Услышав о перевороте, устроенном Алексеем, он отказался менять свои планы. К этому времени Робер уже совсем потерял интерес к браку Елены с византийским принцем, но последнее, чего он хотел, это ее возвращения домой – у него имелось еще шесть дочерей. Елена же была исключительно полезна там, где находилась. Робер объявил, что законным императором Византии он продолжает считать Михаила. Теперь важно было высадиться на византийском берегу прежде, чем Алексей вернет ему Елену. Он уже послал своего старшего сына Боэмунда с передовым отрядом через Адриатику. Чем раньше он, Робер, сможет присоединиться к нему, тем успешнее пойдет дело.
Флотилия отплыла в конце мая 1081 г. На борту ее судов находились 1300 норманнских рыцарей, большой отряд сарацин, какое-то количество греков и несколько тысяч пехотинцев. Флотилия направилась вдоль побережья к Корфу – там имперский гарнизон сдался ей тотчас же. Обеспечив себе, таким образом, плацдарм, Робер определил своей следующей целью Дураццо на Адриатике, откуда через Балканский полуостров к Константинополю вела Эгнациева дорога.
Однако вскоре стало ясно, что экспедиция не обещает быть легкой. Несколько судов погибло во время бури, а еще несколько было уничтожено венецианским флотом: Венеция так же мало, как и Константинополь, желала видеть пролив Отранто под контролем норманнов.
Но всего этого оказалось недостаточно для того, чтобы отбить охоту у герцога Апулийского, чья армия оставалась практически не пострадавшей. Он приступил к осаде Дураццо. Однако и тут задача оказалась сложнее, чем ожидалось: гарнизон, зная, что сам император спешит ему на помощь с большим подкреплением, сопротивлялся стойко. Наконец 15 октября появился Алексей и три дня спустя повел свою армию в атаку. К этому времени Робер выстроил свое войско несколько севернее города. Сам он командовал в центре, Боэмунд находился на левом фланге – удаленном от моря, – а на правом фланге находилась жена Робера, лангобардская принцесса Сикелгаита Салернская.
О Сикелгаите стоит сказать несколько слов. Из всех персонажей мировой истории ее, пожалуй, в наибольшей степени можно уподобить валькирии. Женщина весьма крупного калибра, она почти никогда не покидала своего мужа, и уж тем более во время сражения, одного из любимейших ее занятий. Несясь на коне в самую гущу битвы, с длинными белокурыми волосами, струящимися из-под шлема, она оглушала одновременно и соратников, и врагов трубными криками ободрения или проклятия. Сикелгаита, несомненно, была достойна занять место рядом с Брунгильдой, самой знаменитой валькирией.
Как и всегда во время личного участия императора в сражении, на поле боя присутствовала в полном составе его варяжская гвардия. Теперь она, правда, состояла по большей части из англосаксов, которые покинули Англию после сражения при Гастингсе[72] и поступили на службу к византийскому императору. Ими двигало желание отомстить ненавистным норманнам. Раскрутив огромные двуручные боевые топоры над головой, они обрушивали их на лошадей и всадников, вселяя ужас в апулийских рыцарей. Паника охватила и лошадей, и вскоре норманнский строй был смят. Однако в итоге верх в сражении взяли норманны – и именно благодаря Сикелгаите, если верить имеющимся источникам.
Лучше всего об этом рассказывает Анна Комнина:
«Когда она увидела убегающих солдат, то громогласно воззвала к ним: «Далеко ли бежите вы?! Стойте и ведите себя как мужчины!» Не сумев остановить их таким образом, она схватила длинное копье и помчалась вскачь за убегающими; увидев это, они опамятовались и вернулись на поле сражения».
Левый фланг, находившийся под командованием Боэмунда, также смог выдержать натиск противника: там стоял отряд арбалетчиков, против которых варяги оказались бессильны. Пути отступления для византийцев были отрезаны – они могли сражаться только на том месте, где стояли. Некоторым из них все же удалось вырваться из окружения, и они нашли прибежище в близлежащей часовне. Но норманны подожгли церковь, и большинство находившихся там погибли в пламени.
Сам император сражался отважно, но цвет византийской армии был уничтожен в сражении при Манцикерте, и когда главнокомандующий обнаружил, что его предал семитысячный отряд турецких наемников в полном составе – одолженный ему сельджукским султаном, – то понял, что битва проиграна. Слабый от потери крови, испытывая мучительную боль от раны во лбу, император двинулся через горы в город Охрид, чтобы там организовать в единое целое немногие разрозненные отряды, что у него остались.
Каким-то образом Дураццо все же продержался до февраля 1082 г.; после этого Робер уже не встречал особого сопротивления. Он направился на восток, в македонскую провинцию Касторию – вероятно, к этому времени завоевание Константинополя Гвискар считал уже делом решенным.
Но жизнь рассудила по-другому. В апреле из Италии прибыли посланцы: поднялись с оружием Апулия, Калабрия и значительная часть Кампаньи. Наряду с этими сообщениями вестники привезли письмо от папы Григория VII. Враг папы Генрих IV, король римлян[73], стоял у ворот Рима, требуя коронации его как императора Запада. Сложившаяся ситуация настоятельно требовала возвращения герцога домой. Поручив руководство экспедицией Боэмунду, Робер на корабле направился через Адриатику в Италию.
