От самого названия «Погостье» (от русского слова «погост» – кладбище) веяло смертью. Здесь немцы превратили в подобие крепостной стены высокую железнодорожную насыпь. Линия фронта под Погостьем шла почти параллельно железной дороге. Прямо в насыпи немцы устроили окопы для стрелков и пулеметные гнезда. Из-за эвакуации промышленности и падения производства артиллерия Красной армии в то время сидела на голодном пайке. Мощные орудия фортов и кораблей Балтийского флота до внешнего фронта блокады не добивали. Поэтому разбить насыпь в пыль снарядами вместе с засевшим в ней противником было невозможно. Выучки советским пехотинцам зимы 1941/42 г. тоже не хватало. Федюнинский вспоминал: «Стрелковые подразделения после артиллерийской подготовки опаздывали с выходом в атаку». Из-за этого забившиеся в окопы во время артобстрела немцы успевали прийти в себя и вновь занять огневые позиции. В итоге отчаянные атаки советской пехоты под Погостьем наталкивались на град пуль. Потери наступающих войск были велики, а продвижение вперед – минимальным.
Не имея достаточно снарядов, генерал-лейтенант И. И. Федюнинский стремился взять врага хитростью. По его приказу через просветы в обороне вермахта во вражеский тыл просочилась целая дивизия. Немцам пришлось прикрывать обозы в тылу сильной охраной. Но тем не менее все попытки взломать оборону противника под Погостьем были для Красной армии безуспешными. Немецкий фронт был атакован в нескольких местах. Под Любанью советское наступление поначалу обещало успех. Прибывшая на фронт из резерва Ставки Верховного главнокомандования 2-я ударная армия дала советским войскам существенное преимущество. Ее сосредоточение, обнаруженное разведкой вермахта, вызвало панику в штабе генерал-фельдмаршала Вильгельма Риттера фон Лееба. Советская армия появилась намного южнее сильно укрепленного «бутылочного горла», где немецкая оборона была менее прочной. Однако советская операция готовилась второпях, фактически «с колес». Причины этого были понятны: смертность среди населения Ленинграда с наступлением зимы резко возросла, блокаду стремились снять как можно скорее. Последствия спешки сказались уже в первые часы операции. Командир одной из наступавших дивизий полковник И. М. Антюфеев вспоминал: «Наши части, преодолев реку и поднявшись на левый берег, попали под сильный пулеметный и минометный огонь противника. Наша артиллерия не только не могла подавить вражеские огневые средства, но даже не успела как следует произвести пристрелку. К тому же имела всего четверть комплекта боеприпасов». Вскоре войскам Красной армии пришлось отойти на исходные позиции. Через несколько дней советское наступление на Любаньском направлении возобновилось. На этот раз удалось прорвать немецкую оборону и продвинуться на 30 километров по лесам и болотам. До соединения с защитниками Ленинграда оставалось пройти еще столько же.
Ситуация все больше казалась немецкому командованию безнадежной, а наиболее разумным решением – отвод войск. Однако он был строго запрещен Гитлером. Командующий группой армий «Север» Вильгельм Риттер фон Лееб подал прошение об отставке, и его просьба была удовлетворена фюрером. Новым командующим стал генерал-полковник Георг фон Кюхлер, который должен был спасти группу армий «Север» от повторения судьбы группы армий «Центр» под Москвой. Но его задача была даже сложнее: не отступая ни на шаг, не позволить Красной армии снять блокаду Ленинграда. Для этого нужна была идея, скрепляющая разваливающуюся оборону вермахта, поскольку просто сохранять за собой местность было уже невозможно. Штаб фон Кюхлера решил прочно удерживать шоссейные и железные дороги за счет ослабления остального фронта. Это решение принесло немецким войскам успех. Вермахту удалось удержать под своим контролем дороги, по которым не только шло снабжение войск, но и быстро перебрасывались резервы, закрывавшие бреши в обороне.
Напротив, войска советской 2-й ударной армии снабжались по единственной дороге, проложенной в пятикилометровом коридоре между селами Замошье и Спасская Полисть. Красноармейцам не хватало боеприпасов, продовольствия, горючего. Во 2-й ударной армии начался голод, усилившийся с приближением весны. Были разделаны и съедены почти все лошади из обоза и даже артиллерийских запряжек. Командир взвода 944-го артиллерийского полка 378-й стрелковой дивизии Ю. А. Рябов вспоминал: «В феврале месяце снабжение фуражом вообще прекратилось, и мы получали буквально по одному сухарю на сутки. Начался голод, резали голодных лошадей, списывали как «исчезнувших» от прямого попадания вражеских снарядов и мин. Нет соли, нет курева. Рано утром, на улице еще темно, телефонист Балоночкин спрашивает: «Товарищ лейтенант, разрешите сходить за маханом (так мы называли конину)?» Я разрешаю». Балоночкин – сибиряк – берет карабин, за пояс топор, становится на лыжи и исчезает. Проходит часа два или больше, Балоночкин возвращается, приносит куски конины, вырубленные из туш падших лошадей. Все это мелко разрубается, укладывается в ведро и солдатские котелки и ставится на костер и печки. Вместо воды снег, так как вода – только болотная жижа. Варится конина долго, много снимается пены. Все с нетерпением ждут. Но вот и готово варево, но без соли. Если есть сухари и их смешать с этим варевом, получается царская трапеза».
