вляло 9 % от числа имевшихся запасов.
Командующий Приморской армией генерал-майор И. Е. Петров учел опыт декабрьского штурма Севастополя, когда замысел немцев был раскрыт. Система обороны города состояла из четырех секторов. Третий и четвертый секторы на подступах к Северной бухте в июне 1942 г. были самыми сильными. Кроме того, Петров держал в резерве одну стрелковую дивизию, которая могла усилить любой из секторов с началом штурма. Общая численность Севастопольского оборонительного района к 6 июня составляла почти 119 тысяч человек. Главной проблемой защитников Севастополя был недостаток патронов, мин и снарядов всех калибров. Командир 7-й бригады морской пехоты Е. И. Жидилов вспоминал: «Если в чем и испытывали нехватку, так не в пище, а в боеприпасах. Несмотря на расторопность наших хозяйственников, снарядов и мин мы получали все меньше и меньше». Полностью обеспечены снарядами были только батареи береговой обороны № 30 и № 35. В первые месяцы 1942 г. боеприпасами для полевых орудий в основном снабжался злосчастный Крымский фронт. После его крушения интенсивность перевозок в Севастополь возросла, но наверстать упущенное было затруднительно. Кроме того, советское командование все больше полагалось на боевые корабли Черноморского флота, а не на специальные большегрузные транспорты. Они действительно показали высокую устойчивость к атакам противника. Так, легкий крейсер «Ворошилов» в конце мая успешно доставил в Севастополь бригаду морской пехоты с вооружением и боезапасом. Командир немецкого 8-го авиакорпуса генерал-полковник барон Вольфрам фон Рихтгоффен тогда был просто в ярости: его самолеты-торпедоносцы выпустили по вражескому крейсеру 29 торпед, но не добились ни одного попадания.
Однако у любой медали есть две стороны – темпы доставки боеприпасов военными кораблями и быстроходными транспортами были сравнительно низкими. Чтобы накопить запрошенные Приморской армией 6–8 боекомплектов, потребовалось бы полтора-два месяца. В любом случае отступать советским войскам уже было некуда. В директиве командующего Северо-Кавказским фронтом от 28 мая 1942 г. было прямо и честно сказано: «Севастополь должен быть удержан любой ценой. Переправы на Кавказский берег не будет». Действительно, эвакуировать из города 100 тысяч человек оставшимся тоннажем транспортов и имевшимися боевыми кораблями Черноморского флота было просто невозможно. Защитникам черноморской крепости оставалось или победить, или погибнуть.
Немецкая артиллерийская подготовка штурма Севастополя началась рано утром 7 июня 1942 г. О ее интенсивности красноречиво свидетельствует тот факт, что только 600-миллиметровые орудия «Карл» выпустили в этот день 54 снаряда, расстреляв все тяжелые бетонобойные гранаты. Их целью вновь была батарея № 30 – форт «Максим Горький I», однако поразить ее башни «Карлам» не удалось. Один из снарядов попал в бетонный массив батареи, пробил три метра железобетона и попал в помещение химических фильтров. Артиллерийский обстрел дополнялся мощными ударами авиации – за 7 июня немецкий 8-й авиакорпус выполнил почти 1400 вылетов. Казалось, что после столь мощной артиллерийской и авиационной подготовки советская оборона должна рухнуть как карточный домик. Но наступающей немецкой пехоте лишь с большим трудом удалось преодолеть долину реки Бельбек и вклиниться в оборону третьего и четвертого секторов обороны Севастополя всего на 1–2 километра. Барон Вольфрам фон Рихтгоффен записал в своем дневнике: «В борьбе за овладение хотя бы одним километром этой сложной территории пехота понесла тяжелые потери. Предвкушаемый большой и быстрый прорыв просто не материализовался. Русская артиллерия и бронированные ДОТы повсеместно ожили. Весь горизонт был одним огромным орудийным заревом». Потери атакующих действительно были чувствительными. Четыре наступающие на Северную бухту немецкие дивизии потеряли за день 2400 человек. Потери Приморской армии составили около 1,5 тысячи человек. За первый день штурма артиллерией 11-й армии Эриха фон Манштейна было расстреляно около 4 тысяч тонн боеприпасов – почти четверть всего боезапаса. Снарядные запасы немцев таяли, пехота несла потери, а до Северной бухты им оставалось еще немалое расстояние.
В ночь на 9 июня генерал-майор И. Е. Петров выдвинул на усиление третьего и четвертого секторов обороны свой резерв – 345-ю стрелковую дивизию. Батареи № 30 и № 35 вели результативный огонь по наступающим частям вермахта. Немецкая пехота медленно пробивалась к Северной бухте, буквально прогрызая советскую оборону. Один из участников тех боев с немецкой стороны вспоминал: «Солнце безжалостно припекало наши каски. Трупный запах висел над пустынным полем боя. Невообразимый рой мух вызывал отвращение к пище». Результаты первых пяти дней штурма были обескураживающими. Бомб у немецкого 8-го авиакорпуса при сохранении прежнего темпа бомбардировки осталось всего на полтора дня. Барон Вольфрам фон Рихтгоффен был вынужден приказать пилотам все бомбы бросать с максимальной точностью, по возможности с пикирования. 600-миллиметровые орудия «Карл» замолчали уже к 10 июня, поскольку расстреляли все боеприпасы. К 13 июня закончились боеприпасы и к 420-миллиметровым мортирам «Гамма». Наступление 11-й армии фон Манштейна начинало выдыхаться.
