я дивизия.
После вывода из города «Дас Райха» дивизия Дитриха продолжила штурм города в одиночку. Уличные бои за крупный город всегда были непростой задачей. Бичом немецких танков и самоходных орудий стали 76,2-миллиметровые пушки, которые оборонявшие город советские войска устанавливали в подвалах и вели огонь вдоль улиц. В результате к ночи на 12 марта в «Лейбштандарте» числилось всего 17 Pz.IV и 6 Pz.III. Все «тигры» были в ремонте разной степени сложности, а два «тигра» были потеряны безвозвратно. Для уличных боев в «Лейбштандарте» были организованы штурмовые группы, каждая из которых поддерживалась танком и 75- и 150-миллиметровыми тяжелыми пехотными орудиями. Гренадеры 1-го полка «Лейбштандарта» продвигались вперед квартал за кварталом, уничтожая огневые точки огнем танковых или пехотных орудий. Вскоре они вышли к центральной площади города. Двигавшийся параллельным маршрутом 2-й танко-гренадерский полк «Лейбштандарта» также постепенно вышел к Красной площади города. Батальон Пайпера вновь должен был выручать окруженных – разведывательный батальон Майера на кладбище. На этот раз он лидировал наступление всего танко-гренадерского полка.
Район Харькова был взят под контроль 48-м танковым корпусом к 18 марта. Это позволило 2-му танковому корпусу СС развернуться на север и направиться к Белгороду. Уже 16 марта, на следующий день после ухода из Харькова войск 3-й танковой армии, 2-й танко-гренадерский полк «Лейбштандарта» начал подготовку к наступлению по шоссе Харьков – Белгород с целью ослабить нажим на «Великую Германию» у Борисовки. К тому моменту в дивизии было всего 29 боеготовых танков (включая всего два «тигра»).
В «Лейбштандарте» для захвата Белгорода был создан передовой отряд – боевая группа вокруг батальона Пайпера. Ему была придана рота танков Pz.IV, оба оставшихся боеготовых «тигра» и вспомогательные подразделения. Кроме того, ему была обещана поддержка с воздуха пикировщиками Ю-87 и двухмоторными истребителями Ме-110. Боевая группа начала движение в 6.45 18 марта, а уже в 10.00 Пайпер доложил о захвате деревни Красное всего в километре к югу от Белгорода. В тот момент разрыв между 40-й и 69-й армиями оставался неприкрытым: 21-я армия находилась на марше в районе Обояни. Город Белгород практически никто не оборонял. В 11.35 Пайпер доложил, что «город Белгород взят внезапной атакой». В 12.10 Пайпер был контратакован танками, но к тому моменту подтянулись оба приданных ему «тигра», и отбить Белгород советским войскам не удалось. Во второй половине дня в Белгород с юга вошел полк «Дойчланд» дивизии «Дас Райх». Последний попал под удар Люфтваффе, поскольку летчики не были проинформированы, что город уже захвачен немецкими войсками, и если батальон Пайпера был уже внутри Белгорода, то полк Хармеля на открытой местности подвергся нескольким атакам и понес потери.
К 19 марта контрнаступление Эриха фон Манштейна выдохлось. Эсэсовские дивизии насчитывали уже менее 35 танков каждая, они понесли большие потери в людях и технике. К тому же наступал период весенней распутицы, на советско-германском фронте традиционно становившийся временем оперативной паузы в операциях обеих противоборствующих сторон. На всем фронте от Ладожского озера до Черного моря наступило затишье. Пришло время задуматься о планах на лето. Утопавшие в грязи поля и дороги должны были рано или поздно высохнуть, а поредевшие соединения – получить людей и технику. Оставалось ответить на вопрос «Что делать нам?» и не менее актуальный: «Что будет делать противник?» Два года советские войска ценой больших потерь учились бить «летнего немца» и теперь должны были показать все, на что способны. Однако появление у немцев новейших тяжелых танков «Тигр» заставляло сомневаться, выдержит ли оборона Красной армии удар противника, не придется ли снова, как в 1941–1942 гг., отступать до Волги, Кавказа или даже Москвы? Еще в конце февраля после захвата под Ленинградом «тигра» и его обстрела из орудий на полигоне главный маршал артиллерии Н. Н. Воронов на экстренном совещании у Сталина признался: «У нас нет пушек, способных бороться с этими танками». Результаты испытаний действительно обескураживали: даже с 200 метров 76-миллиметровая танковая пушка Ф-34, установленная на «тридцатьчетверке», не пробивала бортовую броню «тигра». С диковинным 56-тонным зверем справлялись только неповоротливые тяжелые орудия, но в реальном бою, а не на полигоне, их шансы на успех были призрачными. Спешно проектируемые конструкторами новые танковые и противотанковые пушки к летним боям 43-го уже не успевали.
