вал его. Мюнхенский историк Кристиан Хартманн говорит о «тройной клетке», в которой любое сопротивление внутри вермахта наталкивалось на его границы. Правила армии накладывали ограничения, к которым присоединялись принуждения и необходимость войны, сужавшие свободу действий, обстоятельства жесткой! диктатуры затрудняли любое действие.
Заговорщики в группе армий «Центр» были полностью заняты ведением войны — только между делом они могли вести конспиративную деятельность. Их цель определилась в конце 1941 года: необходимо устранить Гитлера. Поражение вермахта под Москвой зимой 1941 года послужило сигналом для многих офицеров. Запланированная как «молниеносная война» операция «Барбаросса» потерпела неудачу. Одновременно Гитлер страшным способом вовлек армию в преступления. Вермахт, совершая массовые убийства евреев на оккупированных территориях, стал частичным соучастником преступления или по меньшей мере сообщником. Тресков принял решение свергнуть Гитлера, действуя прямо с фронта, так как гражданские круги сопротивления, с которыми он наладил связь, кажется, не обладали ни средствами власти, ни решимостью, чтобы устранить диктатора. Тем не менее Тресков осознанно поддерживал контакты с гражданским сопротивлением; при этом знакомые поддерживали его в учреждениях Абвера, прежде всего полковник Ханса Остер. Смерть Гитлера не должна была вызвать хаос, необходимо было задуматься о следующем правительстве; для этого Трескову необходимо было договориться с гражданскими, «политическими» головами, как, например, Карлом Герделером[89], выгнанным Гитлером, бывшим Лейпцигским обер-бургомистром. Привлечены были и критически настроенные к режиму дипломаты в министерстве иностранных дел. Они должны были прозондировать отношение противников войны к мятежным стремлениям в империи и наладить контакты с заграницей. Все же при всей политической предусмотрительности Тресков думал преимущественно о том, чтобы покончить с господством Гитлера, а на это был способен только вермахт. Для этого он, между тем, нуждался в помощи одного или нескольких фельдмаршалов. Предоставлялся великолепный шанс, Тресков, в конце концов, обладал личными и служебными отношениями с руководящими верхушками вермахта на Восточном фронте. В разговоре со своим дядей, Федором фон Боком, в конце 1941 года он поделился своими планами: «Есть только одно решение; мы должны устранить Гитлера!» Фельдмаршал испугался: «Я не потерплю таких слов; это государственная измена и измена родине!» Тресков болезненно воспринял недоброжелательную реакцию, хотя и относился к своему дяде прохладно: «Бок прежде всего боится. Он даже боится донести на нас. Этот страх надежен!»
Мероприятия диктатора и роль генералитета тоже занимали мысли немецких генералов и офицеров, которые, сидя в британском плену в прослушиваемом лагере в Трент-парке, размышляли о сопротивлении и противос тоянии. Полковник Рудольф Мюллер — Ремер, который был арестован в августе 1944 года во Франции, уже несколько дней спустя в Трент-парке громогласно рассуждал об исторической ответственности вермахта: «Историческая вина немецкого генералитета состоит в том, что он не предотвратил это свинство, которое начиналось на войне. Они просто подняли протест, сложили оружие или что-то там еще». Его собеседник контр-адмирал Вальтер Хеннеке соглашался: «Они поносят всех, всех генералов. А я всегда говорил: „Ребятки, если вы знали все это, то я не понимаю, почему ни один генерал, ни тем более несколько генералов, никто против этого ничего подобного не предпринял“. Все говорят: „Я же не хочу обжечься“». Полковник Мюллер — Ремер, между тем, выдвинул главные обвинения: «Конечно, Бок, Манштейн, Лесо, Рундштедт — они во всем виноваты; так как против верховного главнокомандующего могли восстать только самые высокие чины».
Дорога на Восток. Восточный фронт, август 1942 г.
Советские пленные. Восточный фронт, лето 1943 г.
Расчет заряжает 211-миллиметровую мортиру
Но никто из «высоких чинов» не желал «восставать». К фельдмаршалу Эриху фон Манштейну обращалось напрямую доверенное лицо Трескова, и он откровенно отверг возможность подобных действий. Он ответил ему тем, что связан с Гитлером клятвой. Манштейн критиковал отдельные решения фюрера, но не решался на принципиальный конфликт с диктатором. Он считал себя просто армейским экспертом, перед которым стояла чреватая тяжелыми последствиями задача — сдерживать фронт. Путч был в его глазах изменой родине, дорогой, которая посреди войн вела бы напрямик к хаосу. «Прусские фельдмаршалы не бунтуют» — таким остался его девиз.
Так думало, пожалуй, большинство генералов и фельдмаршалов. Традиция повиновения и особенно данная клятва, а может быть, и карьера были для них важнее, чем обязательство действовать в трудной ситуации по разумению, совести и личной ответственности. Их безусловное повиновение и слепая верность клятве превратили их в обыкновенных исполнителей приказов; в этом отношении большинство из них ничуть не отличалось от ефрейторов. Ушли в забвение слова Фридриха Великого, который говорил когда-то одному из его ведущих офицеров: «Я сделал Его генералом, чтобы Он знат, когда Он не должен повиноваться».
