотинец Г. Е. Замиховский вспоминал о тех боях: «Для спасения батареи был сформирован сводный отряд моряков-добровольцев, в который попал и я. Два дня мы бились с немецкой пехотой на подступах к батарее. Рукопашный бой в заграждениях из колючей проволоки… Жарко там было, большинство из нашего отряда погибло… Мне там штыком плечо пропороли, но в санбат я не пошел. Кто из нас живым остался, вечером 31 декабря вернулись по своим частям. Медаль «За отвагу» дали за восемь лично убитых мною немцев, включая офицера, пистолет «Парабеллум» которого я забрал в качестве трофея».
Экстренные меры, предпринятые советским командованием, сорвали план взятия Севастополя за 4–5 дней, но обстановка оставалась критической. Немецкие войска могли пробиться к Северной бухте и взять под обстрел причалы, где разгружались боеприпасы и прибывшее пополнение. Поэтому советское командование не отказалось от проведения десантной операции в Керчи и Феодосии. 26 декабря в Керчи высадились передовые отряды десантников. Артиллерист Герой Советского Союза М. Ф. Борисов вспоминал: «Как же меня укачало! Вылез на палубу, прислонился к мачте. Травил по-страшному. Тут налетели немецкие самолеты. Один сейнер ушел под воду, второй. Всего девять сейнеров потопили. Я стоял и молил, чтобы бомба попала в мой, чтобы не мучиться, потому что казалось – страшнее морской болезни ничего в жизни нет». Десантникам удалось закрепиться на небольших плацдармах, но продвинуться в глубь полуострова они не смогли. Вся десантная операция оказалась поставлена под удар, а защитники Севастополя уже держались из последних сил.
Чтобы выйти к Феодосии в темноте декабрьской ночи, моряки-черноморцы придумали простое, но оригинальное решение. За день до операции в район Феодосии вышла подводная лодка «Щука» и в светлое время точно определила свои координаты. После этого с нее были спущены в точно определенных местах и зажжены два навигационных буя – красный и белый. С наступлением темноты был зажжен прожектор. Одновременно один из «малых охотников» проскользнул в бухту и высадил штурмовой отряд, который захватил маяк и зажег его. Корабли с десантом теперь могли свободно ориентироваться в порту. Оставалось преодолеть боновое заграждение, преграждавшее путь в гавань. За несколько дней до высадки заграждение было разведано с подводной лодки. Тогда боны были наглухо закрыты. И тут десантная операция была поставлена на грань провала. Трусость одного командира едва не стала причиной трагедии. Для подрыва заграждения был выделен «малый охотник», который должен был подойти к ним в 4.00 29 декабря. Однако командир катера старший лейтенант В. И. Гайдай струсил и подошел к бонам только в 6.00, а затем самовольно ушел из Феодосии в Новороссийск. Позднее он был предан суду Военного трибунала и приговорен к расстрелу. Второй ворвавшийся в гавань катер прочесал пулеметным огнем все причалы и с внутренней стороны подошел к боновому заграждению, перегораживавшему вход в бухту. По неизвестной причине, возможно, ввиду простого разгильдяйства со стороны немцев, оно оказалось открытым. С катера тотчас же были выпущены две белых ракеты, что означало «проход свободен». Катер встал в воротах и включил прожектор, подсвечивая путь главным силам десанта. Вместо обстрелянных моряков из 79-й бригады в первой волне десанта высаживались недавно сформированные в Закавказье из местного населения части. Как было деликатно отмечено в одном из отчетов: «Ни разу не бывшие в боях и никогда не видевшие кораблей». Для них ночная высадка под огнем была самым настоящим шоком.
Высадка в Феодосии стала шоком и для немецких войск. Командир ответственного за Керченский полуостров 42-го корпуса (XXXXII. Armeekorps) генерал-лейтенант граф Ганс фон Шпонек отдал приказ к отступлению. Манштейн был резко против такого решения, но изменить уже ничего не мог. Керченский полуостров был стремительно оставлен немцами, а фон Шпонек немедленно отстранен от командования корпусом и арестован. Военный трибунал под председательством Геринга приговорил его к смертной казни, которую Гитлер заменил шестью годами заключения в крепости. Позднее, после неудачного покушения на фюрера в июле 1944 г., фон Шпонек был расстрелян по приказу Гиммлера. Десант произвел на немцев именно то воздействие, которое ожидалось советским командованием. Немецкие войска были вынуждены остановить штурм Севастополя. Более того, им пришлось отступить от города и оставить захваченные позиции. Позднее Эрих фон Манштейн писал: «Было совершенно ясно, что необходимо срочно перебросить силы из-под Севастополя на угрожаемые участки. Всякое промедление было пагубно».