Все эти осложнения не были такими уж случайными, какими казались на первый взгляд. Племянника Робера Абеляра, лишенного герцогом собственности и впоследствии попросившего убежища в Константинополе, не понадобилось особо убеждать вернуться в Италию и при помощи немалого количества византийского золота поднять там восстание. Алексей Комнин также направил посольство ко двору Генриха IV, указывая ему на то, какими опасностями чревата ничем не обузданная политика Робера, и Генрих – получив 360 000 золотых монет и несколько бесценных предметов из имперской сокровищницы – немедленно заключил договор о союзе с Византией.
Алексей провел зиму в Фессалониках, собирая там войска. Армия Боэмунда между тем неуклонно наращивала свое присутствие и влияние в западных провинциях империи; кроме того, вскоре ожидалось прибытие самого Робера. К этому времени византийская казна уже сильно обеднела, и севастократору Исааку пришлось собрать синод в соборе Св. Софии, где он объявил о конфискации всех церковных сокровищ. Церковные иерархи, хотя и не скрывали своего неудовольствия, смирились с этим волевым решением.
На протяжении еще целого года Боэмунд продолжал свое продвижение, пока вся Македония и значительная часть Фессалии не оказались под его контролем. И лишь весной 1083 г. вблизи осажденного города Лариссы Алексею удалось повернуть ход событий. Боэмунд оказался вынужден снять осаду и отойти в Касторию; с этого момента его успехи пошли на убыль. Потерявшая боевой дух, тоскующая по родине и давно уже не получавшая денежных выплат норманнская армия стала сдавать завоеванные позиции. Когда Боэмунд направился на корабле в Италию, чтобы собрать там денег для армии, его заместители немедленно сдались византийцам, а венецианский флот отвоевал Дураццо и Корфу. К концу 1083 г. в руках норманнов осталась только небольшая береговая полоса и один-два острова, далеко отстоящие от материка.
Но по другую сторону Адриатики события развивались совсем иначе – дела у Робера Гвискара шли великолепно. К середине лета последние очаги апулийского сопротивления были подавлены. Затем он отправился вызволять папу Григория, который забаррикадировался в замке Св. Ангела. 24 мая 1084 г. Робер разбил лагерь под стенами Рима. Однако Генрих IV, который низложил Григория и был коронован марионеточным антипапой, не стал его дожидаться. За три дня до появления норманнов у городских ворот он ушел в Ломбардию.
На рассвете 28 мая первый из ударных отрядов Робера прорвался в город через Фламиниевы ворота; вскоре норманны вызволили папу из его крепости и с почестями доставили в Латеранский дворец. И лишь тогда наступила трагедия. В городе началась оргия грабежей и насилия. Все это продолжалось в течение трех дней, пока жители, будучи не в силах более выносить такое бесчинство, не поднялись против своих притеснителей. И тогда норманны предали Рим огню. Капитолий и Палатин[74] были разрушены, от церквей и дворцов остались одни лишь остовы. Между Колизеем и Латеранским дворцом едва ли имелось хоть одно здание, которому удалось избежать пожара.
Через несколько недель, весной 1084 г., Робер Гвискар вернулся в Грецию с Боэмундом и новой флотилией в 150 судов. С самого начала дела пошли как нельзя хуже: при подходе к Корфу норманнов встретила венецианская флотилия и за три дня дважды их основательно потрепала. После второго разгромного удара венецианцы направили в свой город посланников с сообщениями об одержанной победе, но недооценили Гвискара. Наблюдая, как венецианские суда исчезают за горизонтом, и считая, что врага можно застать врасплох, Робер собрал те немногие свои корабли, что еще держались на плаву, и бросил их вдогонку – в бешеную, смертельную атаку. Его расчет оказался точен. Анна Комнина сообщает о 13 000 убитых венецианцах и 2500 взятых в плен. Корфу пал, и на свои зимние квартиры армия ушла уже в более хорошем настроении.
Но зимой появился новый враг – эпидемия, вероятно брюшного тифа, наносившая беспощадные удары. К весне 1085 г. погибло 500 норманнских рыцарей и значительная часть воинского состава выбыла из строя. Сам Робер не терял своей обычной самоуверенности, но в середине лета, отправившись с армией для занятия Кефалонии, почувствовал себя во власти страшной болезни. Судно, на котором находился герцог, остановилось на первой же безопасной якорной стоянке, в бухте, до сих пор носящей название Фискардо. Тут Робер Гвискар и умер 17 июля 1085 г., при нем находилась Сикелгаита. Ему было шестьдесят восемь лет. За последние четыре года военные действия Робера приводили к бегству как восточного, так и западного императоров; один из величайших средневековых пап был спасен и восстановлен на троне благодаря его усилиям. Проживи Робер еще несколько месяцев, он, очень возможно, сменил бы Алексея Комнина на византийском троне.