вятую землю.[98] Нашествие татар, отрезавших Русь от моря, не прекратило упрочившихся в предшествующее время непосредственных сношений с Византией русских людей. Еще раньше татар дикие печенеги понимали выгоды от торговых сношений между Византией и севером, и искусная византийская политика, умевшая по давней традиции времен Анастасия и Юстиниана ладить с кочевниками, сменявшими друг друга в черноморских степях, владела способами поддерживать старые торговые пути. В пору господства татар русские люди по-прежнему ездили в Царьград и Иерусалим и оставались там целыми колониями. Вновь назначаемые митрополиты являлись на Русь со множеством русских людей, возвращавшихся на родину. Знакомство с греческим языком поддерживалось непосредственной связью Русской митрополии с Константинопольским престолом и постоянной дипломатической перепиской.[99]
Когда под напором турок пал Константинополь и не стало более верховного представителя восточного христианства, византийского императора, на Москве вырастало Русское царство. Дальновидная политика римского папы послала на Русь царевну Софию Палеолог, представительницу последней династии византийских императоров. Брак ее с московским великим князем оживил византийские начала, вошедшие в жизнь и народное сознание через принятие христианства и духовное общение с Византией в течение столетий. На московского царя перешли представления о христианском вселенском царе, главе христианского мира. Идеи, сформулированные некогда патриархом Фотием в Эпанагоге о сущности и характере власти византийского императора, вошли в плоть и кровь московского царя. Необходимым завершением этого нового вселенского идеала верховной власти было возникновение патриаршества на Руси. Иисус Христос, истинный Бог, повелевает на земле, и эта власть осуществляется через царя и патриарха. Поскольку государство сливается с Церковью, царь принимает на себя заботу об этом целом. Власть его исходит от Бога, и он есть судья и хранитель божественного и светского права. Он правитель, законодатель и судья, а в отношении Церкви хранитель истинного вероучения и благочестия. Наряду с царем стоит патриарх как верховный распорядитель в делах церковного строя.[100]
С восприятием этих византийских идей на Руси вошли в народное сознание те представления, которые формулировал некогда старец Филофей в таких словах: «Вся христианская царства преидоша в конец и спадошася во едино царство нашего государя по пророческим книгам, т. е. Российское царств два убо Рима падоша, а третий стоит и четвертому не быть». Так понимали и так чувствовали живую действительность русские люди XV и XVI веков. Воспринятое из Византии христианство слилось воедино с русским народным сознанием, и в великом, длившемся в течение столетий споре в недра славянского мира за первенство между Русью и Польшей победа осталась за Москвой, которая своим обаянием верности православию притянула к себе долго пребывавшие в политическом разобщении западно- и южноруссские области, несмотря даже на то, что высший культурный класс обществ изменил вере отцов и своей национальности. Так сплотилось русское государство на основе православия, воспринятого из Византии, и тот крутой поворот в нашей истории, который осуществил Петр Великий, подчинив Русь непосредственному воздействию западной культуры, не коснулся основ нашего национального самоопределения и русского самосознания.
ГОСУДАРСТВЕННОЕ УСТРОЙСТВО ИМПЕРИИ В IV ВЕКЕ
1. ИМПЕРАТОР
Выразителем единства империи и центром государственной жизни был император. Этот старый в республике почетный титул получил со времен Цезаря новый смысл и значение. Когда Цезарь победил всех своих врагов и объединил под своим начальством все военные силы государства, он отбросил в своем гражданском имени Gaius Iuluis Caesar два первых слова и стал называть себя Imperator Caesar.[101] Усыновленный им в завещании племянник его, Октавиан, заявил претензию на это имя и называл себя Imperator Caesar divi filius задолго до того, когда ему удалось собрать в свои руки всю военную силу государства и определить отношения к старым органам государственной жизни Рима и его державы. Военный элемент был сущностью новой центральной власти с самого начала ее существования. С установлением нового порядка не было более в римском государстве самостоятельных командиров военной силы, т. е., как говорили римляне, имевших собственные ауспиции, кроме одного императора. Обладая всей полнотой военной власти на всем пространстве империи, император оставался военным лицом везде и всегда, даже в пределах римского померия, т. е. городской черты, внутри которой прекращалась военная власть римского магистрата времен республики, и в стенах курии, в заседании сената. Как единый глава военной силы, император был источником власти над военными людьми для всех посредствующих органов, т. е. всего состава офицеров, и сам был окружен военной охраной, cohors praetoria, какую в республиканское время имел по праву всякий самостоятельный командир, получивший власть от народа. Дежурная когорта всегда была на охране дома Августа и придавала ему тем самым значение дворца — понятие, чуждое республиканскому Риму.
Провинции, окружавшие кольцом Италию, населенную державным римским народом, представляли собой территорию, на которой лежала его верховная власть, imperium populi Romani, осуществлявшаяся через избранных народом магистратов. Вместе с установлением нового порядка произошло разделение провинций на императорские и сенатские. Так как император был единый глава всех военных сил государства, то к нему перешло верховное управление всех тех провинций, где стояли войска, и командиры отдельных армий были представителями его власти в пределах областей расположения данных армий. В провинциях, считавшихся умиротворенными, во главе управления по-прежнему стояли сменявшиеся из года в год проконсулы и пропреторы, которые, в случае надобности, получали поддержку от начальников военной силы в соседних провинциях. Все многочисленные в ту пору царства в восточных областях, состоявшие в отношениях зависимости от Рима, перешли в ведение императора.
Вместе с этим делением империи на две части финансовое ведомство разделилось на две казны, в которые стекались доходы от налогов и податей, лежавших на провинциальном населении. Наряду со старой казной, Aerarium Saturni, оставшейся в ведении сената, возникла другая, fiscus, оказавшаяся в заведовании и распоряжении императора. Свое личное дело император исправлял через своих людей, вольноотпущенников и рабов, из которых составились огромные ведомства, получившие лишь с течением времени значение государственных учреждений.
Щадя республиканские традиции, Август постарался и сумел дать коренному перелому в государственной жизни видимость восстановления старого государственного строя. Слагая в 27 году до н. э. все свои чрезвычайные полномочия, какие он осуществлял в революционное время, Август восстановил деятельность сената со старым кругом его компетенции, а также жизнь народного собрания как для выбора магистратов, так и для проведения законов путем народного голосования. При первом его преемнике выборы магистратов были перенесены в сенат, и распределение магистратур стало делом того сословного круга, который, по старым традициям, имел право на их замещение. Законодательные функции народного собрания если и не были формально отменены, то после Августа почти никогда не вызывались к жизни, и отсутствие законодательного органа в государстве восполнилось расширением значения сенатских постановлений, senatus consulta, в форме которых развивалось законодательство. Так как законодательная инициатива фактически принадлежала императору, который сохранял за собой положение первого члена сената, то видимость и живая действительность находились в противоречии. Право проверки квалификации кандидатов в магистраты при ежегодном составлении их списка и право их рекомендации, commendatio, а также зачисление новых членов в сенат, allectio, которым пользовался уже Август, держало в зависимости от императора состав этого высшего государственного учреждения; но с формальной стороны сенат сохранил свое старое значение и удержал его за собой в течение веков.
Забота о благоустройстве города и общественной безопасности в Риме и Италии по необходимости легла на императора, и Август создал целый ряд новых, зависевших от него органов администрации, простиравших свою власть на Рим и Италию. Наряду с этой вновь зародившейся центральной администрацией продолжала существовать старая магистратура, которая хотя и не сохранила прежнего круга компетенции, но удержала за собой высокое сановное значение. По старой традиции Август удержал включение в карьеру сенатора высших офицерских постов римской армии, трибунов и легатов легиона.
Чрезвычайные полномочия, которые принял Август в 27 г. до н. э. от сената как временное и ограниченное сроком поручение, оставались за ним непрерывно всю его долгую жизнь путем продления на новый срок. С первого его преемника, Тиберия, срочность была устранена и полномочия приняты новым императором без упоминания о каком-либо сроке. Но существовавшая в начале срочность оставила свой след в обычае праздновать пятилетие власти императора, который прочно утвердился и сохранялся в IV веке и позднее.[102]
В резком противоречии с представлением императорской власти как временного поручения от сената стоял институт присяги на верность, который начал действовать при Августе. В республиканских учреждениях Рима присяга имела две формы и обозначалась двумя разными словами: iusiurandum и sacramentum.[103] Римский гражданин как член суверенного римского народа никому не приносил присяги; но когда этот гражданин становился вследствие избрания безответственным[104] на год своего сана магистратом, он должен был дать публичное обязательство в том, что будет соблюдать законы государства. Медные доски, на которых были начертаны законы, хранились в эрарии, находившемся в заведывании квесторов, потому и присяга приносилась перед квесторами и совершалась обыкновенно вскоре после вступления в сан, 3 января. Она называлась iusiurandum in leges. По миновении срока власти, в последний день перед ее сложением, 31 декабря, магистрат вновь приносил присягу перед теми же квесторами в свидетельство перед общиной о том, что он соблюдал законы государства. Когда римский гражданин являлся отбывать первую свою обязанность — защищать с оружием в руках свое отечество, то при формировании легиона он также приносил присягу в обязательстве повиноваться главе государства, консулу, который поведет его в бой с врагом. Эта присяга называлась sacramentum, и так как она приносилась на имя консула, то и действие ее оканчивалось вместе со сроком власти консула. Так как войско давно потеряло характер ополчения на летний поход и служба в регионах затягивалась на несколько лет, то римские воины повторяли присягу вместе со сменой консулов, т. е. в начале января каждого года. С Мария изменилась формула присяги, и поступающий под знамена гражданин давал присягу на все продолжение службы, 16 лет, но повторяемость военной присяги не исчезла, хотя мы не знаем, в каких случаях и при каких обстоятельствах она применялась.
В пору борьбы триумвиров за власть и во время единодержавия Цезаря гражданская присяга магистратов получила более широкое развитие. Во-первых, присягали не только магистраты, но и весь сенат; во-вторых, давали присягу не только in leges, но также и in acta Цезаря, т. е. личные его распоряжения. Когда Цезарь был убит, Антоний в первом после того заседании сената, где это убийство было признано ненаказуемым, провел постановление о признании законными всех распоряжений Цезаря, как вошедших в силу, так и оставшихся в его бумагах. Когда составился второй триумвират, триумвиры возобновили присягу in acta Caesaris. Обычай этот удержался в силе, когда сенат в 27 г. до н. э. поднес Октавиану титул августа, который с тех пор стал обозначением верховной власти. Тиберий не требовал присяги на свои acta, но строго соблюдал требование присяги in acta Augusti, и отказ сенатора принести ее вызывал немедленно кару, рассматривался как измена.[105] Последующие императоры относились к этому иначе, и расширение присяги на leges и acta получило характер прочного учреждения. Присягу приносили 1 января, а вслед за тем 3-го числа того же месяца[106] приносились обеты за благополучие императора, votorum nuncupatio.[107]
Так как император был единым главнокомандующим всей римской армии, то присяга солдат, sacramentum, могла совершаться только на его имя. Она повторялась всеми римскими воинами и их командирами каждый год в начале января. Формула присяги не была закреплена раз и навсегда, а могла подлежать изменению по усмотрению императора. В нее включалось имя не только императора, но и его ближайших родных. Так, император Гай (Калигула) включил имена своих сестер, при Нероне в присяге стояло имя его матери Агриппины.[108] Таким образом, в сознание населения империи внедрялась идея династического преемства верховной власти в данном роде. Институт присяги в этой форме продолжал существовать непрерывно в империи и перешел в Византию. Свидетельства о его существовании есть от конца VIII века.[109]
Так утвердилась и действовала в империи как учреждение присяга в двух ее формах — гражданской и военной. В пору борьбы между Октавианом и Антонием институт присяги получил новое значение и большую общность. Антоний, усвоив нравы монархического Востока, привел во время приготовлений к войне с Октавианом к присяге на свое имя всех восточных государей, признававших над собою власть Рима. Ответом на этот поступок Антония, который был лишен сенатом полномочий триумвира и предстоявшего ему консульства на 31 год, была присяга на имя Октавиана всех итальянских общин и западных провинций.[110] То был первый факт этого рода на Западе. Тацит описал, как присягали имп. Тиберию в Риме магистраты, сенаторы, всадники и народ, и лишь вскользь упомянул о приведении к присяге провинциального населения, как о чем-то уже обычном в его время.[111] При вступлении во власть нового императора рассылалась по всем общинам формула присяги, которую принимало население через своих представителей. Надписи сохранили формулу присяги на имя имп. Гая (Калигулы).[112] Иосиф Флавий упоминает о приведении к присяге населения Сирии на имя Гая.[113] Плиний Младший в своих письмах к Траяну из Вифинии дает свидетельство, что в провинциях представители римской власти повторяли военную присягу в первый день года, и местное население присоединяло к этому акту выражения своей верноподданности.[114] Так вырастали новые чувства и настроения, не имевшие основ в республиканском прошлом Рима. Обе различные по существу формы присяги слились воедино и воздействовали на перерождение понятия римского гражданина в другое и новое — верноподданного римского императора.
