Продолжая развивать идею материализованных нарративов, встроенных в общую картину погребения, можно предположить, что эти истории были связаны с отдельными социальными группами, например семьями или кланами. У представителей высших слоев общества были скорее персонализированные похороны, так сказать, полное ладейное захоронение. Возможно, целью подобных представлений было рассказать о деяниях недавно умерших и тем самым включить их в более обширную картину, вписать их в родовую сагу. В этом случае они могли рассказывать о человеке, его семье, месте, где он жил, затрагивать более широкие темы идентичности и (духовной) истории, отсылать к мифам и великим преданиям о культурных героях. Все эти элементы, переосмысленные и объединенные в произвольном порядке, составляли уникальный погребальный акт, неразрывно связанный именно с этим конкретным умершим, которого хоронили здесь и сейчас, и разыгранный в сверхъестественном пространстве силы.
В захоронениях викингов можно обнаружить и другие смысловые пласты. В некоторых ладейных захоронениях расположение предметов соответствует относительному расположению функциональных помещений в высоком зале — кухонные принадлежности с одной стороны, место правителя в центре, спальня напротив и так далее. Возможно, корабли тоже рассматривали как жилища или залы умерших? В этой интерпретации важно то, что умершие оставались в кургане, направляя свою духовную силу на защиту и служение своему сообществу — что прямо противоречит идее смерти как путешествия. Впрочем, могло быть и так, что какая-то часть умершего отправлялась путешествовать, а какая-то оставалась — возможно, именно с этим связана «пропажа» значительной части человеческих останков в кремационных захоронениях.
Все происходящее не заканчивалось похоронами, и, пожалуй, мы даже не можем с уверенностью сказать, в какой момент заканчивались похороны. Во многих культурах и религиях в наши дни существуют очень длинные периоды формального траура и сопутствующих обрядов — возможно, у викингов было нечто похожее.
В первую очередь об этом говорит тот очевидный факт, что могилы продолжали посещать и обустраивать в течение долгого времени после окончания первичных погребальных обрядов. Из дневников раскопок большого ладейного захоронения в Осеберге становится ясно, что могильный курган изначально был насыпан только наполовину — земляной склон уходил вверх ровно над серединой корабля, и один конец могильной камеры оставался открыт Экологический анализ показывает, что в таком состоянии курган находился неделями, возможно, даже месяцами. Все это время носовая часть корабля оставалась незасыпанной. Люди могли подниматься и ходить по палубе и даже войти в погребальную кабину и получить доступ к умершему. Можно также представить, как выглядел процесс разложения в открытой могиле. Возможно, именно с этим связана ситуация, когда на палубу внезапно в беспорядке набросали множество разных предметов, а кабину с лихорадочной быстротой заколотили досками.
Так же, согласно некоторым предположениям, дело обстояло с ладейными захоронениями в Вальсгарде, хотя они находились скорее в подобии погребального лодочного сарая. Но и в этом случае полузасыпанные корабли точно так же наполовину выглядывали из могильного холма.
Более скромные могилы тоже иногда открывали, предметы переставляли или уносили. Очевидно, это могло произойти вскоре после похорон, пока труп еще сохранял вид и не окончательно разложился. Однако трудно представить себе, чтобы такое «разграбление могилы» (как это называли раньше) происходило втайне. Вряд ли кому-то удалось бы проделать подкоп глубиной несколько метров, разобрать камни и прорубить деревянные балки, не привлекая внимания живущих поблизости людей. И вряд ли в маленьких поселениях можно было расхаживать с мечом чьего-то дедушки и ожидать, что никто этого не заметит. Здесь может быть несколько объяснений. В числе прочего, такие действия могли быть своего рода санкционированным ограблением. Предметы, слишком ценные для того, чтобы действительно оставлять их в земле, формально закапывали во время похорон, но позднее незаметно извлекали, в то время как общество соглашалось смотреть в другую сторону. Также не исключено, что ограбление и осквернение могил было осознанным агрессивным актом в контексте наследственной вражды или, если смотреть шире, династических войн. Именно так были вскрыты ладейные захоронения в Норвегии — проведенная недавно датировка лопат, которыми прорыли ходы в курган, показывает, что это произошло в период правления Харальда Синезубого — датского короля, известного своей агрессивной политикой и имевшего виды на Норвегию. Возможно, он выбрал мишенью предков своих противников, чтобы ослабить их власть и подорвать связь с землей, оскорбив честь их рода.
