И наконец, важно отметить, что в основе этого лежал экспорт тенденций и закономерностей, которые уже существовали внутри Скандинавии на протяжении веков — от конца периода Великого переселения народов до кануна эпохи викингов. Международные контакты и взаимодействия с давних пор составляли часть этого культурного пакета. На самом деле появление викингов не было для жителей других стран полной неожиданностью — на горизонте Северного моря вовсе не возникли из ниоткуда незнакомые варварские паруса. Жертвы скандинавов много раз встречали их раньше, но как торговцев, а не как грабителей. Неожиданным было насилие, а не сам факт встречи.
В VIII веке конфликты, повсеместно распространившиеся в мелких королевствах Скандинавии ближе к концу железного века, окончательно дестабилизировали ситуацию, особенно вдоль норвежского побережья. Напряжение возросло до такой степени, что для его разрешения потребовалась более обширная сцена. Нетрудно увидеть, какую выгоду приносили поиски богатств за западными морями — эти походы можно было использовать для расширения дружины, привлекая людей обещанием награды. Свою роль играли экономические стимулы: норвежские морские конунги и их собратья из Дании и балтийской Швеции преследовали собственные коммерческие интересы и, обращая взгляды на запад и на восток, видели возможность расширения активной внешней торговли. К этому следует добавить социальное давление: практика многоженства привела к появлению непривилегированного класса молодых людей, не имеющих никаких прав на законное наследство и минимальные перспективы вступления в брак. Но одно-два лета, проведенные в разбойных морских походах, давали им массу возможностей изменить качество жизни. Наконец, было еще традиционное скандинавское мировоззрение и его воинственный аспект, выразившийся в нападении на христианские культуры, которые, в свою очередь, тоже вполне серьезно стремились к его уничтожению.
Но прежде чем приступить к изучению этих глубинных причин в следующих главах, необходимо понять их следствия.
Рассматривая события ранней эпохи викингов в отрыве от более масштабных и длительных процессов, легко поддаться, образно выражаясь, диктатуре письменных источников. Более или менее современные тексты, такие как «Англосаксонская хроника», дают нам удобные летописные сводки, четко указывающие, что и когда произошло (например, набег на Линдисфарн — в 793 году). Поэтому, несмотря на всю критику и сомнение в достоверности отдельных деталей, неудивительно, что эти летописи всегда были в центре внимания ученых.
Однако самые ранние доказательства набегов викингов мы находим вовсе не в текстовых, а в археологических источниках. И, что особенно важно, они не только на 40 лет опережают нападение на Линдисфарн, но и происходят не с запада и Британских островов, а с востока — с Балтийского моря.
Примерно в середине VIII века (около 750 года) шведская морская экспедиция потерпела жестокую неудачу на острове Сааремаа или неподалеку от него у берегов Эстонии. Мы знаем это благодаря случайным находкам, сделанным в 2008–2012 годах, — на берегу моря на том месте, где сейчас находится деревня Салме, были обнаружены две корабельные могилы с мертвыми воинами. Корабли были расположены параллельно воде примерно в 40 метрах друг от друга на перешейке, в стратегической точке, где проходили другие суда. Вероятно, могилы были хорошо заметны — подразумевалось, что их должны видеть и помнить. До раскопок находок из Салме в ранее известных ладейных захоронениях викингов находили самое большое четыре-пять тел. В первом (меньшем из двух) корабле из Салме были найдены трупы семи человек, во втором — поразительное количество: не менее тридцати четырех тел. Обе корабельные могилы из Салме уникальны не в последнюю очередь тем, что дают ценные сведения о первых набегах, и поэтому нам стоит остановиться на них подробнее.
Меньшее из двух судов было гребным судном длиной примерно 11,5 метра и шириной 2 метра — возможно, что-то вроде корабельной шлюпки. Мертвая команда сидела на скамьях: шесть человек (три пары) на веслах, а седьмой, самый старший, на корме — вероятно, это был рулевой. Мужчин похоронили с различными инструментами и посудой, небольшим количеством оружия (его не хватило бы для каждого из них), большим количеством мяса и обезглавленными телами двух ястребов.
Второе судно было намного больше: настоящий морской корабль длиной 17 метров и шириной 3 метра. На одном конце, по-видимому в носовой части корпуса судна, были уложены бок о бок в четыре слоя 34 человека. На них и вокруг них было как минимум 42 меча, многие очень искусной работы, с украшенными золотом и драгоценными камнями рукоятями. На клинке одного из мечей даже был инкрустированный золотом рисунок — до находки в Салме ничего подобного археологам не встречалось. Из украшений на мужчинах были только простые булавки для плащей, практичные и прочные, подходящие для морского путешествия. Исключение составляли несколько человек в бусах и двое с ожерельями из медвежьих зубов — должно быть, это выглядело потрясающе. Поверх тел были разбросаны фигурки для настольной игры. Кроме этого, на некоторых умерших аккуратно уложили рыбу, другие держали в руках морских птиц. У нескольких мужчин на груди были сложены куски телятины, баранины и свинины. Палуба была завалена кусками говядины и свинины.