Особа императора, еще в самом начале нового порядка, облечена была особым ореолом под воздействием давно существовавшего на эллинистическом Востоке обожествления лица государя. В Египте династия Птолемеев унаследовала эту честь от фараонов, сирийские диадохи пошли по их следам, и титулы: Бог, спаситель, благодетель — были давно обычны в титулатуре греческих государей Востока. В греческой религии IV и III в. до н. э. развился культ героев, в котором был тот же дух обожествления человека, но уже по его смерти. Триумвир Антоний, вступивший через свое сближение с Клеопатрой, наследницей Птолемеев, в среду восточных державцев, выступал в божественном образе Диониса. Римские исконные представления о гении и манах, т. е. душах умерших, также стирали грань между богом и человеком. И вот уже Август именуется на греческом Востоке богом и спасителем, ϑεός καί Σωτήρ.[115] Римская поэзия, питавшаяся от богатства греческого поэтического творчества, усвоила этот тон обожествления государя, и Гораций возглашал:
Caelo tonantem credidimus Iovem
Regnare: praesens divus habebitur
Augustus adiectis Britannis
Imperio gravibusque Persis...
Вергилий, обещавший воспеть подвиги Августа, создать ему храм на широком зеленом поле и устроить ристание вокруг храма в его честь, как выражается он поэтическим языком в Георгиках, осуществил свое обещание созданием поэмы Энеиды, в которой мистически слил с Августом народного героя Энея, получившего еще за три века до того свой мифический образ. Август и его современники понимали Вергилия: его творение, несмотря на свое мифологическое содержание, было названо res gestae populi Romani, т. e. подвиги римского народа, и водворилось по всему римскому миру как школьная книга с тем значением, какое в греческом мире имел Гомер, выразитель народного самосознания.
Август сумел воспользоваться общественным настроением. В воздвигавшихся в его честь храмах на Востоке он прибавлял отвлеченный термин, не имевший никакой мифической личности, Dea Roma, и в паре с этой отвлеченной богиней получал божественное поклонение. Вскоре и на Западе стали строиться храмы в честь богини Рима и гения императора. Так возник особый институт с государственным характером, культ императора, который получил значение государственного учреждения. Божественное почитание особы императора, клятва его гением, воскурение фимиама перед его статуей стали выражением нового настроения общества, которое было неведомо римскому республиканскому сознанию: чувства верноподданности.[116]
Так мощно сложилась императорская власть с самого начала нового порядка в римском государстве. Современники Августа не подводили ее под понятие монархии и никогда не передавали слова imperator греческим термином βασιλεύς. Это было потому, что слова μουαρχία и βασιλεύς применялись к восточным эллинистическим государствам, которые были несоизмеримы с могуществом и силой римского императора. В числе тех полномочий, которые принял от сената Август, было право самолично регулировать отношения с царями Востока, и по своему усмотрению он утверждал преемников власти из лиц, имевших право наследования на разные троны, смещал неугодных ему лиц или провинившихся перед ним, иначе разграничивал царства, увеличивал или уменьшал, а иные вовсе упразднял, превращая их в императорские провинции низшего ранга, управление коих поручал своим людям в положении приказчиков, procuratores. Такую судьбу имела при Августе Иудея. Еще Тацит в начале II века гордо называл царей instrumenta servitutis, т. е. органами, при посредстве которых император держит в покорности привычные к монархическому режиму восточные народы и области.
Помимо этой несоизмеримости, была и другая причина — теоретического характера, а именно: при всем своем могуществе и божественном ореоле римский император не был монархом, так как Август выдвинул на первый план реставрационный характер своей деятельности, а в водворенной им фикции о новой власти как временном поручении от сената, действовавшего, именем суверенного римского народа, лежала причина того, что римское государство никогда не имело законов о престолонаследии, и каждый новый император как бы вновь начинал империю. Римская армия помнила свое революционное право давать главу государству по своему избранию, и смена династий сопровождалась междоусобными войнами.
Если Август, водворяя новые принципы в организацию государства, старался удержать фикцию восстановления старого порядка, то при его преемниках новая власть постепенно отрешалась от покрывавшей ее видимости, и центральное значение императора в государственной жизни предстало в полной силе. Уже Тиберий принял власть не на срок, а на всю жизнь. Уже при нем сенат явился в положении органа государственной жизни, зависящего в своих функциях от воли императора, и начальник гвардии, префект претория, занял фактически положение всевластного наместника императора. Деятельность народного собрания в выборах магистратов и законодательстве прекратилась. Вольноотпущенники императора, исполнявшие при его особе всякого рода службы, возвысились при Клавдии до положения всевластных направителей государственной политики. В императорском доме явились целые ведомства, состоявшие под управлением вольноотпущенников. Это были канцелярии: a rationibus — ведомство финансов, ab epistolis — императорская переписка по всем делам управления, a libellis — канцелярия прошений и жалоб. Осуществление императором судебной власти и перенесение на его суд как уголовных, так и гражданских дел, по желанию самих тяжущихся и обвиняемых, создало ведомство a cognitionibus, возникшее, вероятно, также при Клавдии. Эти канцелярии, получившие уже тогда значение общегосударственных органов центрального управления, стали замещаться свободными людьми, и со времени имп. Адриана во главе их стояли лица из всаднического сословия. В III веке явился титул магистра, magister, для обозначения начальников этих ведомств. Всадники сменили вольноотпущенников и рабов в управлении финансов, и постепенно выработалась иерархия государственных чиновников всаднического ранга.
Старое деление провинций на императорские и сенатские исчезло с течением времени и явилось однообразное государственное управление, имевшее своим центром особу императора. Коренное изменение произошло и в осуществлении законодательной инициативы в империи. Помимо отношения к законодательной деятельности государства через народное собрание, или сенат, на императора перешла с самого начала нового порядка та часть законодательства, которая искони осуществлялась в виде поручения, данного от сената одному лицу. Законы этой категории носили название leges datae. Сюда относится прежде всего дарование права гражданства как отдельным лицам, так и целым общинам, основание новых городов и их организация. Наряду с этим император как магистрат римского народа имел неограниченное право издавать в пределах своей компетенции эдикты и ставить решения по разным частным обращенным к нему вопросам. Такие решения носили название constitutio principis. Они не были законами и в теории имели силу только при жизни издавшего их императора; но жизнь вела к тому, чтобы эта функция верховной власти вытеснила собой другие формы законодательства. Мы имеем определение юриста II века Гая в таких словах; «Constitutio principis есть то, что император постановил декретом, эдиктом или письмом. Никогда не было сомнения, что такое определение имеет силу закона».[117] В начале III века юрист Ульпиан писал так: «Что государь постановил, то имеет силу закона, так как царским законом, который проведен о его власти, народ передает ему и переносит на него всю свою власть»[118]. Эти определения юристов позднейшего времени лишь закрепляли то, что с самого начала империи давала действительность не в силу основных законов, которых никогда не знал Рим, а реальных отношений и конкретных фактов.
С окончанием династии Септимия Севера начался страшный период непрерывных военных революций, поставивших государство на край гибели. Но римский мир выдержал это испытание, и когда верховная власть досталась Диоклетиану, он провел новые идеи в организацию государственного управления и определил положение главы государства. Пошатнувшийся за время непрерывных революций престиж императорского сана Диоклетиан поднял тем, что увеличил расстояние, отделявшее государя от подданных, и окружил его особу блеском восточных монархов. Ближайшее воздействие оказала Персия. К старому пурпуру, в который давно уже облекался император, присоединился обычный на Востоке головной убор в виде золотой диадемы, украшенной драгоценными камнями.[119] По восточному обычаю особу императора окружили евнухи, и двор из походной штаб-квартиры, чем он был в течение долгого времени военных революций, превратился в огромное и весьма сложное в своем составе учреждение. Блестящий этикет наложил свои оковы на жизнь императора, и всякий, кого допускали до его лицезрения, должен был падать ниц по-восточному, а в знак своего внимания император позволял лобызать край своей порфиры.[120] Служба при особе императора получила значение высокой чести; все исходившее от него и его окружавшее называлось словом sacer: sacrum Palatium, sacra vestis, sacrae largitiones и т. д. Диоклетиан приравнял себя Юпитеру, а своего товарища, с которым разделил империю, — Геркулесу. Термины Iovius и Herculius прилагались как почетные эпитеты к вновь формируемым полкам их армии, как в I веке термин augustus. Для общего обозначения императорского сана Диоклетиан принял слово dominus, владыка, как раньше его делал это Аврелиан, называвший себя Deus et dominus natus на своих монетах. Слово dominus с тех пор на долгие века стало титулом императора. В этом обозначении положения государя сказалось воздействие Востока, как и во всей той пышной обстановке, которая его окружала. Но этот бог и владыка оставался человеком и действовал среди условий своего времени и современного склада социальных и правовых отношений. Услужливая юриспруденция еще устами Ульпиана (III в.) объявила императора свободным от действия законов, solutus legibus;[121] но римский император никогда не превращался в восточного деспота, безответственного властителя имущества и личности своих подданных.[122] Утверждение христианства в значении государственной религии империи, последовавшее при Константине, освятило авторитет верховной власти идеей божьего избрания. Писатель конца IV века, Вегеций, смешивая языческие и христианские представления, говорит о поклонении императору как богу во плоти, tamquam praesenti et corporali Deo.[123] Сложившиеся за долгие века обычаи и нравы давали повод для этого смешения. Смиренный христианин на троне, имп. Феодосий Младший воспрещал поклонение своим статуям[124] и заявлял, что государь связан законами и от авторитета права истекает авторитет государя.[125] Юстиниан, в своем высоком самосознании величия императорского служения, гордо заявлял: «Бог подчинил императору законы, посылая его людям как одушевленный закон».[126]
2. ДВОР И ЦЕНТРАЛЬНОЕ УПРАВЛЕНИЕ ИМПЕРИИ
В течение трех веков, протекших от Августа до Диоклетиана, совершалось непрерывное развитие административного механизма империи.[127] Вместе с процессом романизации населения, который успешно совершался в западной половине империи, распространением прав римского гражданства на провинциалов и прогрессом культуры в провинциях правительственная власть должна была стать в более близкие отношения к населению. Внешним образом этот процесс выразился в увеличении числа провинций. Огромные территории, какими были провинции при Августе, постепенно стали делиться на части; при Адриане провинций было 45, а при Диоклетиане — 97; дробление шло дальше, и в начале V века провинций было 114. Прежнее деление провинций на сенатские и императорские постепенно исчезло, и повсюду водворилась однообразная система управления.
Префект претория, бывший вначале командиром императорской гвардии, стал центральным органом администрации и высшей апелляционной инстанцией для всех судов империи. В силу такого изменения в его положении этот пост уже во второй половине II века стали занимать наиболее авторитетные законоведы своего времени. Военные функции префекта также выросли с течением времени: он стал центральным органом управления военными силами государства и заведовал интендантской частью армии.
С осложнением внешних отношений империи со второй половины II века император превратился в главнокомандующего своей армии и на долгое время покидал столицу. Центр управления переходил в главную квартиру императора, и это должно было вызывать возникновение новых органов для посредства между ним и центром государства. А когда после убийства Александра Севера начался длинный период быстрой смены императоров и претендентов на императорский венец, государственное управление должно было прийти в полное расстройство. Диоклетиану принадлежит великая заслуга восстановления империи в ее прежних границах. Он поднял престиж императорской власти и провел новые идеи в систему государственного управления. Старая императорская резиденция, Рим, была окончательно покинута. Новые резиденции двух августов, Никомидия и Медиолан, были не столицами государства, каковой оставался Рим, а только резиденциями государей. Рим продолжал жить в старых условиях с державными правами своего населения и своим особым, созданным Августом, управлением. Но Италия потеряла особые права, на нее были распространены общие нормы провинциального управления, и население ее было обложено теми же повинностями, какие несли провинциалы.[128] Двор при особе императора получил значение центра государственного управления, и Римской империи дано было новое устройство. Продолжателем дела Диоклетиана явился Константин, завершивший его реформы. Наши источники для этой эпохи не таковы, чтобы возможно было с полной точностью установить многие интересные и важные детали этих реформ. Мы имеем императорские указы в сборнике, носящем имя Феодосиева Кодекса, и список чинов обеих империй, Notitia dignitatum utriusque imperii, который можно с большой вероятностью датировать 425 годом.[129] На основании этого материала государственное управление империи предстает в таких чертах.
Центральным лицом в государстве, источником всякой власти является император. Высоко вознесенный над подданными, он окружен блестящим двором, который поделен на целый ряд ведомств. Служба как при дворе, так и в империи носит название militia в связи с преобладанием военного момента в характере власти императора. Все чины, состоящие на государственной службе, носят определенное отличие в виде военного пояса из красной кожи, cingulum, с золотой пряжкой.