Важную роль в понимании похорон играет вопрос о том, куда, по мнению викингов, отправлялись умершие. Если отложить в сторону стереотип о Валгалле/Вальхолле, нам на самом деле относительно мало известно о конкретных верованиях, связанных с загробной жизнью, а в том, что есть, содержится много противоречий. Захоронения дают кое-какие подсказки, хотя их трудно интерпретировать. Например, иногда у похороненных людей и даже у сопровождающих их лошадей на ноги надеты подошвы (подковы) с шипами. Что это означает: похороны происходили зимой или мертвые должны были отправиться в какое-то холодное место? В письменных источниках упоминаются специальные «башмаки Хель», помогавшие мертвым быстрее пройти свой путь — возможно, это были как раз они? В ладейном захоронении из Скара на острове Сандей (Оркнейские острова) было найдено тело мужчины со сломанными ногами, перевернутыми пятками вперед. Что это значило — ему хотели помешать следовать за другими в загробный мир или не дать ему вернуться и досаждать живым?
В текстах источников вполне ясно отражена вера в беспокойных мертвецов — на древнескандинавском языке draugar. Их представляли вполне осязаемым образом, как ожившие трупы, возвращающиеся к подобию жизни. Истории не объясняют, кто может вернуться таким образом, а кто нет, но чаще всего это люди, которые и при жизни слыли возмутителями спокойствия, колдунами и просто негодяями. Некоторые драуги увеличиваются в размерах, становясь намного больше человека, и в состоянии нежити обретают дополнительную силу и мощь — в сагах герои часто сражаются с ними, избавляя людей от их навязчивых появлений. Малая часть этих призраков на самом деле приносит пользу — как, например, умершие женщины, которые возвращались готовить и наводить порядок в усадьбе (обычно к ужасу ее живых обитателей). Как именно мертвые возвращаются, точно не говорится. Не похоже, чтобы они в самом деле выбирались из могилы, раскапывая землю руками, — чаще всего они просто появляются из ниоткуда, словно призраки, несмотря на то что у них есть тело. Иногда, убегая от живых преследователей, они проваливаются сквозь землю. Попадаются захоронения, в которых труп придавлен камнями или изувечен, — как предполагают археологи, это могли сделать для того, чтобы покойник оставался на своем месте. В письменных источниках упоминаются правовые процедуры, позволяющие официально запретить драугам приходить, отдельно вызвать их для вынесения приговора и вернуть их в состояние смерти.
Если в погребении присутствуют транспортные средства, особенно корабли, исследователи нередко делают вывод, что смерть рассматривали как путешествие и что умерший должен был отправиться на корабле, в повозке или на санях в загробный мир. Возможно, так и было, — а может быть, это просто было исключительно дорогое имущество умерших (или их живых родственников), ничем не отличающееся от остальных артефактов. В Осеберге, самом крупном из всех ладейных захоронений, судно на самом деле стояло в могиле на якоре, привязанное мощным тросом к массивному валуну. Очевидно, оно все же не должно было никуда путешествовать.
У нас нет причин ожидать в этом вопросе какой-либо последовательности, поскольку сами викинги, по-видимому, не считали нужным ею озаботиться. Возьмем всего один, уже знакомый нам пример: один из русов на похоронах, свидетелем которых стал ибн Фадлан, прямо говорит ему, что мертвых сжигают (а не хоронят), чтобы они могли немедленно попасть в рай, и что их господин позаботился об этом, послав сильный ветер. Полагаю, мы можем со всей серьезностью отнестись к этому заявлению — оно дало бы вполне разумное объяснение обряду кремации.
Похоронные обряды, вероятно, включали в себя какие-то целенаправленные приготовления к загробному существованию, возможно, даже организованные попытки повысить вероятность того или иного посмертного будущего. При этом речь не обязательно шла о погребении, по крайней мере о погребении тела. Одним из примеров может служить феномен захоронения в земле накопленных богатств (обычно серебра). Поколения нумизматов рассматривали эти клады в основном с экономической точки зрения, как простейшую форму финансовой защиты до появления банковского дела — закопать деньги в землю тогда означало примерно то же, что хранить их под матрасом. В какой-то степени это, вероятно, справедливо, и рассказы о зарытых сокровищах иногда действительно оказываются правдой. Но в таких местах, как Готланд, где почти в каждом хозяйстве был найден как минимум один клад серебра, это вряд ли может служить единственным объяснением. Невозможно поверить, чтобы практически каждый хозяин усадьбы закапывал все семейные деньги на заднем дворе, а потом умирал, не успев никому об этом рассказать. Вероятно, накопительное поведение имело множество одинаково разумных объяснений. В числе прочего оно могло быть связано с похоронным обрядом, который проводили в отсутствие тела, или с захоронением тела в другом месте. Возможно, человек сам закапывал перед смертью свое серебро. Некоторые амбициозные личности еще при жизни воздвигали себе рунические памятники — это перекликается с утверждением Снорри о том, что человек мог спрятать в землю накопленное богатство, чтобы воспользоваться им в загробной жизни. Ученые слишком часто отмахиваются от подробностей «Саги об Инглингах», однако это красноречивое наблюдение отражает реалии эпохи викингов как минимум с той же долей достоверности, что и другие измышления Снорри.