Вся груда тел была накрыта «курганом» из щитов, уложенных внахлест, так что над мертвыми образовался деревянный купол. Умбоны на каждом щите были расплющены, доски щитов изрублены, остальное оружие намеренно погнуто. Сверху курган укрыли цельным куском грубой ткани — судя по размерам, это был, скорее всего, парус. По краям ткань прижимал бордюр из камней. Поверх кургана из щитов положили трех хищных птиц. По периметру щитов разбросали шесть разрубленных на части собак. В вершину кургана вертикально воткнули два меча.
Захоронениям в Салме явно предшествовали какие-то боевые действия. Многие тела, особенно в верхних слоях «кургана» из щитов и в маленькой лодке, имели рубленые и колотые раны, травмы от удара тупым предметом, порезы на лице и руках, стрелострельные ранения бедер и тому подобное. В центре кургана лежал человек с самыми тяжелыми ранами и лучшим оружием; в числе прочего у него был меч с кольцами — признак вождя очень высокого статуса. По его телу, в отличие от других, не были разбросаны игровые фигурки, — только одна фигурка короля, которую вложили ему в рот.
Возраст умерших колебался от позднего подросткового до зрелого, большинству было за тридцать — мужчины в самом расцвете сил. Кроме того, они отличались необычайно высоким ростом. Изотопные исследования зубов показали, что все они (за некоторым исключением) были родом откуда-то из долины Меларен в Центральной Швеции. Этот вывод подтверждает сходство оружия и снаряжения из Салме с ладейными захоронениями Уппланда.
Следы многочисленных тяжелых ран на многих телах позволяют сделать очевидный вывод: захоронения в Салме показывают нам, чем закончилась для свеев морская экспедиция с элементами агрессии — другими словами, их разбойный набег. Также высказывались предположения, что это могла быть дипломатическая миссия: ястребов обычно использовали в качестве престижных подарков, и их было чрезвычайно трудно перевозить живыми. Если так, то дипломатия, мягко говоря, успеха не имела.
Бережное обращение с умершими, время и усилия, затраченные на похороны, а также сходство с ладейными захоронениями из континентальной Швеции позволяют предположить, что мертвых хоронили их друзья, а значит, что бы ни случилось, шведы в конечном итоге одержали победу. Анализ ДНК позволяет восстановить широкую картину родственных связей: судя по результатам, большинство умерших происходили из одной, хотя и очень обширной семьи, проживавшей примерно в одной местности. Четверо похороненных рядом друг с другом были родными братьями. В совокупности все это очень похоже на одну из ветвей тех семейных династий, которые составляли основные блоки власти в VIII веке.
То, что Аустмарр — Восточное море, как его называли на древнескандинавском, — стало важнейшим театром скандинавской борьбы за власть, а также сценой многочисленных разбойных набегов, ни в коем случае не должно нас удивлять. В полумифической истории династии Инглингов у Снорри прямо говорится об активных действиях королевства Центральной Швеции в этом регионе. Датчане, вероятно, были заняты чем-то подобным на южном побережье Балтийского моря. Этот вывод следует повторить еще раз: набеги викингов (набеги в самом прямом и буквальном смысле этого слова) изначально были нацелены не на запад, а на восток. Глядя под определенным углом, их можно расценивать как внутреннюю активность, развернувшуюся (воспользуемся анахроничным термином, который, однако, прекрасно отражает суть) в скандинавских территориальных водах. Вот почему даже в более поздний период встречаются рунические камни, говорящие о защите от викингов: они были хищниками с равными возможностями.
Известно даже, что один из королей Инглингов, Ингвар, погиб во время такого похода. Снорри пишет об этом:
Ингвар конунг заключил мир с датчанами и стал ходить в походы в Восточные Страны [Аустрвегр]. Одним летом он собрал войско и отправился в Страну Эстов [Эстония] и разорял ее в том месте, что называется У Камня. Тут нагрянули эсты [эстонцы] с большим войском, и произошла битва. Войско эстов было так велико, что шведы не могли ему противостоять. Ингвар конунг пал, а дружина его бежала. Он погребен там в кургане у самого моря. Это в Адальсюсле. Шведы уплыли домой после этого поражения. Тьодольв [скальд, автор «Перечня Инглингов»] говорит так:
И, говорят,
Ингвар конунг
Жертвой стал
Мужей Сюслы,
Эстов рать
Рядом с камнем
Разбила в бою
Ясноликого.
И океан
Мертвого князя
Песней Гюмира
Услаждает[31].