Сановники, стоявшие во главе отдельных ведомств, составлявших в своей совокупности двор как центральную инстанцию государственного управления, были следующие: префект претория, префект столицы, квестор, магистр оффиций, два комита финансов — это были гражданские чины; к ним присоединялись два военные сановника — магистры армии. В одном ряду с ними стоял сановник, имевший ближайшее отношение к личной жизни государя — препозит его опочивальни. Указами Валентиниана от 372 г. магистры армии были уравнены в ранге с префектами[130] и гражданские сановники двора поставлены выше проконсулов;[131] в течение IV века они пользовались титулом vir spectabilis,[132] т. е. принадлежали ко второму рангу чиновной знати, но в V веке, вероятно со времени Аркадия, уравнялись в ранге с префектами и стали именоваться vir illustris; много позднее, в 422 г., уравнен с префектами препозит опочивальни.[133] Старый сан консула, за которым, ввиду его права давать имя году, осталось на все времена значение высшего сана, какого может достигнуть человек, имел преимущество чести перед всеми остальными, и это положение консула подтверждено в указе Феодосия Великого.[134] Со времени Константина существовало звание патриция, которое являлось самым высоким рангом и было пожизненным. Ранговое отличие между патрициями, консулами и придворными сановниками имело отношение лишь к придворным церемониям, императорским выходам, приемам, общественным играм и т. п. фактам публичной жизни двора, а также и к процедуре заседаний сената. В среде сановников, составлявших в своей совокупности императорский двор, существовали свои иерархические отношения, которые с течением времени подвергались некоторым изменениям и даны нам в Notitia dignitatum не совсем в той форме, как было это в конце IV века.
Сановником, ближайшим к особе императора в его личной жизни, являлся заведующий его покоями евнух, который носил название praepositus sacri cubiculi. Ему были подчинены дворцовые евнухи, cubicularii, которые несли разные службы при особе императора и его супруги в их частной и личной жизни. Под начальством препозита находился целый ряд ведомств: во-первых, царские покои, sacrum cubiculum, которыми заведовал сановник в звании primicerius sacri cubiculi; во-вторых, сановник, ведавший штатом личных слуг и рабов императора, в звании castrensis sacri Palatii; в-третьих, комит, заведовавший царским гардеробом, comes sacrae vestis. Штат слуг назывался paedagogia.
Второй сановник высшего ранга при особе императора назывался магистром оффиций, т. е. служб, magister officiorim.[135] Круг компетенции этого сановника чрезвычайно велик. Он — начальник дворца и всех дворцовых служб. Под его начальством находилась личная охрана государя, военный корпус из семи конных полков, по 500 человек. Полки эти назывались scholae.[136] Наряду со схолами, но выше их в ранге, стоял особый отряд военных людей привилегированного положения, которые назывались кандидатами, candidati, вероятно, от белого мундира, который они носили.[137] Кандидаты состояли в ведении магистра оффиций, а не военного начальства.
Как центральный орган администрации в империи, магистр оффиций имел при себе большой штат агентов, которые носили название agentes in rebus. Они исполняли командировки по разнообразным делам во все концы империи, преимущественно для надзора, выслеживания и ареста подозрительных лиц и препровождения их в столицу.[138] Штат этот делился на разряды, с различным окладом содержания.[139]
Третье ведомство, состоявшее в заведовании магистра оффиций, называлось канцелярией приемов, officium admissionum; оно ведало всей публичной жизнью императора, для чего нужен был огромный штат разного рода чиновников и служителей. Международные сношения и прием посольств чужих народов входили в круг обязанностей магистра оффиций, и в его руках сосредоточивалась вся дипломатическая переписка. Чины, отправлявшие дипломатические поручения, назывались магистрианами, μαγιστριαυοί. Необходимость знать иностранные языки вводила в состав магистрианов людей разных национальностей. Посольства отправляли обыкновенно сенаторы, к которым прикомандировывались магистрианы.
При магистре оффиций состояли, далее, четыре императорские канцелярии, scrinia, возникшие еще при Августе, но определенно обозначившиеся только при Клавдии. То были: 1) scrinium memoriae, канцелярия, ведавшая всеми распоряжениями императора, направлявшая их по назначению и отвечавшая на запросы чиновников; 2) scrinium epistolarum, канцелярия, принимавшая депутации от городских общин, всякого рода запросы и просьбы населения; 3) scrinium libellorum, канцелярия жалоб и всякого рода апелляций и, наконец, 4) scrinium dispositionum, канцелярия, в которой хранились распоряжения, касавшиеся личной деятельности государя (dispositionum nostrarum norma seriesque). При ней состоял также архив императорских распоряжений и указов.
Кроме канцелярий императорского двора в ведомстве магистра оффиций состояла государственная почта, cursus publicus. Он выдавал подорожные лицам, имевшим право пользоваться почтовыми экипажами и лошадьми по всем государственным дорогам.[140] В его ведении находились также оружейные заводы, расположенные в разных городах империи в значительном числе.[141]
Третий придворный сановник ведал законодательной функцией императорской власти. То был квестор царского дворца, quaestor sacri Palatii, образованный и авторитетный юрист. В ведении квестора находился меньший список чинов и должностей, laterculum minus, и от него исходили все назначения на перечисленные в списке должности.
Финансовое дело империи имело при дворе двух высших чинов: комит царских щедрот, comes sacrarum largitionum, и управляющий императорскими доменами, comes rerum privatarum.[142] Первый из них ведал всеми получениями в виде монеты (как общие по провинциям, так и специальные разного рода); далее, пошлины, торговые сборы, рудники, доходы с императорских фабрик; второй заведовал дворцами, имениями, конскими заводами.
Кроме специальных канцелярий, находившихся в ведении магистра оффиций, был еще особый класс государственных секретарей, носивших имя нотариев, notarii. Они делились на несколько разрядов. Во главе нотариев стоял примицерий, primicerius notariorum, имевший ранг vir spectabilis. В ведении нотариата находился список чинов, носивший название laterculum maius, и все дипломы о назначениях на входившие в него должности исходили от нотариата.
Военное ведомство было представлено при дворе двумя магистрами армии, которые назывались praesentales, или in praesenti, и заведовали действующей армией.[143] Наряду с ними стояли два военных командира военного ранга, начальники протекторов, protectores lateris divini.[144] В III веке при Аврелиане протекторы составляли особый военный слой людей офицерского звания, получавший высокие оклады в 200 тысяч сестерций. Здесь начинали службу дети знатных военных[145] и германские царевичи. Из них назначались командиры отдельных боевых частей. В IV веке, наряду с протекторами, существовал еще особый разряд, называвшийся доместиками, domestici. Во главе их стояли два командира с титулами комитов, один — пехоты, другой — конницы, comes domesticorum peditum и domesticorum equitum.
Таковы были высшие чины императорского двора. Будучи назначаемы по усмотрению, доверию и благоволению императора, они являлись исполнителями императорских велений. Гарантией единства в направлении государственной жизни служило учреждение, возникшее еще при Августе и называвшееся «совет императора», consilium principis. Август предложил сенату избрать 15 членов из своего состава, которые являлись его советниками в обсуждении государственных дел общего значения, а также в разборе процессов как уголовных, так и гражданских. Наряду с ними в совете принимали участие высшие чины администрации, по усмотрению и приглашению императора. Учреждение это имело свою историю за продолжительное время правления Августа, и когда он уже не был в состоянии являться в сенат по дряхлости, то состоявшему при нем совету предоставлено было право решать дела от имени всего сената. Модифицируясь кое в чем при преемниках Августа, это учреждение продолжало действовать непрерывно. При Адриане выступило значение юристов в совете императора.[146] В отношении к этим членам совета, в связи с их заслуженностью, явилась градация окладов: sexagenarius, centenarius и ducenarius — 60, 100 и 200 тысяч сестерций. При Диоклетиане совет императора начал называться консисторием, consistorium. Это слово обозначало сначала, по-видимому, зал дворца, где собирался совет. Со времени Константина титул комит, comes, получил новое развитие. Первоначально он совпадал с членством совета; но широкое распространение этого звания расширило его круг и, таким образом, из общего числа комитов выделился высший разряд, который и получил название консисториальных комитов, comites consistoriani. В этот разряд входили прежде всего магистр оффиций, квестор и оба комита финансового ведомства.[147] Все они имели титул vir illustris. Наряду с ними участвовали в заседаниях консистории местный префект претория и придворные магистры армии (praesentales). Ниже их в ранге стояли комиты, имевшие по занимаемым ими должностям титул vir spectabilis. Наряду с этими двумя категориями стояли comites vacantes обоих рангов. Члены консистория сопровождали императора в его путешествиях и переездах по империи.[148]
Круг компетенции консистория зависел от воли государя. Помимо обсуждения вопросов общего характера, в консистории происходили торжественные приемы посольств от других государств, депутаций от городов и провинций; кроме того, консисторий являлся также судебной инстанцией для разбора важнейших уголовных и гражданских дел, особенно процессов по оскорблению величества. Протоколы заседаний консистория вели нотарии; в делах судебных эту обязанность исполняли чины специальной канцелярии, scrinium libellorum. Во время заседаний и аудиенций охрану держали силенциарии. Всех их было 30 с тремя декурионами во главе.[149]
Наряду с консисторием в значении общегосударственного учреждения стоял сенат, senatus, ή σύγκλητος βουλή, или сокращенно ή σύγκλητος. При изменившихся условиях, усилении императорского самодержавия и наличности иерархически организованной бюрократии сенат должен был потерять много весьма важных своих функций и в значительной степени сойти на положение органа муниципального управления. Но многовековая жизнь сената в Риме сохранила за ним особое положение центра государственной жизни. За время всех многочисленных военных революций III века законным императором был лишь тот, кого признавал сенат. Когда Юлиан затеял государственный переворот, то немедленно обратился с посланием к римскому сенату.[150] Император считал себя его членом и заседал в нем не на правах председателя.[151] Созидая новую столицу, Константин создал в ней второй сенат и, чтобы придать ему престиж, переселил в Константинополь несколько старых сенаторских семейств из Рима. Новый сенат не был сначала уравнен со старым римским и считался сенатом второго ранга, senatus secundi ordinis, сенаторы именовались clari, а не clarissimi.[152]
Для заседаний сената Константин соорудил поблизости от дворца на площади, носившей имя Августеон, великолепное здание, облицованное цветным мрамором и украшенное произведениями античного искусства, вывезенными из разных мест. Здесь были статуи Муз, доставленные из Геликона, а перед входом были поставлены знаменитые изваяния древних художников: Зевс из Додоны и Афина из Линда.[153]
В правление Констанция права нового сената были увеличены, но в чем именно, этого не сообщили наши источники, хотя и сохранилась благодарственная речь Фемистия, изготовленная для произнесения в Риме в год 20-летия его правления.[154] Уравнение в правах с римским сенатом произошло при Юлиане, который отблагодарил этим за любезную встречу, устроенную ему при его вступлении в Константинополь по смерти Констанция.[155] Из сообщений Аммиана Марцеллина известно, что Юлиан принимал участие в заседаниях сената и возбуждал вопросы о разных реформах.[156]
В соответствии со свидетельством о возвышении прав константинопольского сената избрание Валента в соправители Валентинианом помянуто в хронике Малалы как провозглашение его константинопольским сенатом.[157] Событие это описано Аммианом Марцеллином, который был, вероятно, его очевидцем.[158] Провозглашение произошло в предместье Константинополя Евдоме перед армией на Военном поле, очевидно в присутствии важнейших сановников, и выставлено у историка как личный акт Валентиниана. Показание Малалы интересно в том смысле, что оно указывает на перенесение на константинопольский сенат идеи о праве сената узаконить выбор императора, какое всегда признавалось за римским сенатом. В более позднее время константинопольский сенат участвовал в поставлении на царство более деятельным образом, чем в 364 году, и от него исходили иногда революционные акты, как было в 642 году, после смерти Константина, сына и преемника Ираклия.
Историческое предание конца IV века сохранило несколько упоминаний о деятельности сената и участии его в общих заботах о благе государства. Так, в ту пору, когда Феодосий I был только что избран Грацианом, о чем, быть может, еще не было известно в Константинополе, магистр армии Востока, Юлий, по сношению с сенатом и с его разрешения, истребил готских заложников в Малой Азии.[159] В сенате обсуждался вопрос о способах помочь Валентиниану II, когда он просил помощи у Феодосия против изгнавшего его узурпатора Максима.[160] В римском сенате обсуждались требования Алариха, предъявленные им в 408 году.[161] Точно так же Феодосий II ставил на обсуждение в сенате требования Аттилы.
Так как сенаторы являлись в ту пору целым сословием и не были связаны обязательством проживать в столице, то возникало различие между званием сенатора и членством в столице при особе императора. Точных сведений для конца IV века из современных источников мы не имеем, но из позднейшего времени есть прямые указания на то, что в состав сената входили патриции, консулы и все те сановники, которые по своему положению получали титул vir illustris. Такова заметка в одном тексте, сохраненном в Дигестах и приписанном Ульпиану; являясь интерполяцией в отношении Ульпиана, она тем не менее сохраняет всю силу своего свидетельства для состава константинопольского сената.[162] С течением времени сенат сблизился с консисторием, как это видно из указа имп. Юстиниана De senatoribus и случайных сообщений исторических писателей. В тексте Юстинианова указа различаются два вида заседаний: silentium, σιλέντιον, когда должны был присутствовать сановники, занимающие высшие служебные посты в данное время, и conventus, κόμεντον, когда являлись все члены синклита.[163]
3. ГРАЖДАНСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ ИМПЕРИИ
Со времени Августа и проведенного им деления провинций на императорские и сенатские вошло в жизнь империи новое начало. Те страны, где стояли войска, находились под властью командиров армий, а умиротворенные области, предоставленные сенату, стояли под управлением проконсулов и пропреторов. В сенатских провинциях смена представителей власти совершалась по старой традиции из года в год. В отношении императорских провинций Август освободил себя с самого начала от срочности и в предупреждение тех злоупотреблений и грабежей, которыми прославили себя правители провинций в период республики, стал назначать определенные оклады жалованья. Различие в характере лиц, стоявших во главе управления страною, должно было с течением времени положить начало возникновению различия между военным и гражданским управлением, и уже Тацит чувствовал его, когда противополагал военную и гражданскую юрисдикцию.[164] Но прошли столетия, раньше чем деление гражданского управления и командования военными силами водворилось в империи в виде общей системы. То была заслуга Диоклетиана, скрепившего своими реформами готовое распасться государство. Диоклетиан отделил командование военной силой от управления страной и создал однородное гражданское управление в пределах всей империи с включением Италии, которая до тех пор пользовалась привилегированным положением. В римской государственной практике суд и администрация всегда соединялись в одном лице, и этот принцип остался жить в организации империи и после Диоклетиана.
