В арабских текстах русы появляются под именем аль-руссия, но очевидно, что за всеми этими перекликающимися наименованиями в разных языках стоял какой-то один изначальный термин. Предположительно, это было самоназвание, и ученые много дискутировали о том, каким оно было. Особое внимание в этой связи привлекал район Рослаген на восточном побережье Центральной Швеции, название которого примерно означает «земля гребцов». Хотя очень немногие считают, что русы на самом деле приходили только и исключительно из этого региона, это довольно правдоподобная версия, поскольку она подразумевает прямую связь со Швецией (о которой говорят «Бертинские анналы») и с путешествиями на гребных судах. То же слово лежит в основе современного финского названия Швеции — Руотси. Возможно, скандинавы изначально называли гребцами тех, кто путешествовал по восточным рекам — любопытный собирательный термин для маленьких отрядов из нескольких человек, полагающихся только друг на друга, путешествующих в одиночку и без защиты по огромным просторам. Вероятно, смысл этого слова был очевиден для тех, с кем встречались эти люди, и можно догадаться, почему название с такой легкостью прижилось.
— Кто вы такие? — Мы с корабля, мы его команда, я и эти парни. — Может быть, эти гребцы снова приедут в следующем году и привезут на продажу столь же замечательные вещи? — Будем надеяться.
Со временем значение этого слова явно изменилось, превратившись из повседневного обозначения в общий этноним речных торговцев — и, что особенно важно, людей, которые обеспечивали этим предприятиям вооруженное сопровождение. Удивительным образом русы стали ассоциироваться с одним конкретным видом деятельности — торговыми плаваниями на восток. Нам следует с осторожностью относиться к внеисторическим сравнениям, но здесь напрашивается поразительно близкая параллель с метисами Канады и северных регионов Соединенных Штатов. Метисами называли людей разного происхождения, ведущих сходный образ жизни (в данном случае занятых торговлей мехом) и со временем менявшихся под его влиянием. Эмоциональные связи, браки и прочие союзы с местным населением давали приходящим звероловам защиту, доступные лишь избранным ценные знания и доступ к системе родственных связей со всеми сопутствующими преимуществами. Именно такую картину и почти в том же контексте слияния культур в приречных регионах мы наблюдаем у русов. Они, как и метисы, были voyageurs.
Очевидно, не все русы были скандинавского происхождения, но скандинавы (вероятно, в основном из Швеции) всегда явно доминировали среди них и занимали большинство командных позиций. Два арабских источника прямо приравнивают русов к скандинавам, ясно давая понять, что авторы считали эти термины взаимозаменяемыми. Однако слово «русы» могло употребляться более широко и обозначать северных чужеземцев в целом.
В IX веке речная торговля имела и коллективный, и личный аспект. Феномен викингов постепенно набирал размах, города-эмпории превращались в узловые точки обширных торговых сетей, а морской и речной транспорт играл роль мобильного соединительного элемента — корабли стали своего рода средством высокоскоростного сообщения между Скандинавией и Европой. Однако у этих процессов имелся еще один аспект. Одним из очевидных последствий зарубежной активности викингов стал массовый приток движимого богатства в Скандинавию. При этом обладание богатством не всегда равнялось возможности им пользоваться. Вы могли преподнести в качестве дорогого подарка украденные украшения, и даже сделать это не один раз, но вы не могли, условно говоря, отправиться за повседневными покупками, имея в кошельке тысячу стодолларовых купюр. Экономический контекст происходящего составляла необходимость финансировать политическую конкуренцию внутри Скандинавии, что подтверждают и письменные источники, и данные археологии.
Эта система имела достаточно сложную логистику. Поскольку примерно после 860 года пушная торговля сократилась (возможно, не случайно, поскольку именно тогда Рюрик взял в свои руки контроль над Ладогой), на восточных реках возникло то, что экономические историки называют высоколиквидной денежной массой. Речь идет о валюте (не обязательно чеканных монетах в буквальном смысле слова), стоимость которой повсеместно считается более стабильной, чем стоимость всех альтернативных валют. В современном мире такое положение уверенно занимает доллар США, а в эпоху викингов это было серебро. В IX веке главным источником серебра служили рудники и монетные дворы халифата Аббасидов на сегодняшнем Ближнем Востоке. Важно отметить, что до тех пор, пока существовал согласованный общий стандарт, серебро даже не обязательно должно было быть повсеместно доступным, хотя в этот период дефицита дирхемов по большей части не наблюдалось.
Чаще всего серебро встречается в виде кладов монет, но иногда его переплавляли и придавали ему другую форму. Более миллиона дирхемов найдено в Скандинавии и в Балтийском регионе, особенно на острове Готланд. Как ни поразительно, подавляющее большинство так или иначе дошедших до нашего времени дирхемов — около 81 % от общего количества — найдены в Европе и лишь 9 % на территории халифата Аббасидов, где они были выпущены. В находках, связанных с торговой деятельностью викингов, сохранились следы целой отрасли монетной чеканки. Во многих кладах на Готланде встречаются серебряные браслеты (иногда сразу десятки), как украшенные орнаментом, так и совершенно простые. Экономике этих «денежных браслетов» посвящено немало исследований. Они служили портативным платежным средством — их можно было носить на руке и при необходимости расплачиваться ими.