Снятыми из-под Севастополя дивизиями немецкая 11-я армия в январе 1942 г. нанесла ответный удар и отбила Феодосию. Красной армией был потерян крупный порт, жизненно необходимый для снабжения войск в Крыму. Части Крымского фронта под командованием генерал-лейтенанта Д. Т. Козлова были оттеснены на узкий Акмонайский перешеек. После потери Феодосии Ставка Верховного главнокомандования прислала в Крым своего представителя – армейского комиссара 1 ранга, начальника Главного политического управления Красной армии Л. З. Мехлиса. Обычно представителями Ставки на фронтах назначали опытных военачальников, таких как Г. К. Жуков или А. М. Василевский. Мехлис же был фактически партийным чиновником, пользовавшимся особым доверием Сталина, человеком энергичным, но слабо разбиравшимся в военных вопросах. Если генерал-майор И. Е. Петров и вице-адмирал Ф. С. Октябрьский отлично сработались еще в Одессе, то Мехлис и командующий Крымским фронтом Козлов не сдружились с самого начала. Из-за этого в первую очередь страдали интересы дела. В одной из телеграмм Сталину Мехлис назвал генерал-лейтенанта Козлова «обожравшимся барином из мужиков» и просил Верховного главнокомандующего прислать на замену ему, к примеру, Рокоссовского.
17 апреля 1942 г. был потоплен транспорт «Сванетия». Это был очередной удар по невосполняемому ресурсу советского флота на Черном море – транспортным кораблям. В 1941 г. немцами было потоплено 23 и повреждено 26 судов общим тоннажем более 500 тысяч тонн. В 42-м эффективность ударов Люфтваффе росла с пугающей быстротой. От атак одиночными самолетами немцы перешли к атакам группами, с разных направлений. Немецких пилотов-бомбардировщиков обучал Вернер Баумбах – признанный специалист по ударам по кораблям, отличившийся в атаках на транспорты союзников на Западе. Также на Черное море была переброшена группа 1-й учебной эскадры, в 1941 г. действовавшая на Средиземном море. Истребителей с радиусом действия, достаточным для прикрытия с воздуха кораблей на пути в Севастополь, у Красной армии в тот момент не было. Все это вместе не замедлило сказаться на ходе боевых действий. Вице-адмирал Ф. С. Октябрьский с тревогой докладывал, что «из 43 200 тонн на 1 февраля <…> на 1 апреля оставалось в эксплуатации шестнадцать судов общей грузоподъемностью в 27 400 тонн». То есть за два месяца немецкие самолеты атаками в море и портах уничтожили 36 % транспортного тоннажа, снабжавшего Крымский фронт и Севастополь.
В 1942 г. Гитлер запланировал поход на Кавказ за нефтью. Однако начинать наступление, имея на фланге войска противника, способные ударить в тыл рвущейся к нефти группировке, было слишком опасно. Поэтому еще в феврале 42-го германское Верховное командование указывало, что «ближайшая задача группы армий («Юг». – Прим. авт.) – возможно быстрое возвращение Керченского полуострова и овладение Севастополем с тем, чтобы высвободить силы для дальнейшего наступления». Таким образом, фон Манштейну была поручена сложная задача уничтожения советских войск в Крыму. В свое распоряжение он получил два инструмента «блицкрига» – танки и пикирующие бомбардировщики. Ему передали свежую 22-ю танковую дивизию. Еще одним средством взлома советской обороны должна была стать авиация. Начальник Генерального штаба германской армии Франц Гальдер записал в своем дневнике: «Крым, Керчь – сосредоточение основных сил авиации». В Крым с московского направления был переброшен 8-й авиакорпус барона Вольфрама фон Рихтгоффена – признанного специалиста по авиационной поддержке войск на поле боя. Операция получила кодовое наименование «Охота на дроф» («Trappenjagd») и должна была начаться 5 мая.
Катастрофа Крымского фронта
Красноармейцы устало ковыряли лопатами неподатливую Крымскую землю. Это происходило далеко от передовой, солдаты работали в полный рост. В ходе подготовки нового наступления, которое было назначено на 20–25 мая, с первой линии были сняты дивизии для пополнения и отдыха. Командующий 44-й армией приказал выведенным в тыл частям на всякий случай готовить оборону в месте расположения. Увидев вгрызающихся в землю лопатами пехотинцев, командующий Крымским фронтом генерал-лейтенант Д. Т. Козлов приказал немедленно прекратить все работы. Он сказал: «Дайте людям отдых, и пусть они готовятся к наступлению». Неудачи предыдущих наступлений не обескуражили Козлова, а тем более неутомимого Л. З. Мехлиса. Принятые командармом меры были осмеяны начальником Главного политуправления Красной армии как проявление трусости перед немцами и преувеличение опасности наступления вермахта. Между тем из-за задержки с сосредоточением авиации начало немецкой наступательной операции «Охота на дроф» было отложено Эрихом фон Манштейном с 5 на 8 мая. Тем временем на советскую сторону перелетел не желавший воевать хорватский летчик, который сообщил, что наступление немцев начнется 10–15 мая. Однако это предупреждение уже ничего не могло изменить. Красная армия ждала удара немцев вдоль дороги Владиславовка – Керчь. Здесь занимала позиции сильная 51-я армия, оборону которой были готовы поддержать 40 % всех танковых частей фронта. В том числе 80 % имевшихся в Крыму тяжелых танков КВ и средних Т-34—76, готовых встретить противника опустошительным огнем из засад. Удар же вдоль берега Черного моря, где занимала оборону потрепанная в боях 63-я стрелковая дивизия, советское командование считало наименее вероятным.