Одновременно с возникновением двух августов территория империи была разделена на две половины, и каждая половина делилась в свою очередь на две префектуры: Восточная — Восток и Иллирик, Западная — Италия и Галлия. Термин префектура был отвлечен от названия сановника — префект претория, который некогда был командиром гвардии, а с течением времени превратился в канцлера империи и центральный орган управления военными силами государства. Его компетенция потерпела существенный ущерб вследствие устранения из его ведения армии, но он сохранил свое значение высшего административного поста и пользовался титулом vir illustris. Император в обращениях к нему называл его почетным именем родитель, parens. Префекты стояли во главе гражданского управления префектуры и так как подати, собираемые в натуре, т. е. прежде всего хлеб, хранились в магазинах, состоявших в их ведении, то префекты имели отношение к интендантской части армии.[165] Все императорские указы административного характера издавались на имя префектов претория.
Ближайшими к префектам сановниками по управлению были викарии, стоявшие во главе диоцез, на которые делились префектуры. В префектуре Востока было пять диоцез: Египет, Восток, Понт, Азия, Фракия; в префектуре Иллирика — две: Дакия и Македония.[166] Префектура Италии делилась на четыре диоцезы: две в Италии, Иллирик (Далмация) и Африка; префектура Галлии — на три: Британния, Семь провинций (Галлия), Испания. Некоторые викарии имели особые титулы: так, начальник Египта назывался префектом Августалом, praefectus Augustalis, а викарий диоцеза Востока, имевший резиденцию в Антиохии, комитом Востока, comes Orientis.
Всего диоцез, по данным, которые сохранила нам Notitia dignitatum, было 14; но это не первоначальная цифра, так как при Диоклетиане их было 12. Диоцезы представляли весьма обширные территории, и каждая из них подразделялась на провинции, общее число которых было при Диоклетиане 97, а в пору Нотиции — 117, из них 61 приходилась на Восточную империю.
Общий термин для правителей провинций был презид, praeses,[167] a также iudex (судья). В восточной половине империи два из них имели титул проконсулов, 15 — консуляров, 40 назывались специально praesides и 2 — correctors. В некоторых провинциях с воинственным населением, каковы: Аравия, Исаврия, Мавритания, во главе управления стояло лицо, соединявшее в своих руках гражданскую и военную власть и носившее титул come et praeses. Обязанности презида, помимо отношения к надзору за исчислением и взиманием податей, состояли, по определению Ульпиана, прежде всего в заботе о мире и спокойствии в стране, подчиненной его власти. Презид должен был разыскивать воров, разбойников и всяких злодеев, подвергать их наказанию по действующим законам, а также карать их укрывателей.[168] Судебные функции презида включали право приговора к смертной казни, ius gladii, и к ссылке в рудники, in metalla.[169] Президы имели свою резиденцию в главном городе провинции и объезжали страну для общего надзора. При префектах, викариях и президах состояли большие штаты чиновников, которые были поделены на канцелярии и исполняли также разного рода поручения, помимо канцелярской службы. При зачислении на службу он давали присягу и за внесение в списки служащих уплачивали известные взносы в пользу начальника той канцелярии, в которую вступали.[170] Чиновники, состоявшие на службе при префектах и викариях, назывались officiates при отставке получали разного рода привилегии. Чиновники, составлявшие штат президов, назывались cohortalini и стояли в ранге ниже, чем оффициалы. В отношении к ним существовало обязательство наследственности службы для их потомства.[171] За незаконные поступки начальствующих лиц взысканию подвергались как они сами, так и их канцелярии, и в Феодосиевом Кодексе сохранилось много указов с угрозой штрафа канцеляриям.
Территория каждой провинции подразделялась на городские общины civitates, с принадлежащей им и из них управляемой областью. Этот порядок был для одних местностей наследием далекого прошлого, а для других являлся результатом воздействия римского управления. Такие страны, как Сицилия, Греция, Македония, Малая Азия, Сирия, вступили под римскую власть с живыми и привычными издавна к самостоятельной политической жизни городами-государствами, как Сиракузы, Афины, Родос, Смирна, Антиохия и т. д., и римское государство, устанавливая формы зависимости от центра государственной власти, сохраняло эти деления и эти единства. В самой Италии разложение больших племенных союзов на отдельные общины было творческим делом Рима и поддерживалось основанием колоний. В западных областях — Галлии, Британнии, Испании — первоначально деление на племена подвергалось общей регламентации во время присоединения к империи, и центр племени получал постепенно вид и устройство города по образцу римских городов, а также создавались колонии, восполнявшие отсутствие городов. Так было в Галлии, Испании, а особенно в Дакии, приобретенной Траяном. Уже при Цезаре издан был общий закон, регулировавший отношения городского самоуправления в Италии, lex Julia municipalis. Колонии при своем основании получали каждая свою хартию (lex coloniae) по одному общему типу.[172] Так постепенно по всему римскому миру утвердился общий тип городского свободного самоуправления, и только в странах с более диким и менее поддававшимся культуре населением сохранялось другое, более примитивное, деление на племена.[173]
Надписи I и II веков дают нам богатые свидетельства о процветании муниципального строя как в Италии, так и в других странах. Города имели свой сенат — общее имя его curia, своих выборных представителей, свою полицию, свои суды, свое финансовое управление. Низший класс населения, plebs, выделял из себя классы купцов и ремесленников, в среде которых действовало начало корпораций. Общины имели свои имущества и особое управление ими для общественных нужд.
Временные расстройства финансов общин вызывали иногда уже в I веке назначение от императора особых ревизоров, curatores. При Траяне посылались иногда и в провинции сановники с особыми полномочиями для общей ревизии и исправления вышедших наружу расстройств в управлении общественными имуществами. На таких правах был Плиний Младший в Вифинии в 112-113 годах. В его переписке с императором сохранилось немало весьма ценных данных для уразумения отношений центрального правительства к органам местного самоуправления.
Во второй половине II века, при Марке Аврелии, благосостояние империи пошатнулось под воздействием внешних причин. На востоке обострились отношения с Парфянской державой, а на дунайской границе начался напор германского мира. Чума, занесенная с востока по окончании войны с парфянами, уменьшила населенность Италии и западных областей. Преобладание армии как главного органа в поддержании государственного единства и проникновение в ее среду варваров, превращение императора в главнокомандующего как тяжкая необходимость настоящего, непрерывный ряд военных революций в течение III века, провинциальный сепаратизм, множивший число претендентов на императорский сан, — все эти бедствия тяжко отражались на внутренних отношениях империи, осложнявшихся к тому же борьбой с новой религией, подрывавшей старые основы жизни. Оскудение благосостояния государства изменило отношение центрального правительства к местному самоуправлению тех политических единиц, на которы были разделены провинции, т. е. городских общин. Борьба за государственное единство и безопасность его границ требовала огромного напряжении военных сил. Нуждаясь прежде всего в деньгах на содержание военной силы, правительство стало на тяжкий путь закрепощения всех классов населения. Главный источник государственных доходов, поземельная подать, исчислявшаяся для всего государства на основании земельного кадастра, распределялась по городским территориям, и дело ее взимания лежало на городски сенатах, curiae. Ответственность за получение налога полностью была возложена на куриалов с круговой порукой. Курии, пополнявшиеся некогда путем выбора из местной знати, стали получать свой состав по назначению от правительства, а еще позднее превратились в замкнутое сословие, на которое правительство возлагало бремя всяких повинностей. Деспотизм и произвол органов центрального правительства отражались многообразными бедствиями на жизни городских общин. Правительство изощрялось в способе преграждать декурионам возможность освобождения от тягостей их звания и воспрещало выход из наследственного состояния. Куриалы были лишены права поступать на государственную службу, и так как их поземельная собственность являлась гарантией платежной силы общины, то они были ограничены в праве распоряжения ею.
Ярмо закрепощения, легшее на класс земельных собственников, было распространено также и на низший класс городского населения, ordo plebeius. Сюда входили люди торгового и ремесленного труда и промысла. В пору процветания муниципального самоуправления в империи в этой среде" был широко распространен обычай соединяться в общества, collegia. Союзы людей однородного занятия или ремесла вносили оживление в жизнь городов империи в пору ее благосостояния, принимали участие в местной политической жизни, а некоторые из них брали на себя службу своему городу на общую пользу сограждан. Так, во всех городах империи пожарное дело обслуживали общества плотников, fabri, и центонариев, centonarii (от слова centones, как назывались грубые ткани, употреблявшиеся при тушении пожаров).[174] Уже от времени Септимия Севера сохранилось свидетельство о том, что правительство, предоставляя право составить общество, т. е. ius coeundi, торговцам и ремесленникам, рассматривало их общества как органы, отправлявшие известную общественную службу; это и служило основанием предоставления им тех или иных льгот.[175] При Александре Севере (222-235) торговцы и ремесленники всех видов труда были организованы в корпорации, corpora, поставлены под начальство определенных судей и получили от правительства особых представителей, уполномоченных отстаивать общие интересы членов корпорации, defensores.[176] Так было положено начало тому порядку, который действовал в IV веке по всей империи. Во всех городах были свои коллегиаты, collegiati, разных видов труда, обслуживавшие интересы своей городской общины. Правительство рассматривало труд ремесленника как наследственное состояние и лишало коллегиатов права покидать родной город и искать других способов пропитания. Это закрепощение возмещалось предоставлением льгот от тех или иных повинностей, munera, лежавших на населении общины. В указе имп. Константина от 337 года перечислено 36 видов ремесел и искусств, представители которых были освобождены от натуральных повинностей, чтобы они могли иметь досуг для лучшего усвоения своего мастерства и обучения ему своих детей.[177]
Ранговое различие между куриалом и коллегиатом определенно сказывается в размерах штрафов за укрывательство их властными людьми: за куриала штраф положен в пять фунтов золота, а за коллегиата — в один.[178]
Все усилия правительства удержать своих подданных за возложенным на них тяглом оказывались бессильными в пограничных областях, где население таяло под напором варваров.[179] Состояние отдельных стран, входивших в состав империи, было в ту пору различно, и можно утверждать, что иго закрепощения сказывалось сильнее в западных областях империи, чем на Востоке с его греческой культурой и более высоким экономическим развитием, унаследованными от прошлых времен.
Расстройство благосостояния во многих общинах в IV веке вызвало при Валентиниане I общую меру в виде создания новой должности — защитника общины, defensor civitatis, в 364 году для Иллирика, а в 365 году для всей империи.[180] Защитник был обязан охранять от притеснений людей низшего звания со стороны декурионов и органов правительства и имел юрисдикцию в делах до 50 солидов.[181] Первоначально защитники должны были избираться из бывших членов администрации на пятилетний срок; позднее условия были изменены, и избрание производилось в собрании высшего класса городской общины с участием епископа. Утверждал избранного префект претория, и соответственно этому защитник имел право личных сношений по делам со всеми высшими чинами двора. Главным делом защитника была охрана землевладельцев от захвата со стороны сильных людей.[182]
В это тяжкое время всеобщего закрепощения сохранялся от старых времен обычай отправлять к императору депутации от провинциальных сеймов и отдельных городских общин с приветствиями по разным поводам или с просьбами и жалобами. Такие депутации обыкновенно подносили императору золотой венок или известную сумму денег в виде монеты, aurum coronarium. В эпиграфическом материале сохранилось много милостивых рескриптов, которыми отвечали императоры на просьбы населения.[183] Обычай этот продолжал действовать и в IV веке. Местом, где разбирались жалобы просьбы провинциального населения, был консисторий.[184] В его заседания ставились решения по возбужденному вопросу, и обнаружившиеся злоупотребления со стороны администрации вызывали взыскания и соответственные кары виновных.
Для ясности представления о пределах восточной империи будет уместно приложить список провинций, входивших в две ее префектуры, с указанием главных городов провинций.
1. Первая Палестина — Кесария,
Приморская Финикия — Тир,
Первая Сирия — Антиохия,
Первая Киликия — Тарс,
5. Вторая Киликия[185]* — Аназарб,
Кипр — Констанция,
Аравия — Востра,
Исаврия — Селевкия,
Палестина Salutaris[186]** — Петра,
10. Вторая Палестина — Скифополь,
Финикия Ливанская** — Эмеза,
Евфратизия — Иераполь,
Сирия Salutaris* — Апамея,
Осроена — Эдесса,
15. Месопотамия — Амида.