Несложно предположить, что вокруг этого речного трафика сложилась инфраструктура, без которой не могла существовать налаженная торговля. И, хотя это, вероятно, идет вразрез с нашими стереотипами о викингах, их торговцы вполне могли быть знакомы с концепцией ограниченного по времени обмена на сезонных рынках и проблемами ликвидности товара. Возможно, они выставляли на важные рынки что-то наподобие векселей. Гарантией такого векселя служила угроза изгнания и последующего запрета на торговлю. Джентльмен из Британской Индии, находясь в Дели, мог выписать вексель, который его банк в Лондоне должен был обналичить. Возможно, у русов существовала аналогичная система для Бирки или Булгара (поселение в излучине Волги). В центре этих операций стояло понятие кредита — может быть, на нем даже держалось большинство осуществляемых сделок. Кроме того, мы не должны забывать о перевозке образцов — демонстрационных партий товаров, которые брали на пробу, прежде чем сделать крупный заказ.
Торговлю осуществляли отдельные посредники, но, вероятно, ответственность за их действия на зарубежных рынках была коллективной. Подобные механизмы позволяли сохранять на реках мир, избегать острых столкновений и вести переговоры. Возможно, за соблюдением порядка следила своего рода местная служба безопасности — возможно даже, изначально это была как раз одна из тех услуг, которые оказывали русы.
Все торговые сети на востоке или в других регионах давали обратную связь. Если какой-то товар хорошо продавался на реках в прошлом году, это отражалось на внутренних рынках Скандинавии. Колебания спроса и предложения составляли вечную константу в жизни викингов, так же как и в жизни всех остальных людей. И, почти как сегодня, даже люди, никогда не выезжавшие из своих усадеб в Уппланде, могли быть в курсе событий и экономических тенденций в большом мире и чувствовать свою причастность к ним. Все это не было для них чем-то далеким и абстрактным: каждый мог увидеть вещи, привезенные с восточных рек, из походов в Европу и на запад. Даже сидевшие неподалеку трэллы могли слышать истории, которые путешественники рассказывали у огня.
Истории рассказывали и о других регионах — не только о богатствах, ожидающих на восточных реках, но и о сказочной роскоши мусульманского мира. На Европейском континенте викинги действовали главным образом на территории современной Франции и Нидерландов, однако некоторых из них перспектива грабежа влекла дальше на юг, где они вступали в контакт (и в конфликты) с народами Иберийского полуострова.
В эпоху викингов на территории современных Испании и Португалии существовало несколько отдельных государств. На севере вдоль берега Бискайского залива и примыкая к Пиренеям лежала горстка христианских государств, крупнейшим из которых было королевство Галисия и Астурия. Однако большая часть Иберийского полуострова с конца VIII века находилась под контролем мусульман, вторгшихся из Северной Африки. После переворота, в результате которого к власти пришла новая династия Аббасидов, обосновавшаяся в недавно основанном Багдаде, юг Испании откололся, и там образовался эмират Аль-Андалус со столицей в Кордове. Между христианскими и исламскими королевствами сохранялся непрочный мир, нарушаемый то мелкими стычками, то открытым военным противостоянием.
Согласно письменным источникам, первые нападения викингов на Испанию произошли в середине IX века. Покинув в 844 году свою базу в Нуармутье в устье Луары, большой флот викингов поплыл на юг и совершал набеги вдоль северного иберийского побережья, после чего отправился еще южнее, к землям мусульман. Скандинавы разграбили поселения на территории нынешней Португалии и Южной Испании, в том числе Лиссабон, Кадис и Альхесирас, затем развернулись и вошли на реку Гвадалквивир. Возможно, их конечной целью была Кордова, но до этого у них на пути оказался город Севилья. Нападение викингов отражено в сочинении Ахмада ибн Мухаммада ар-Рази, который рассказывает, как разбойники семь дней подряд грабили город, убивали мужчин и угоняли в рабство женщин и детей. Когда слухи об этом распространились по окрестностям, эмир Абд ар-Рахман собрал большую армию и двинулся навстречу силам викингов, которые укрепились на Исла-Менор. Викингов выманили из лагеря и из города отвлекающим маневром: небольшой отряд, за которым они погнались, привел их в Табладу, примерно в двух милях к югу от Севильи, где викинги попали в засаду и были перебиты основными силами мусульманской армии. Оставшиеся в живых викинги бежали к своим кораблям и отплыли, оставив после себя тридцать судов, а мертвых развесили на пальмах в Севилье.