По меньшей мере один фельдмаршал, кажется, помнил эту старую прусскую мудрость. Это был генерал-фельдмаршал Гюнтер фон Клюге[90]. Он был преемником фельдмаршала фон Бока, чьи полномочия были прекращены Гитлером из-за неудачи под Москвой в конце 1941 года. Новый фельдмаршал, поставленный во главу группы армий «Центр», стат теперь целью разъяснительной работы Трескова. Тресков, как писал позже свидетель тех событий Рудольф фон Герс-дорфф, работал как «часовщик, который утром заводил часы Клюге, так что они шли весь день и звонили, но только фон Тресков мог снова завести часы, если они останавливались. К сожалению, останавливались они довольно часто».
Клюге знал, что военные решения Гитлера вели вермахт и Германию в пропасть. Ему было также ясно, что подобное положение, если вообще и могло быть изменено, то только насильственным способом. Также очевидно было то, что фон Клюге не хватало собственного стимула, чтобы начать действовать.
Вместе с тем он допускал, что Тресков в сфере своего влияния готовил что-то необычное: по данным фельдмаршала, Гитлер должен был быть застрелен в марте 1943 года во время фронтового посещения группы армий «Центр». Одним из четырех стрелков, которые должны были осуществлять вооруженное покушение на Гитлера, должен был стать молодой лейтенант, который служил в штабе Трес-кова. Двадцатичетырехлетпий Филипп фон Безелагер уже тогда однозначно рассуждал: «Гитлер — преступник!» И был готов к решительным действиям. «Точно обсуждалось, где должен был сидеть Гитлер: Клюге сидит в середине, Гитлер — по одну сторону, Гиммлер — по другую. Командующие армией и главнокомандующие — напротив.
Офицеры, которые хотели принять участие в покушении, должны были сидеть полукругом — слева и справа, чтобы выстрелить прямо в Гитлера и Гиммлера». В интервью ZDF Безелагер признался в том, что у него были серьезные нравственные сомнения. «Это действительно было бесчестно. Но в этом случае чести больше не было. Все было отброшено, все эти понятия, эти общественные понятия, в которые мы твердо верили, на которые долгое время опирались, все было выброшено за борт, чтобы убить Гитлера». В последний момент, тем не менее, фельдмаршал Клюге отменил покушение. Этот самый нерешительный человек среди фельдмаршалов не хотел брать всю ответственность за покушение на себя. О причинах размышляет Безелагер: «Клюге узнал, что Гиммлер, который первоначально тоже должен был присутствовать, на этот раз сопровождать фюрера не будет. Клюге сомневался: если Гиммлер узнает, что армия совершила смертельное покушение на Гитлера, то это могло бы привести к гражданской войне между армией и СС. С этой точки зрения, Клюге, по сути, действовал с полной ответственностью. Он мог руководствоваться прагматичными причинами, чтобы пока не убивать Гитлера. Но здесь определенно свою роль сыграла и нерешительность генерала, который был не в ладу с собой и который охотнее, однако, ставил повиновение выше совести. Тресков, пожалуй, предвидел, что Клюге мог бы отказать — предусмотрительно был задействован альтернативный план.»
Вечером 13 марта самолет фюрера, «Фокке-Вульф 200 Кондор», стоял на аэродроме Смоленска, готовый вернуть диктатора в Германию после его посещения группы армий «Центр». Когда Гитлер со своей свитой направился по взлетно-посадочной полосе к самолету, Тресков и некоторые из его заговорщиков на некотором расстоянии последовали за ним. Они просили офицера, который должен был лететь в Растенбург, взять с собой на борт небольшой пакет. В нем были: две бутылки «Куантро» якобы для друга на родине. Офицер охотно сделал это одолжение — не подозревая, что в пакете была взрывчатка и кислотный взрыватель. Через полчаса после старта все это должно было взорваться. Машина разлетелась бы в воздухе на мелкие части. План был превосходен, но несколько часов снустя из Растенбурга пришло сообщение, что самолет Гитлера совершил благополучную посадку. Заговорщики были шокированы: бомба, которая должна была убить Гитлера, не взорвалась. Вероятно, в холодном багажном отделении кислотный взрыватель не сработал. В этот мартовский день 1943 года диктатор избежал двух предполагаемых покушений. Еще неделю спустя ему снова повезло. Сотрудник штаба Трескова Рудольф фон Герсдорфф должен был организовать на складе оружия в Берлине по случаю Дня павших героев показ русского трофейного оружия. При таком удобном случае он планировал взорвать себя и диктатора. Но Гитлер покинул выставку уже через несколько минут. Сопровождавший его Герсдорфф уже активировал бомбу, находившуюся в кармане его пальто. Но после того как Гитлер досрочно покинул склад, Герсдорффу удалось забежать в уборную и в самую последнюю минуту снова обезвредить взрывное устройство.