1. Верхняя Ливия — Созуса,
Нижняя Ливия — Паратоний,
Фиваида — Птолемаида,
Египет — Александрия,
5. Аркадия — Кино,
Августамника — Ринокорура.
1. Памфилия — Перга,
Геллеспонт — Кизик,
Лидия — Сарды,
Писидия — Антиохия
Писидийская,
5. Ликаония — Иконий,
Фригия Pacatiana — Лаодикея,
Фригия Salitaris — Евкарпия,
Ликия* — Миры,
Кария — Милет,
Острова — Родос,
Азия — Ефес.
Галатия — Анкира,
Вифиния — Никомидия,
Гонория[187] — Клавдиополь,
Первая Каппадокия — Кесария,
5. Вторая Каппадокия — Тиана,
Понт Полемона — Неокесария,
Еленопонт — Амасия,
Первая Армения — Севастия,
Вторая Армения — Мелитена,
10. Галатия Salutaris[188] — Пессинунт,
Пафлагония — Гангры.
1. Европа — Евдоксиополь,
Фракия — Филиппополь,
Гемимонт[189]*** — Адрианополь,
Родопа — Энос,
5. Вторая Мезия — Маркианополь,
Скифия — Томы.
1. Ахайя — Скарфия,
Первая Македония — Фессалоника,
Крит — Гортина,
Фессалия — Ларисса,
5. Старый Эпир — Никополь,
Новый Эпир*** — Диррахий,
Македония Salutaris — Стобы.
1. Средиземная Дакия — Сардика,
Побережная Дакия — Рациария,
Первая Мезия — Виминакий,
Дардания — Скупы,
Превалитана — Скодра.
4. СИСТЕМА ОБЛОЖЕНИЯ И ФИНАНСОВОЕ УПРАВЛЕНИЕ
Главным и основным налогом в империи был поземельный. Римский народ освободил себя от него, когда завоевание богатых провинций позволило ему жить за их счет и трактовать завоеванные страны как имения римского народа, и с 167 г. до н. э. Италия в пределах расселения римских граждан была свободна от прямых податей. С объединением всей Италии в праве римского гражданства, эта льгота простерлась на всю страну, вышла и за ее пределы под понятием ius italicum для римских колоний. В тяжкое время междоусобных войн триумвиров не раз отменялась эта старая льгота, немало пострадала Италия и от конфискации земель в пользу ветеранов Цезаря и Августа, но с установлением мира восстановлена была и старая льгота. Ценз, который производил уже Август для разных областей империи, давал основу для исчисления налога по городским общинам и целым провинциям. С течением времени выработались весьма точные формы оценки земельного имущества.[190] При Диоклетиане произведен был полный общий кадастр империи с целью точного установления податных сил государства. Одновременно с тем Италия потеряла свои старые льготы, и на нее простерто было бремя, лежавшее на провинциях. Только город Рим и ближайшие окрестности его в ту пору были изъяты в уважение победы Рима над миром. Эта идея исключительных прав Рима прочно жила в сознании, и нередко ее выставляли основанием разных льгот и чрезвычайных щедрот, оказываемых населению Рима.
Система обложения получила при Диоклетиане единую и общую для империи форму. На основании кадастра в каждой провинции было исчислено количество единиц обложения, которые носили имя iugum или caput. Отсюда термин iugatio или capitatio terrena для поземельной подати. Наряду с этим главным прямым налогом существовал другой, который назывался также capitatio, но с прибавкой humana, и обозначал подушную подать, лежавшую на безземельном населении.
В научной литературе по вопросу о поземельной подати доселе существует разногласие о том, следует ли разуметь под caput идеальную единицу, соответствующую определенной стоимости, тысяче солидов, или же реальную, соответствующую определенному числу единиц измерения территории, которая, однако, может быть больше или меньше в соответствии с качеством земли и ее доходностью. Савиньи отстаивал первое толкование и полагал, что caput был только идеальной единицей, которая соответствовала цене 1000 солидов.[191] Но язык многих указов Феодосиева Кодекса, относящихся к вопросу о взимании поземельной подати, позволяет предположить, что caput был исчисляем как территория, т. е. имел реальное значение. Так, для провинции Африки proconsularis в указе 422 года число податных единиц определяется так: 9002 центурии и 141 югер обложены податью, а 5700 центурий и 144 ½ югеров не обложены; для провинции Бизацены — 7460 центурий и 180 югеров обложены, а 7615 центурий и 3 ½ югера — не обложены.[192] Центурия в Африке исчислялась в 200 югеров. Один недавно найденный в виде надписи указ, изданный между 367 и 375 годами, дает для провинции Азии такие цифры числа единиц обложения: 6736 ½ — iuga opima atque idonea и 703 — iuga deserta et sterilia.[193] В империи существовали местные различия в исчислении подлежащих обложению земельных владений и разные термины для одного и того же понятия единицы обложения.[194] В сборнике законов, переведенном с греческого языка на сирийский в 501 году,[195] сохранились точные указания на то, как исчислялась единица обложения на востоке. Земля была измерена на римскую меру — югер и делилась по характеру культуры на семь разрядов: 1) виноградники, 2) масличные насаждения первого разряда, 3) масличные насаждения второго разряда, 4) пахотные земли первого разряда, 5) пахотные земли второго разряда, 6) горные местности, или земли третьего разряда, 7) луга. По доходности за единицу обложения, ίυγὀν, принимали: 1) пять югеров земли под виноградниками, 2) двадцать югеров земли первого разряда, 3) сорок югеров земли второго разряда, 4) 60 югеров земли третьего разряда, 5) 225 оливковых деревьев первого разряда, 6) 450 оливковых деревьев второго разряда, 7) луга — оценивались по доходности.
На основании данных оценки определялось общее число единиц обложения, capita или iuga, в каждой общине и провинции.[196] Сумма, подлежащая уплате в виде прямой поземельной подати с диоцезы, исчислялась в центре управления, канцелярии префекта претория, по провинциям и публиковалась в указе от имени императора на 15 лет (indictio). Ввиду стихийных бедствий, постигавших те или другие местности, император или вовсе отменял взыскание подати, или сбавлял число iuga, исчисленных в общей сумме на данную область.
Поземельный налог платили все собственники земли, possessores, независимо от своего положения и ранга. На основании императорского указа, префект делал распоряжение о взыскании подати в пределах своей префектуры, а правители провинций передавали приказ городским общинам в отдельности. Представительство общины, декурионы, раскладывали общую сумму на наличных плательщиков по количеству и качеству их владений и имели в своем распоряжении чиновников, которые назывались логографами и табулариями, logographi и tabulari. Податные списки представлялись на утверждение презида провинции. Взыскание подати производили особые агенты, exactores. Подать взыскивалась в три срока: 1 сентября (откуда позднейшее, ставшее в Византийской империи обычным, начало года с этого дня), 1 января и 1 мая. Взыскиваемые суммы сдавались приемщикам, susceptores, которые были обязаны выдавать квитанции (apochae, securitates) с точным обозначением даты и количества взысканной суммы денег или продукта, с указанием на число единиц обложения (ύγοκέϕαλα)[197]. Взысканные деньги препровождались к правителю провинции, который пересылал их в кассу префекта претория.
Подать взималась отчасти в виде денег, отчасти, смотря по местности, натурой: хлебом, вином, маслом. Сбор натурой производился особенными сборщиками под наблюдением местных сельских властей. Хлеб доставлялся в императорские житницы, horrea, находившиеся в заведовании особых чиновников, называвшихся препозитами, praepositi. Общее заведование хлебными магазинами лежало на префекте претория, который тем самым имел отношение к интендантской части имперской армии.
Поземельная собственность была обложена, помимо денежных и натуральных повинностей, еще одним налогом, а именно поставкой рекрутов, tironum praebitio. Старое представление о военной службе как обязанности каждого гражданина было давно забыто, и поставка рекрутов рассматривалась как налог на имущество.[198] По расчету количества земли отдельные собственники ставили по несколько рекрутов, или же, напротив, несколько мелких собственников ставили одного человека. От этой обязанности не были освобождены императорские домены. Крупные собственники сдавали в солдаты колонов, и Вегеций (время Феодосия I) жалуется, что в солдаты попадают самые плохие люди, которыми тяготятся их господа.[199] Ввиду того, что государство имело возможность вербовать на службу за деньги варваров и предпочитало их в качестве солдат, нередко допускалась замена людей соответствующей суммой денег. По указу о наборе от 375 года откуп определен в 36 солидов,[200] 397 — 25[201], 410 — 30[202].
Промышленное население городов платило раз в четыре года особый налог, введение которого принадлежит Константину Великому. Он называло lustralis collatio и обнимал все виды промысла. К сбору этого налога не имели отношения декурионы, а купцы и ремесленники, занесенные в особы списки, matricula, выбирали из своей среды старшин, mancipes, которы производили раскладку и взыскивали деньги.[203] При полном отсутствии статистических данных по вопросу об этом налоге, интересно отметить одно случайное известие о сумме, какую давал этот налог в одном городе на крайне Востоке империи в конце V века. Иешуа Стилит сообщает, что Эдесса, главный город провинции Осроены в Месопотамии, платила каждые четыре года 140 фунтов золота.[204]
В соответствии с поземельной податью, capitatio terrena, существовала другая прямая подать — подушная, capitatio humana. По-видимому, она была вначале распространена на все население империи, кроме поземельных собственников. Но скоро начались изъятия в пользу городского населения. Сохранился указ Константина от 313 года, в котором городское население провинций Ликии и Памфилии освобождается от этой подати, причем законодатель замечает, что таково общее положение городов востока, т. е. все диоцезы, носившей имя Восток.[205] От 395 года имеется такое изъятие от подушной подати для всей Фракии, причем оно распространяется и на колонов, т. е. сельское население.[206] Но подушная подать несомненно существовала и лежала на сельском населении. От 386 года имеется указ относительно Армении и Каппадокии о новом, по-видимому облегченном, способе обложения,[207] и во всех указах о ветеранах речь идет о разных условиях изъятия их и их семейств от подушной подати.[208]
Кроме указанных общих налогов, существовали особые, имевшие сословный характер. Так, сенаторское сословие было обложено особыми сборами. Таков был, во-первых, налог, называвшийся gleba или follis. Так как сенаторское сословие было связано со столицей, то там существовало особое ведомство, состоявшее из оценщиков, censuales, которые вели списки имущества сенаторов. На основании этих сведений исчислялся налог для каждого сенатора и взыскивался через правителей провинций или муниципальное управление тех мест, где лежали имения. Поэтому, в обеспечение защиты от злоупотреблений, в провинциях были особые защитники сенаторов, defensores senatorum. Наименьшая сумма налога с сенаторов, не имевших земельных владений, была 7 солидов, более богатые платили от 2 до фунтов золота.[209]
Второй налог, лежавший на членах сенаторского сословия, назывался aurum oblatitium или coronarium и подносился в виде подарка императору в день нового года. Валентиниан II в десятилетие своего правления (385 г.) получил 1600 фунтов золота, или 115 200 солидов.[210] По указу 395 года римские сенаторы должны были подносить императору по одному фунту золота.[211]
Этот специальный налог на высшее сословие империи был продолжением старого обычая подносить императору золотые венцы от городских общин по случаю радостных событий: вступления во власть, победы над врагом, принятия консульства и т. п. Он восходит к самому началу императорского режима, действовал уже при Августе[212] и удерживался затем непрерывно, получив форму экстренного обложения высшего в империи сословия. Он имел широкое распространение в империи и вошел в нравы населения и администрации. В Феодосиевом Кодексе сохранился целый ряд указов, из которых видно, что правители провинций превращали этот обычай в обложение всего населения общин. Центральное правительство старалось ограничить это злоупотребление и выставляло принцип, что подношение золотого венца императору должно быть актом доброй воли со стороны более зажиточного класса, т. е. куриалов, не имея принудительного характера, и размеры взносов должны быть делом доброй воли.[213] Все поступления по прямым налогам на население сходились в казначейство, находившееся в ведении префекта претория, area praefecturae. Из этого источника деньги шли на содержание армии и жалованье всем чиновникам как двора, так и всей империи.[214] Таким образом, префект претория, помимо своей должности в качестве центральной инстанции по управлению, исполнял функции того лица, которое в наше время носит название министра финансов. Наряду с префектами, финансовое управление имело еще двух представителей, заведовавших двумя казначействами, состоявшими в непосредственном ведении императора: aerarium sacrum и aerarium privatum. Эти казначейства пополнялись отчасти из средств, поступавших через префекта, отчасти от косвенных налогов и тех статей, которые считались частным имуществом императорского дома. Заведовавшие ими сановники носили названия: первый — комит царских щедрот, comes sacrarum largitionum, второй — комит частного имущества, comes rerum privatarum.
Комит царских щедрот имел при себе большой штат, officium, разделенный на 10 канцелярий, scrinia, с особыми примицериями, primicerii, и одним главным примицерием всего ведомства. В каждой диоцезе были особые «комиты щедрот»; им были подчинены чиновники, называвшиеся rationales summarum. Для заведования разными кассами на местах были еще и другие комиты в общем подчинении комиту щедрот.
В «священный эрарий» поступали доходы: 1) от поземельного налога, люстральной подати, подушной (capitatio), налога с сенаторов и декурионов; 2) от косвенных налогов — пошлины (portoria, κομμέρκια), от продаж (vena licium); 3) доходы с рудников и каменоломен, соляных копей; 4) доходы с императорских фабрик. В заведовании комита щедрот находился также монетный двор.