КУРСКАЯ БИТВА
Несмотря на тяжелые поражения, которые Красная армия нанесла вермахту зимой 1942/43 г., и наметившееся истощение сил, германская армия оставалась сильным и опасным противником. Более того, в сравнении с началом войны и началом летней кампании 1942-го ее общая численность даже возросла. Вызвано это было не только потребностями войск на Восточном фронте, но и необходимостью наращивания немецких военных контингентов в находящейся под угрозой вторжения союзников Европе. Так или иначе, даже без учета войск СС и частей Люфтваффе, на территории Советского Союза находилась армия, насчитывавшая в своих рядах 3 миллиона 115 тысяч человек, то есть практически той же численности, что и 22 июня 1941 г., в начале поход на СССР (3 миллиона 200 тысяч человек). По числу соединений вермахт первой половины 1943 г. даже превосходил вермахт июня 1941-го.
Планы сторон
12 апреля Гитлер подписал оперативный приказ № 6, который гласил: «Я решил, как только позволят условия погоды, провести наступление «Цитадель» – первое наступление в этом году. Этому наступлению придается решающее значение. Наступление должно дать в наши руки инициативу на весну и лето текущего года. В связи с этим все подготовительные мероприятия необходимо провести с величайшей тщательностью и энергией. На направлении главных ударов должны быть использованы лучшие соединения, наилучшее оружие, лучшие командиры и большое количество боеприпасов. Каждый командир, каждый рядовой солдат обязан проникнуться сознанием решающего значения этого наступления. Победа под Курском должна стать факелом для всего мира». План операции «Цитадель» был простым и даже примитивным. Его подсказало само начертание линии Восточного фронта. В результате наступления Красной армии зимой 1943-го в Восточной Украине и последующего контрнаступления вермахта в центре советско-германского фронта образовался обращенный в западную сторону выступ глубиной до 150 и шириной до 200 километров, который впоследствии получил название «Курская дуга». Фюрер приказал срезать его двумя ударами по сходящимся направлениям – одним с севера и одним с юга. Северный фас Курской дуги должна была атаковать группа армий «Центр», а южный – группа армий «Юг». В случае успеха немцы получали гигантскую брешь в советской обороне. За операцией «Цитадель» должна была последовать операция «Пантера» – глубокий прорыв через эту брешь в тыл войскам Красной армии, стоящим на пороге Донбасса.
Для стабилизации ситуации после сдачи Харькова под Курск был отправлен сталинский «кризис-менеджер» Г. К. Жуков. 8 апреля он как представитель Ставки Верховного главнокомандования направил Сталину свои соображения относительно планов противника на весну – лето 1943 г. Жуков обоснованно считал, что крупных резервов для операции, подобной походу на Кавказ за нефтью в 1942-м, у немцев нет. Как более реалистичный план действий противника он предполагал, что «на первом этапе противник, собрав максимум своих сил, в том числе до 13–15 танковых дивизий, при поддержке большого количества авиации нанесет удар своей орловско-кромской группировкой в обход Курска с северо-востока и белгородско-харьковской группировкой в обход Курска с юго-востока. Вспомогательный удар с целью разрезания нашего фронта надо ожидать с запада из района Ворожбы, что между реками Сейм и Псел, на Курск с юго-запада». Это описание появилось ровно за неделю до появления директивы Гитлера на проведение операции «Цитадель». Жуков довольно точно угадал общий замысел «Цитадели» – удар по сходящимся направлениям по северному и южному фасам Курской дуги.
В середине апреля советским командованием было принято решение о переходе к обороне. Наступавшие всю зиму войска были вымотаны, коммуникации растянулись. Основная идея краткосрочного планирования укладывалась в два слова: «преднамеренная оборона». Маршал Г. К. Жуков вспоминал: «Верховный, пожалуй, как никогда, внимательно выслушал наши соображения. Он согласился с тем, чтобы главные усилия сосредоточить в районе Курска, но по-прежнему опасался за московское стратегическое направление». Маршал А. М. Василевский был даже откровеннее: «Сталина беспокоило, и он не скрывал этого, выдержат ли наши войска удар крупных масс фашистских танков». Однако расходовать резервы на наступление было еще более рискованно. На третий год войны немецкие войска были насыщены противотанковыми орудиями, способными бороться со всеми типами советских танков. В полной мере стратегической инициативой не владела ни одна из сторон, поэтому любая ошибка в планировании могла привести к трагическим последствиям и разрастающейся как снежный ком катастрофе. Правильность принятого решения была вскоре подтверждена донесениями советской разведки.
В отличие от многих других оборонительных операций, летом 1943 г. у советского Верховного командования были действительно весомые данные разведки относительно планов противника. Они были получены задолго до начала «Цитадели» – весной 1943-го. Важнейшее разведывательное донесение поступило 7 мая. В этот день в Государственный Комитет Обороны направил сообщение своей лондонской резидентуры Народный комиссариат Государственной безопасности СССР. В сообщении приводился текст перехваченной британской разведкой телеграммы генерал-фельдмаршала Максимилиана фон Вейхса от 25 апреля в адрес оперативного отдела штаба Верховного командования. Эта информация была получена через разведывательную сеть в Великобритании – документ передал известному впоследствии советскому разведчику Киму Филби один из членов легендарной «Кембриджской пятерки» Джон Кернкросс, работавший в главной дешифровальной службе туманного Альбиона – Правительственной школе кодов и шифров в Блетчли-Парк. Имя Кернкросса стало известно британским контрразведчикам только в 1990 г.