Ранним утром 13 июня транспорт «Грузия» подошел к Севастополю. Еще на подходе он был поврежден немецкой бомбой. Роковая атака последовала уже в гавани, на пути к пристани. В теплоход попали две 500-килограммовые бомбы, от взрыва которых он разломился и затонул. Прибывшее на «Грузии» маршевое пополнение спаслось вплавь. Гибель на борту «Грузии» почти 500 тонн боеприпасов стала тяжелым ударом для защитников Севастополя. Вице-адмирал Ф. С. Октябрьский телеграфировал: «Положение с людьми и особенно боезапасом на грани катастрофы». Теперь снабжение артиллерии Севастополя шло «с колес», отражать атаки приходилось тем, что доставили предыдущей ночью. При этом количество доставляемых боеприпасов сильно отставало от их расхода.
В этот же день немцы прорвались к огневой позиции 365-й батареи – форту «Сталин». Был тяжело ранен ее командир старший лейтенант Пьянзина. Тем не менее в критический момент боя, так как немецкая пехота уже подобралась почти вплотную к орудийным дворикам, по его приказу оставшиеся в живых защитники батареи контратаковали и схватились с немцами врукопашную. Атака немцев была отбита, но защитникам это стоило слишком больших жертв – в живых осталось не более взвода, все поголовно раненные. Немцы, понимая, что силы защитников на исходе, быстро перегруппировались и вновь атаковали при поддержке 7 танков. Понимая, что эту атаку отбить уже не получится, потерявший много крови старший лейтенант И. С. Пьянзин передал в эфир следующее: «Отбиваться нечем. Почти весь личный состав выбыл из строя. Открывайте огонь по нашим позициям». Это были последние слова Пьянзина. После артиллерийского налета в живых осталось несколько человек, которые ночью смогли пробиться к своим.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 июля 1942 г. старшему лейтенанту Пьянзину Ивану Семеновичу посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Эрих фон Манштейн позднее вспоминал: «13 июня <…> удалось овладеть фортом «Сталин», перед которым зимой было остановлено (наше. – Прим. авт.) наступление». Однако захват важной высоты командующему 11-й армией удалось выдать за стратегический успех. Это помогло ему убедить Гитлера выделить армии еще три пехотных полка и не перебрасывать под Харьков 8-й авиакорпус барона фон Рихтгоффена. Начало немецкого летнего наступления по плану «Блау» тем самым откладывалось на неопределенный срок. Упорство защитников Севастополя оказывало влияние на всю обстановку на советско-германском фронте в целом.
На несколько дней сражение за Севастополь превратилось в битву на истощение. Шаг за шагом, неся потери, немецкие пехотинцы продвигались вперед. Один из них позднее вспоминал о действиях 30-й батареи: «Снова и снова одно еще боеспособное 305-мм орудие из четырех с завидной частотой посылало свои снаряды огромной разрушительной мощи на дальность менее одного километра по атакующей пехоте. Из грохота битвы глаз и ухо четко выделяли залпы этих тяжелых орудий». К 17 июня 30-я батарея была окружена. Далее последовал ее штурм: артиллерия подрывала минные поля вокруг батареи и пехота прорвалась вплотную к башням. Защитники ушли в подземные помещения. 21 июня командир батареи майор Г. А. Александер принял решение взорвать башни, дизели и силовую станцию. Лишь через пять дней противнику удалось прорваться внутрь батареи и взять в плен оставшихся в живых артиллеристов. Командир батареи с несколькими матросами вырвался из бетонного блока через водосток. На следующий день эта группа была захвачена немцами. Александер переоделся в штатское, но его выдал предатель из местных жителей. Майора отправили в тюрьму Симферополя и после пыток расстреляли.
К исходу 20 июня немецкие войска полностью заняли северную сторону. Как и рассчитывал Эрих фон Манштейн, это означало прекращение подвоза боеприпасов, пополнения и других грузов крупными кораблями. Пришедший в середине дня крейсер «Коминтерн» был вынужден развернуться и возвращаться обратно в Новороссийск. В бухтах Камышовой, Казачьей и Стрелецкой можно было принимать эсминцы, подводные лодки и другие малотоннажные суда. С 21 июня начала работать Московская авиагруппа особого назначения, состоявшая из 20 транспортных самолетов ПС-84 «Дуглас». Получивший тяжелое ранение матрос Г. Е. Замиховский вспоминал: «На аэродроме Херсонес в ожидании эвакуации лежали тысячи раненых <…> Самолет мог взять на борт двадцать пять человек. Летчики шли по полю, а рядом с ними шли молоденькие солдаты – армяне, из батальона БАО (батальона аэродромного обслуживания. – Прим. авт.). Летчик указывал пальцем, кого загружать в самолет. Сколько тысяч глаз с надеждой и болью смотрели на летчиков <…> Они прошли уже мимо меня, вдруг пилот развернулся и говорит, показывая на меня рукой: «Вот этого морячка, в тельняшке, забирайте».