Комит частного имущества императора имел свой штат из нескольких канцелярий, состоявших под управлением общего примицерия, а в провинциях его органами были счетные чиновники, rationales rerum privatarum, и прокураторы, procuratores rei privatae. На организацию этого управления воздействовали формы частного хозяйства, которые в Риме, еще в период республики, получили широкое развитие в деятельности компаний откупщиков.[215]
В частную казну поступали, во-первых, доходы от государственных угодий как пахотных земель, сдававшихся в аренду или обрабатываемых колонами, так и обширных пространств, эксплуатируемых для разведения скота; во-вторых, доходы с императорских имений, стад и табунов; в-третьих, доходы с имений, принадлежавших лично императору, fundi patrimoniales. Наконец, сюда же входили доходы со всех конфискованных имуществ, bona damnatorum, и всех имуществ, оказывавшихся бесхозяйственными, bona caduca.
5. АРМИЯ И ВОЕННОЕ УПРАВЛЕНИЕ[216]
Когда Август после победы над Антонием оказался единым повелителем всех военных сил республики, на него легла тяжкая забота положить конец революционному состоянию, в каком находилась армия за время борьбы претендентов на единовластие. Он рассчитался с обязательством, которое лежало на нем перед солдатами, путем тяжкой для населения Италии конфискации земельного имущества в большом числе городских общин. Число легионов Август сократил до 18 и большую часть этой силы распределил по границам империи. Многочисленные войны, которые пришлось вести Августу за время его правления, вызвали увеличение числа легионов до 25. По-видимому, еще в конце его жизни легионы были распределены так, как сообщил об этом Тацит для 23 года. По линии Рейна стояло 8 легионов, в областях придунайских, которые только при Августе окончательно вошли в пределы империи, 6 легионов (2 — в Паннонии, 2 — в Далмации и также 2 в Мезии), 4 легиона охраняли Сирию, 2 — Египет, 2 — Африку. Три легиона, стоявшие в Испании, хотя и давно покоренной, но далеко еще не мирной стране, дополняли общее число легионов до 25.[217] Каждый легион получил свою постоянную стоянку, castra stativa. В легионах имели право служить только полноправные римские граждане. Продолжительность службы для поступающих в легионы была установлена в 20 лет.[218] Право солдата на земельный надел по окончании срока службы, как оно установилось в период революции, не было отменено, но к концу своего правления Август создал замену его единовременной денежной наградой при отставке. В 6 г. по P. X. Август ввел два новых косвенных налога и основал особую казну, aerarium militare, в которую поступали доходы от этих налогов. Солдат легиона при отставке мог получать из военного эрария 3 тысячи динариев (12 тыс. сестерций) в замену земельного надела.[219]
Наряду с армией граждан была другая, носившая общее имя вспомогательных войск, auxilia, которую выставляло провинциальное население в виде пеших и конных полков меньшего состава, в тысячу или пятьсот человек. Эти полки поступали под общее начальство командиров отдельных легионов и составляли с легионом один корпус.
Вначале вспомогательные войска состояли из соплеменников, имели свое вооружение и свой боевой строй. Продолжительность службы в них была 25 лет, и при отставке солдаты получали право римского гражданства для себя и своих семейств. Так военная служба стала способом романизации провинциального населения, и дело это шло особенно успешно и быстро в Галлии.
В составе офицеров Август восстановил старый порядок, созданный римским аристократическим строем. Только низший офицерский чин в легионе, центурионат, был доступен для простого солдата. Командование легионом осталось в связи с сенаторской карьерой и было продолжением преторского сана. Высшие офицеры легиона — трибуны — назначались из молодых аристократов обоих рангов, сенаторского и всаднического сословия. В этом звании они знакомились с военным делом и могли продолжать военную карьеру уже в высшем ранге, после достижения претуры.
В случае больших военных предприятий от легионов откомандировывались отдельные части с особым командованием, равно как и прикомандированные к легиону вспомогательные полки, и формировались в большие армии. В год смерти Нерона в Италию стянуто было много войск для предполагавшейся войны на Востоке.[220] Большие военные предприятия времени Траяна, а затем страшная Маркоманская война в правление Марка Аврелия вызвали возникновение нескольких новых легионов и увеличение числа вспомогательных войск; но общий характер организации армии оставался тот, какой установил Август.
Прогресс романизации западных областей империи отразился на составе армии в том смысле, что легионы и вспомогательные войска объединились в своем составе. Комплектование совершалось на месте стоянки отдельных частей, и римские легионы во II веке состояли уже из провинциального населения. Постоянные лагери легионов, castra stativa, превратились в сильные крепости; около них возникали поселки, из которых с течением времени создались большие города. От стоянки к стоянке легионов протянулась укрепленная линия, limes, с крепостями и фортами, занятыми отдельными военными частями. Грозно смотрел Рим со своих границ на непокоренного еще врага. Так было на Рейне и Дунае, так было в области Евфрата и в сирийских пустынях, на юге Египта и линии гор Атласа в Африке.
Если вспомогательные отряды объединялись с течением времени в своем составе с легионами, то уже во II веке можно констатировать в составе экспедиционных армий новый элемент: отряды, комплектовавшиеся из нетронутых культурой воинственных племен, живших в пределах пограничных провинций империи. Как некогда батавы и другие германские племена, контингенты такого состава являлись под знамена императора в своем национальном вооружении и имели свой боевой строй. Термином для таких отрядов было словно numerus (число). В описании римского лагеря экспедиционной армии середины III века, сохранившемся под именем Гигина, этот новый элемент составляет около одной восьмой части общего состава. Здесь перечислены: маврские всадники — числом 600 человек, паннонские вередарии — 800, пальмиренцы — 500, гетулы — 900, даки — 700, бритоны (из Норика) — 500, кантабры — 700. Общим термином для нероманизованной части армии служили слова nationes или symmacharii.[221]
В III веке, особенно в пору непрерывного и одновременного в разных местах появления претендентов на императорский венец, а также под влиянием страшных вторжений варваров на Рейне и Дунае, организация армии претерпела весьма существенные и важные изменения. В это время выросло значение конницы, набиравшейся из населения Иллирика и мавров, с помощью которой Аврелиан одержал свои победы на Востоке,[222] а многое было сделано потом, по личной инициативе Диоклетиана и Константина.[223] В результате этих изменений армия разделилась на два разряда: пограничная, сидевшая в старых крепостях и укреплениях по границе, и действующая, которая расквартировывалась на зиму внутри провинций и весною выступала в назначенный пункт для военных экспедиций. От слова comitatus, что значит «свита», а также «главная квартира», действующая армия получила название milites comitatenses. Впоследствии многие из этих полков выделились в привилегированный разряд milites palatini, т. е. гвардию. Войска, расположенные по границе, назывались milites limitanei или, если граница шла по реке, riparienses. Этот разряд войск превратился постепенно в военных поселенцев. Еще со времени Александра Севера (222—235) вошло в обычай предоставлять пограничным солдатам завоеванные на границе земли для обработки, с возложением обязательства военной службы по наследству на их потомство.[224] В число льгот, связанных с отставкой по выслуге срока службы, входила свобода от подушной подати для ветерана, его жены и родителей,[225] а также денежное и зерновое пособие и пара волов для устройства хозяйства. Занятые ветераном новые земли освобождены навсегда от всяких налогов и повинностей.[226] В IV веке наследственная обязанность военной службы стала общим правилом для всей армии и, таким образом, в империи появилось военное сословие. Общая для всех полков продолжительность службы была при Диоклетиане 20 лет.[227] Состав войск пополнялся, во-первых, из обязательно зачислявшихся в войска детей ветеранов по достижении 18-летнего возраста. Второй элемент составляли сдаточные рекруты.
Обязательность для римского гражданина военной службы никогда не была отменена. Но с изменением социальных условий, распространением прав римского гражданства на всех свободнорожденных жителей провинций набор в солдаты получил совершенно другой вид. Служба в войсках рассматривалась как налог, лежащий на земельном имуществе, и число поставляемых рекрутов рассчитывалось по количеству земельных владений. Богатые землевладельцы ставили по несколько человек, а мелкие — одного в складчину.[228] Государство, имея возможность вербовать германцев, допускало замену рекрута определенной суммой денег.[229]
Наконец, третий элемент для пополнения армии составляли германцы. Поступление германцев на службу империи началось еще при Августе. Прирейнские племена уже в ту пору служили в виде вспомогательных отрядов, auxilia. Позднее, в середине II века, они попадали в римские полки или добровольно, или в силу договора с отдельными племенами, которые после войны принимали на себя это обязательство. Марк Аврелий, заканчивая Маркоманскую войну, взял с сарматов 8 тысяч человек; 5500 из них он отослал в Британнию для службы на северной границе этой провинции, подвергавшейся нападениям непокоренных пиктов и скоттов. Такой конец войны с пограничными варварами стал потом традицией. Когда Аврелиан разбил вандалов в 271 году, он включил в условия мира поставку 2000 всадников на службу в римской армии.[230] Германский элемент в римской армии с течением времени все более усиливался. По условиям соседства, он содействовал германизации преимущественно той армии, которая стояла в западных областях империи. Воинственность германцев имела своим последствием то, что они охотно и в большом числе поступали в солдаты за деньги и облегчали императорское правительство в его затруднениях.
Кроме свободных германцев, приходивших с родины для поступления на военную службу, в IV веке нередко германцы селились в пределах империи и получали от государства земли для обитания с обязательством военной службы. Особенно много таких переселенцев было в Галлии, где они назывались переделанным германским словом laeti и земли их — terrae laeticae. Эти поселенцы позволяли себе иногда захваты, которые приходилось ограничивать,[231] а также грабежи соседних областей.[232]
Старое деление офицерских чинов на доступные простому солдату и замещаемые знатью давно исчезло, а со времени Галлиена всякие военные чины стали даже по закону недоступны для членов сенаторского сословия. Убийца Александра Севера, Максимин Фракиец, заменивший его на престоле в 235 году, был варвар по происхождению, начавший службу солдатом при Септимии Севере. При Константине Великом лучшие его генералы были франки. При дворе на личной службе при особе императора было очень много франков, и для видных людей этого племени открылся доступ к высокому званию консула. При Константине появилось новое военное звание — магистр армии, magister militum, один для пехоты, другой для конницы.[233] Эти генералы командовали действующей армией. В пограничной армии отдельные территории, смотря по местным условиям, слагались в особые военные командования, возлагавшиеся на заявивших себя офицеров с титулом дукса, dux. Разделение империи при Валентиниане и военные потребности вызвали увеличение числа магистров армии, и в начале V века их было на Востоке пять и на Западе — три. Два магистра состояли при особе императора, были in comitatu и назывались praesentales,[234] а кроме того, три на Востоке имели территориальные командования: 1) per Illyricum, 2) per Thracias, 3) per Orientem; на Западе, кроме двух при дворе, был особый магистр per Gallias. Интендантская часть по-прежнему осталась на ответственности и заведовании префектов претория, как о том упомянуто выше; но префекты не имели никакой власти над солдатами, как, с другой стороны, магистры армии — над провинциальным населением.[235] Дуксов в Восточной империи было 13, к ним следует причислить двух comites rei militaris, Египта и Исаврии, которых отличал от других высший ранг.
Проникновение готов в пределы Восточной империи содействовало весьма резкой степени варваризации армии на Востоке, как раньше того это случилось на Западе. Уже при Феодосии I открылся для готских военачальников свободный доступ к самым высоким военным постам, о чем придется упомянуть в другой связи.
Что касается численности армии, какой располагала империя в конце века, то осветить этот вопрос, и то лишь весьма приблизительно, позволяет памятник несколько более поздней даты — список всех войсковых частей обеих империй, который сохранила Notitia dignitatum. Оставляя в стороне данные, относящиеся к западным областям, приведем общий счет полков, составлявших армию Восточной империи.
Под начальством первого магистра in praesenti состояло: 5 конных гвардейских полков (vexillationes alatinae), 7 конных армейских (comitatenses), 6 гвардейских легионов, 18 вспомогательных гвардейских отрядов,[236] итого 36 военных частей. Под начальством второго магистра in praesenti: 6 конных гвардейских и также 6 конных армейских полков, 6 гвардейских легионов, 17 гвардейских вспомогательных отрядов, итого 35 частей, а вместе: 71.
Под командой магистра армии Востока состояло: 10 конных линейных полков, 2 гвардейских вспомогательных отряда, 9 армейских легионов, 10 полков разряда pseudocomitatenses, итого 31 часть. Магистр армии во Фракии имел: 3 гвардейских и 4 армейских конных полка, 21 армейский легион, итого 28 частей. Магистр армии Иллирика — 2 конных гвардейских полка, 1 гвардейский легион, 6 гвардейских вспомогательных отрядов, 8 армейских легионов, 9 легионов разряда pseudocomitatenses, итого 26 частей. Таким образом, действующая армия Восточной империи около 425 года состояла из 156 военных частей, из которых 43 были кавалерийские.