Уже в феврале наступление Красной армии выдохлось. Советские войска оказались в полуокружении, но еще стойко обороняли его периметр. Построение обороны в болотистой местности было чрезвычайно трудным. Окопы быстро заполнялись грунтовыми водами, приходилось строить настилы, через болота прокладывать гати. Ситуация была тяжелой, но не катастрофичной. Уставшие и понесшие значительные потери советские войска уже не могли достичь тех целей, которые предусматривал новый план. В марте Гитлер в беседе с командующим группой армий «Север» Георгом фон Кюхлером потребовал окружить вклинившуюся в немецкую оборону группировку советских войск. Операция получила кодовое наименование «Дикий зверь» («Raubtier»). Через две недели пять немецких дивизий атаковали с двух сторон основание прорыва 2-й ударной армии. Преимуществом немцев явилось то, что они наступали не по болоту, а вдоль железнодорожной насыпи, по которой могли пройти танки. После пяти дней напряженных боев армия была отрезана от своих тылов.
Однако радость немцев была недолгой. Через неделю Мерецков собрал в кулак ударную группировку из других армий и стал пробивать коридор к окруженным. Через три дня командующий Волховским фронтом доложил Сталину, что «коммуникации 2-й ударной армии освобождены от противника». Однако «освобожденными» их можно было считать достаточно условно, поскольку ширина пробитого коридора была в пределах всего полутора-двух километров. Такой коридор простреливался противником, и по нему можно было уверенно передвигаться только ночью. Сам Мерецков признавал, что этого «явно недостаточно для надежного обеспечения коммуникаций». Так или иначе, но «Дикий зверь» был укрощен. Восстановление сообщения 2-й ударной армии с тылами стоило должности ответственному за операцию командиру корпуса 18-й армии (18. Armee), который был смещен приказом фон Кюхлера. Гитлер также требовал снять командира расквартированной в Павловске 58-й пехотной дивизии (58. Infanterie-Division) генерал-лейтенанта Карла фон Граффена, но в этом случае командующий группой армий «Север» смог отстоять своего подчиненного перед фюрером.
Гибель 2-й ударной армии
К марту 1942 г. боевые действия на московском направлении постепенно замерли. Войска Западного фронта были измотаны боями, но Ставка Верховного главнокомандования могла направить на остальные направления другой ресурс – лучшие оперативные умы. Было решено оживить Любаньскую операцию за счет усиления войск под Ленинградом двумя новыми командующими: генералами Говоровым и Власовым. Под Москвой оба они были успешными командармами. Поначалу Власов был назначен заместителем командующего фронтом.
План летней кампании немцев 1942 г. предусматривал штурм Ленинграда. Без ликвидации вклинения советских войск, угрожавшего немецким коммуникациям, проведение крупной операции было бы безумием. Разгром 2-й ударной армии стал для немцев насущной необходимостью. Прежде чем обрушиться на нее, войска фон Кюхлера ликвидировали Невский пятачок. В апреле на плацдарме оставалось всего лишь около тысячи человек. Когда лед на Неве вскрылся, немцы обрушили на его защитников шквал огня артиллерии и перешли в наступление. Последнее, что видели с правого берега реки, – кусок маскировочного халата, на котором крупными буквами было написано: «Помогите». Ни продолжать наступать, ни подготовить крепкую оборону 2-я ударная армия не могла. Командовавший 2-й ударной армией генерал Клыков заболел, и потребовалась срочная замена. Московский гость оказался здесь как нельзя кстати. По злой иронии судьбы, 20 апреля, в день рождения Гитлера, во главе армии был поставлен будущий создатель Русской освободительной армии генерал-лейтенант А. А. Власов. Однако вскоре командование стало сомневаться в самой целесообразности продолжения наступления. Через три недели после назначения Власова командующий Ленинградским фронтом Хозин сделал весьма рискованное предложение: оставить с таким трудом занятую территорию и вывести 2-ю ударную армию из полуокружения.
Ответ последовал незамедлительно. Хозин ждал окрика, а то и предложения сдать кому-нибудь командование, но ошибся. В тот же вечер из Ставки Верховного главнокомандования последовало устное указание готовить отвод 2-й ударной армии. Обрадованный Хозин на следующий день приказывает Власову готовить отвод армии из полуокружения. Через несколько дней решение было закреплено директивой Ставки, которая не оставляла сомнений в перспективах операции: «Отвести 2-ю уд [арную] армию из занимаемого ею района». Генерал-лейтенант Власов был прислан для развития операции, теперь ему предстояло ее сворачивать. Отвод почти 40 тысяч человек из «мешка» был трудной задачей. Горючее для автомашин, подготовка дорог стали основными факторами, влиявшими на скорость отвода войск. Готовность армии к отводу на промежуточный рубеж, по оценкам Власова, могла быть достигнута не раньше конца мая.