Кроме этой армии, подчиненной магистрам, в отдельных провинция: стояли войска, имевшие своей специальной обязанностью охрану границ. В Египте командир с титулом comes limitis Aegyrti имел 4 легиона, 18 конных полков и 9 когорт, итого 31 часть; дукс Фиваиды — 25 конных полков, 9 легионов и 10 когорт, итого 44 части; а весь Египет — 75 полков.
По восточной границе: дукс Аравии — 14 конных полков и 6 пехотных; дукс Палестины — 18 конных и 12 пехотных; дукс Финикии — 19 конных и 7 пехотных; дукс Сирии — 12 конных и 6 пехотных; дукс Осроены — 15 конных и 4 пехотных; дукс Месопотамии — 11 конных и 2 пехотных; дукс Армении — 13 конных и 12 пехотных. Итого на восточной границе стояло: 102 конных и 49 пехотных полков.
На северной границе состояло под командой 1) дукса Скифии — 7 конных полков, 8 пехотных, 7 команд граничар (riparienses) и 1 флотилия; 2) дукса Второй Мезии — 7 конных и 10 пехотных, 6 команд граничар и речной флот; кроме того, тому же дуксу были подчинены: 1 когорта в Родопе и 2 во Фракии; 3) дукса Побережной Дакии — 9 конных, 6 вспомогательных, 1 команда разведчиков (exploratores), 11 легионов граничар и две речные флотилии; 4) дукса Первой Мезии — 8 конных, 9 вспомогательных (по-видимому, пехотных), 8 команд граничар и разведчиков (exploratores) и 2 флотилии. В общей сложности дунайскую границу защищали: 31 конный полк, 36 пехотных, 33 полка граничар и разведчиков и 6 речных флотилий.
Что касается численности людей в военных частях различных наименований, то прямых, ясных и вполне определенных данных для этого времени у нас нет, в противоположность предшествующему. Легион в 6 тысяч человек, как было при Августе, давно уже стал историческим воспоминанием, и состав тогдашних пехотных частей не превосходил одной тысячи, а часто бывал и меньше. Конные полки имели обыкновенно пятисотенный состав, как прямо засвидетельствовано это для схол. Если принять эти две цифры как приблизительное обозначение численности в отдельных частях, то армия первого магистра in praesenti будет 21 ООО человек, а второго — 20 500; армия магистра Востока — 25 000, Фракии — 24 500 и Иллирика — 22 000. Таким образом, действующая армия в общей сложности равна 113 000 человек.
Окраинная армия Египта вместе с Фиваидой[237] — 44 000, восточные провинции — 94 500; на дунайской границе — 52 000. Вся армия, как действующая, так и охранная вместе, достигает по этому приблизительному счету цифры 309 500 человек.[238] Эта цифра, несомненно, слишком высока для тогдашних условий военного дела. Отдельные сведения из конца IV и начала V века дают возможность заключить, что число людей в пехотном полку, легионе, не превышало тысячи, и в отдельных полках число наличных солдат не достигало комплекта. Так, в 397 году армия, отправленная в Африку против Гильдона, состояла из семи легионов, которые дали в общей сложности пять тысяч человек, а шесть полков Восточной армии, прибывших в Равенну в 409 году, составляли только 4 тысячи человек.[239] Что касается пограничных войск, то, в противоположность мнению Моммзена, что там оставались для легионов старые цифры — 6000 человек, мы готовы думать, что в них центурия была именно сотней в собственном смысле слова и имела лишь значение кадра, а не боевой тактической единицы. Но этот трудный для исследования вопрос требует очень сложной работы и вряд ли когда будет выяснен с полной определенностью.[240]
6. СОСЛОВИЯ В ИМПЕРИИ
Исторически слагавшиеся условия развития общественных отношений, а также и выработавшаяся в империи система обложения населения повинностями в пользу государства привели к тому, что к IV веку сложились сословия со строго определенными правами, привилегиями и обязанностями. Высшим сословием в империи было сенаторское, ordo senatorius. Хотя основным его признаком и историческим началом являлось членство в сенате как учреждении, но в IV веке принадлежность к сенаторскому сословию не ограничивалась этим условием, и его члены были рассеяны по всей империи в значительном числе. Раз достигнутое звание vir clarissimus оставалось по наследству за потомством.[241] Прохождение древних магистратур в столице как путь к сенаторству сохранялось непрерывно в силе, а наряду с этим того же звания достигали все сановники, отправлявшие высшие службы при особе императора и пользовавшиеся титулами vir illustris или vir spectabilis; сохранялась и старая форма adlectio, т. е. сообщение сенаторского звания как милость императора, оказанная лично по его изволению. Звания сенаторов достигали разные чины, состоявшие на придворной службе, в виде награды при отставке, и число таких привилегий постепенно возрастало.[242]
В IV веке не было закрыто звание сенатора и для декурионов, с достоинством отбывших все тягости своего звания.[243] Члены сенаторского сословия были освобождены от всех муниципальных повинностей, хотя бы их земельные имущества лежали в пределах городских общин.[244] В сфере судебных отношений они пользовались особой привилегией и подлежали суду префекта столицы, а не местному.[245] В случае привлечения к уголовной ответственности лиц высшей знати первого ранга суд проходил в императорской консистории.
Сенаторские семейства обладали обыкновенно крупным состоянием и имели земельные владения в разных провинциях. Так представляет дело Аммиан Марцеллин, живший в Риме при Валентиниане и в пору правления Феодосия I.[246] В своих сообщениях о жизни высшего римского общества он много говорит о роскоши и огромных размерах сенаторских дворцов в Риме, обширности их земельных владений, и эти сведения подтверждают другие писатели. По словам Олимпиодора, в Риме было много семейств, которые получали со своих имений по 4 тысячи фунтов золота годового дохода. Деятельное участие в столичной жизни связано было для сенатора с колоссальными расходами. Так, Проб, сын Олибрия, издержал на расходы по отправлению претуры 1200 фунтов золота (424 год). А сенатору скромного состояния, Симмаху, претура его сына обошлась в 2 тысячи фунтов золота; член богатой фамилии Максим издержал на то же дело 4 тысячи фунтов.[247] В биографиях благочестивых женщин, собранных Палладием, можно найти много частных указаний на колоссальность тогдашних состояний. Так, современница Феодосия II, знатная римлянка Мелания, приезжавшая в Константинополь на свадьбу Валентиниана III, решившись в 20 лет расторгнуть свой брак, чтобы предаться делам благочестия, сделала такие пожертвования: в Египте — 10 тысяч солидов, в Антиохии также 10, в Иерусалиме — 15 и в Риме в четыре раза больше. Она освободила на волю 8 тысяч рабов, и то были не все, так как многие не пожелали освобождения. Она продала родовые имения, принадлежавшие ей в Испании, Аквитании и Галлии; сохранила за собой земли в Кампании, Сицилии и Африке. Вместе со своей матерью Альбиной она жила затем то в Сицилии, то в Кампании с 15 евнухами, девственницами и рабынями.[248] Таковы были состояния сенаторских семейств в Риме.
Наряду с богатыми от отцов сенаторами, или теми, которые сами составили себе большое состояние, были и такие, у которых вовсе не было земельных владений.[249]
Второй класс общества составляли землевладельцы, possessores, κτήτορες, из которых выделялось городское представительство, куриалы или декурионы. В пору процветания муниципальной жизни представительство создавалось путем избрания в народном собрании. Но с упадком благосостояния правительство закрепило декурионов за их службой и возложило на них разного рода тягости, изыскивая способы удержать на месте этот состоятельный и культурный класс провинциального населения. В деле обложения налогами наряду с декурионами стояли все вообще землевладельцы, possessores; но в сословном отношении мелкие землевладельцы, сами обрабатывавшие свою землю, причислялись к низшему классу, ordo plebeius.
Наряду с декурионами и в аналогичном с ними положении стояли члены промышленных корпораций в столицах. Они были также закрепощены за предприятием, в которое был вложен их капитал. На первом месте стояла корпорация мореходов, navicularii, обслуживавших подвоз хлеба из Африки в Рим. Они представляли богатый и многочисленный класс, обладавший большими земельными имуществами, которые подлежали в праве наследования и распоряжения таким же ограничениям, как у декурионов. Уже во II веке государственная власть предоставляла им разные льготы в обеспечение их полезной деятельности.[250] Позднее государство закрепостило мореходов за их занятием, выставляя принцип, что расходы, сопряженные с этим, представляют повинность, лежащую на их имуществе. Гнет закрепощения в гораздо меньшей степени проявлялся на Востоке, чем на Западе, который вообще пришел в упадок в тяжкое время «Тридцати тиранов».
Ниже стоял класс, именовавшийся общим термином ordo plebeius, куда входили: 1) мелкие поземельные собственники, possessores, 2) торговцы, negotiators, записанные по отдельным городам в матрикулы в обеспечение исправного поступления лежавших на них налогов и особенно возникшего при Константине люстрального взноса, lustralis collatio, 3) ремесленники и мастеровые и 4) земледельцы, составлявшие полусвободный класс колонов, coloni.
Свободные земледельцы, сидевшие на своей земле в пределах городских округов и обрабатывавшие землю своим трудом (vicani propria possidentes), жили в селениях, которые назывались метрокомиями, metrocomia. Никакой чужой, не принадлежавший к их общине человек не мог приобретать землю в таких селениях,[251] и государство принимало меры к тому, чтобы крупные землевладельцы не захватывали таких поселков и не распространяли на них своего патроната, patrocinium. В бегстве под защиту сильного человека мелкие землевладельцы искали облегчения от фискального гнета. Борьба с этим злом, ложившимся тяжким бременем на благосостояние класса куриалов, ответственного за правильное поступление общей суммы положенного по росписи оклада, шла в течение IV и V веков, как свидетельствуют о том сохранившиеся указы императоров. По-видимому, зло патроната с наибольшей силой сказывалось в Египте.[252]
Преобладающей формой состояния сельского земледельческого населения в IV веке был колонат. Термин colonus обозначал в начале существования империи свободного арендатора, платившего землевладельцу за пользование землей условленную плату. Распространение и развитие в империи крупной земельной собственности и широкое применение рабского земледельческого труда неблагоприятно отразилось на положении свободных арендаторов, а система обложения поземельной собственности, при которой в кадастр заносились и люди в качестве орудий доходности хозяйства, привели правительство на путь закрепощения колонов за их профессией. Первый по времени указ о колонах относится к 332 году. Император воспрещает на будущее время колонам покидать обрабатываемые ими участки и приравнивает оставляющих насиженное место к беглым рабам, подлежавшим насильственному возвращению в прежнее состояние.[253] Если возможен был общий указ такого содержания, то, очевидно, социальные и экономические отношения задолго подготовили столь приниженное состояние свободных арендаторов. В указе Феодосия I, сохранившемся в Юстиниановом Кодексе, делается, по-видимому, ссылка на узаконение Константина в словах — lex a maioribus instituta.[254] В истории развития колоната в западных областях империи имело большое значение поселение в разных ее областях пленных германцев на правах полусвободных земледельцев, положение которых обозначалось у германцев словом lidi. Процесс этот начался в империи со времен Марка Аврелия. Потомков пленных германцев можно угадывать под теми inquilini и adscripticii, о которых так часты упоминания в указах IV века. В восточных областях, проживших долгую государственную жизнь раньше утверждения римского владычества, были свои особые по местностям условия для закрепощения земледельческого населения, которым воспользовалось имперское законодательство в интересах фиска, подводя под термин coloni закрепощенных за своим занятием плательщиков.[255] Позднее, чем в других областях, колонат утвердился в Палестине.[256]
Колоны считались лично свободными людьми, ingenui, могли иметь собственность и передавать ее по наследству своим детям. Но права отчуждения они были лишены законом. Так как закон трактует колонов как рабой земли, servi terrae, membra terrae, то право землевладельца является в отношении к колону ограниченным. Земля без сидящего на ней колона и колон без земли, которую он обрабатывает, не могут быть проданы, так как от этого могли бы пострадать интересы фиска. Чужого колона никто не имеет права принять к себе под страхом ответственности перед правительством и штрафа в 12 фунтов серебра.[257] Для колона закрыта всякая, даже самая низкая, государственная служба.[258] Колон может вступить в клир местной церкви, но лишь с согласия собственника земли и с обязательством уплаты всех лежащих на нем повинностей.[259] Повинности государству колон платит через владельца земли, который получает с него и то, что полагается ему лично. В случае повышения этих последних взысканий колон имеет право иска.[260]
Тяжкое крепостное состояние в форме колоната было распространено по всей империи. Нужды фиска побуждали правительство оберегать интересы землевладельца, и при имп. Анастасии был издан указ, по которому всякий свободный человек, проживший в одном поместье 30 лет, становится колоном, сохраняя свою личную свободу.[261]
Следует отметить еще военное сословие и людей, закрепленных за разными службами и производствами, имевшими государственное значение. Таковы низшие по рангу корпораты в Риме, как-то: pistores, suarii, codicarii, saccarii, mensores и др.; далее рабочие, fabricenses, разных разрядов по роду фабрик и заводов — оружие, пурпурные ткани, наконец, люди, работавшие на рудниках, metallarii. Чтобы сделать невозможным бегство фабричных рабочих от их наследственного ремесла, им клали на руке клеймо, что, впрочем, делалось и относительно сдаточных солдат.[262]
Таковы были классы людей свободных. Сословное неравенство вело также к различию перед судом. Все население империи делилось в этом отношении на honestiores и humiliores, и к этим последним уголовный закон относился гораздо строже, чем к первым. Ссылке для первых соответствовала смертная казнь для вторых. Это различие было в обычае с ранних пор и окончательно установилось в начале III века.[263]
Ниже свободного населения стояла огромная масса рабов, пополнявшаяся как путем рождения, так и купли. В рабство попадали в огромном числе варвары из-за пределов империи. Из сообщений Синезия, епископа Кирены в Африке, видно, что в конце IV и начале V века в его стране и Египте было очень много рабов из племени готов. Быть может, то были не всегда готы, а те варварские племена, которых они порабощали и продавали в империю через посредство торговцев людьми (mangones).[264] Имп. Юлиан обронил однажды замечание, что с готами хорошо справляются галатские купцы.[265] По-прежнему существовал институт освобождения на волю, причем очень скоро явилась форма освобождения в церкви перед лицом епископа, которую узаконил уже Константин Великий.
7. УПРАВЛЕНИЕ СТОЛИЦ
Центр римского государства, город Рим, в отношении управления стоял искони в особых условиях. Здесь концентрировалась жизнь республики, и город закрывал собою римскую державу. Эдилы, ведавшие городским благоустройством, имели значение государственных сановников и стояли в ранге между квесторами и преторами. Цензоры, устанавливавшие государственный бюджет, сдавали с подряда сооружение и ремонт общественных зданий в Риме. Водоснабжение города стало еще с конца IV в. до P. X. государственной заботой. Со времени Гая Гракха началось ублажение державного народа дешевым хлебом, который впоследствии стал даровым для низшего класса населения столицы. В процессе разложения республиканского строя городской пролетариат подменил собой всенародное представительство, а вместе с тем оказались несостоятельными прежние способы и органы полицейской охраны города, и в столице республики не стало ни благоустройства, ни общественной безопасности. В силу необходимости Август взял на себя заботу о благоустройстве и благочинии в Риме, и по его инициативе возник целый ряд новых органов и ведомств.
Еще в революционное время Август принял на себя заботу о доставке хлеба в Рим и организовал впоследствии целое ведомство, поставив во главе его особого начальника, praefectus annonae. При Августе возникла в Риме военная полиция в виде трех когорт по тысяче человек (позднее число их дошло до шести). Полицейская охрана города была в ведении императора, который лишь в случае своего отсутствия в Италии оставлял для исполнения этих обязанностей заместителя со старым титулом префекта города, praefectus urbi. При Тиберии эта должность стала постоянной и замешалась по усмотрению императора его доверенным лицом. В 6 г. н. э. дана была новая организация пожарному делу. Город делился на 14 частей, regiones, и на каждые две части сформирована была когорта стражников, vigiles, от 1000 до 1200 человек. Всего когорт было семь, каждая имела свою казарму и пожарную каланчу. Общий начальник стражников получил название префекта стражников, praefectus vigilum, который, помимо пожарного дела, имел по своей обязанности полицейскую охрану города, особенно в ночное время. Помимо этих трех новых органов администрации при Августе возникли особые комиссии по выбору императора из сенаторов для заведования многочисленными водопроводами Рима и общественными зданиями. Одни назывались кураторами вод, curatores aquarum, другие — общественных зданий, operum publicorum. Разливы Тибра, причинявшие большие разрушения в городе, вызвали возникновение особых кураторов русла реки, curatores alvei Tiberis. Так еще при первом императоре возникла особая администрация для державного города Рима.
Созданные Августом новые органы управления столицы продолжали свое существование непрерывно в течение столетий. Когда Рим перестал быть постоянной резиденцией императора, сенат и сановники, занимавшие высшие посты ведомств в администрации столицы, а также и уцелевшие магистратуры вошли в более тесную взаимную связь, и сенат получил в значительной степени характер высшей муниципальной инстанции города Рима. Первым лицом стал префект города.[266] Его назначал император из самых знатных сенаторов сроком обыкновенно на один год. Председателем в заседаниях сената оставался консул, а префект пользовался правом первого голоса. Префект имел высшую гражданскую и уголовную юрисдикцию, и апелляция от его суда могла быть только лично к императору. В случае внешних тревог он имел высшую власть над войсками, стоявшими в столице. Круг ближайших его обязанностей составляли: верховная полицейская власть, общий надзор за корпорациями, обслуживавшими городское население, и общее наблюдение за рынком.[267] Его юрисдикция простиралась на территорию вокруг города Рима до сотого милевого столба.
Высокое положение префекта города в ряду высших сановников государства сказалось в том, что он стал апелляционной инстанцией от суда правителей всех провинций Италии. Указ в этом смысле Константина от 326 года сохранился в Феодосиевом Кодексе.[268] В 357 году имп. Констанций передал это право префекту претория,[269] но позднее восстановлены были прежние полномочия префекта города.[270]
Ниже префекта города по рангу и в подчинении у него находились сановники, являвшиеся преемниками префектов и кураторов, созданных Августом. Наибольшее значение между ними и наиболее обширное ведомство имел префект хлеба. В его ведении находилась морская доставка хлеба из Сицилии, Африки и Египта в гавань близ устья Тибра, называвшуюся Порт, Portus, доставка по реке Тибр в город Рим, хранение его в магазинах, расположенных в разных частях города, и раздача хлеба части городского населения, расписанной по старым 35 трибам и являвшейся, таким образом, как бы представительством всего римского гражданства.
Морской подвоз хлеба лежал на обязанности корпорации судовладельцев, navicularii, ναύκληροι, которая имела большие капиталы, корабли, земельные владения и пользовалась различными привилегиями. Как было указано выше, навикулярии были закрепощены государством за своим занятием, которое являлось в глазах правительства обязательством, лежавшим на их имуществе. Доставкой хлеба по реке Тибр в город, приемкой его в магазины и выдачей ведал целый ряд корпораций разных наименований.[271]
Часть хлеба, доставляемого в Рим, передавалась корпорации хлебников, pistores, которые занимались печением хлеба для даровой раздачи имевшей на то право части столичного населения; а другая поступала в продажу по дешевой цене подрядчикам, mancipes, общественных пекарен для изготовления хлебов второго сорта на продажу. Хлеб раздавался с особых помостов, gradus, где были начертаны на меди фамилии получавших; отсюда название для дарового хлеба — panis gradilis.[272] Кроме хлеба раздавали также масло, доставлявшееся из Африки, и свинину, которая являлась налогом в натуре для некоторых местностей Италии.[273] Раздачей свинины заведовала корпорация свинарей, suarii, закрепощенных за своим делом. Получало население и вино по дешевой цене; оно доставлялось из некоторых местностей Италии, с которых подати взимались вином. Этим делом заведовала корпорация винариев, vinarii.
Забота о кормлении народа в Риме требовала большого штата служащих с несколькими сановниками во главе. Гавань в устье Тибра, Порт, находилась в ведении сановника, носившего титул комита Порта, comes Portus, а ближайшим его помощником состоял центенарий Порта; русло Тибра от Порта и до города находилось в ведении особого сановника с титулом комита берегов и русла Тибра; старые хлебные магазины, носившие имя императора Гальбы, имели особого куратора; доставкой вина заведовал сановник, носивший звание rationalis vinorum, а свиной рынок имел своего специального трибуна.
Водоснабжением Рима заведовал сановник, носивший титул комита форм, comes formarum, т. е. водопроводов, как тогда их называли.[274] При нем состояла канцелярия вод. Кроме наблюдения за исправностью 13 водопроводов и за порядком пользования водой из них населением, комит форм имел ближайшее отношение к общественным баням (термам) — роскошным сооружениям многих императоров старого времени до Диоклетиана включительно. Общественные бани находились в ближайшем заведовании особых подрядчиков, mancipes, которые вели их эксплуатацию.[275]
Ночной порядок в городе и забота о тушении пожаров лежали на обязанности сановника, сохранившего старое имя префекта стражей, с каким его создал Август. Но пожарная команда не удержала своего военного характера и была организована по тому общему типу, который она получила в пору расцвета муниципальной жизни в Италии и провинциях. Обязанность борьбы с огнем была возложена на общества ремесленников. От слова collegium, общество, пожарные назывались collegiati.[276]
Великое прошлое Рима было перед глазами людей того времени в тех великолепных созданиях всех видов искусства, которыми украшали императоры столицу империи, начиная с Августа. На Капитолии высился под золотой крышей храм Юпитера Капитолийского, блистал в своей красоте форум Августа и превзошедший его великолепием форум Траяна, вызывавший слова восторга и умиления у старого воина Аммиана Марцеллина, доживавшего в столице мира свой век. Целый лес статуй из мрамора, бронзы и драгоценных металлов красовался на площадях и улицах Рима. Забота о сохранности статуй лежала на обязанности особого чиновника, называвшегося трибуном изящных вещей, tribunus rerum nitentium.
В заботах о насущных нуждах населения города Рима правительство организовало медицинскую помощь. По числу 14 частей города, regiones, как разделил его некогда Август, было 14 врачей, archiatri, которые состояли на жалованьи от казны. Образовательные потребности населения обслуживались учителями грамматики и риторики, которых оплачивало правительство. К сожалению, об этой стороне жизни Рима нет свидетельств в современных источниках, и только упоминания в указах о льготах и привилегиях, какими пользовались grammatici, professores litterarum, magistri, позволяют утверждать существование представителей науки в Риме.[277]
Внешний блеск Рима и его значение столицы римского мира поддерживали старые органы, связанные с ним от времен республики, — сенат и магистратура. Консулы, имена которых были издавна привычным и единственным способом обозначения года, были разделены между Римом и Константинополем, и сан этот сохранял значение величайшего почета, какого может достигнуть человек, запечатлевая навеки свое имя в текущей хронологии.[278] Консулы назначались императором, а с разделением империи на две части — обоими, по взаимному соглашению, которое нужно было обеспечить задолго до 1 января, чтобы весь римский мир мог знать, как надписывать наступающий год. Старая церемония вступления в консульство, описанная Овидием в его Фастах, сохранялась и справлялась с особым великолепием. Она называлась теперь processus consularis и состояла в публичном выезде нового консула. Окруженный блестящей свитой, в великолепном кортеже, на колеснице, консул бросал в народ золотые монеты и ознаменовывал день своей славы играми и различными увеселениями столичного населения. Приготовления делались задолго, и расходы достигали колоссальных цифр. Консул раздавал подарки своим друзьям в виде золотых монет и складных дощечек из слоновой кости, так называемых диптихов, с резным изображением собственной фигуры в торжественном убранстве своего сана.[279]
Наряду с консулами сохранились также преторы и квесторы. Преторы отправляли юрисдикцию по делам об освобождении на волю, восстановлении дел в прежнее положение и опеке. Из тех обязанностей, какие лежали на этих санах в старое время, выступило на первый план их отношение к общественным играм.
Когда Константин решил создать новую столицу империи, он имел готовый образец в старом Риме. Город Византий с его территорией был выделен из пределов провинции Фракии-Европы, и ему было даровано италийское право, ius italicum, т. е. право квиритской собственности на землю с освобождением населения от всех налогов и повинностей, лежавших на провинциальном населении. Новой столице империи было дано имя Новый Рим, Nov Roma. Указ о правах и привилегиях города был вырезан на мраморе и выставлен близ здания, носившего имя Стратигия, где прежде отправляли свои обязанности стратиги, составлявшие муниципальное правительство.[280] Старые стены оказались тесны для будущей столицы. Константин удвоил городскую территорию и соорудил новые стены от одного моря до другого. Для вящего сходства с Римом на территории города было найдено семь холмов и она была разделена на 14 частей, regiones.[281] В восьмом регионе Константин создал Капитолий и неподалеку от него форум своего имени, наподобие римских форумов Августа и Траяна, с великолепными портиками и роскошными залами (exedrae). На форуме была воздвигнута порфирная колонна со статуей императора-основателя. Чтобы увеличить великолепие города, Константин свозил в него произведения искусства из старых центров греческой культуры. Цирк, который был заложен и начал строиться имп. Септимием Севером, оказался тесным для будущей столицы. Он был значительно расширен и богато украшен произведениями искусства. В числе последних был Дельфийский треножник, дар богу Аполлону от греков после битвы при Платее, нижняя часть которого и доныне красуется на том месте, где он бы водворен при Константине. Поблизости от цирка были заново отстроены и богато украшены портиками и произведениями искусства общественные бани, носившие имя Зевксиппа. К западу от цирка был выстроен императорский дворец, соединенный крытым ходом с императорской ложей в цирк Площадь перед дворцом получила имя Августеон. От нее начиналась главная улица города в сторону суши, носившая имя Средней, Μέση. На Августеоне был воздвигнут милевой столб, μίλιον, от которого начинался счет миль по старой Эгнациевой дороге, составлявшей продолжение Средней улицы. На седьмой миле, уже за городом, было устроено Военное поле, Κάμπος, где имели свою лагерную стоянку войска. Эта местность носила название Septimum, или по-гречески — Ἓβδομον.[282]
Рим был исконным местом пребывания консулов, дававших имя году, и сената, центра государственной жизни государства. Чтобы уравнять новую столицу со старой, Константин разделил консульство, и с 330 года один консул назначался в старом Риме, другой — в Новом. Вместе с тем в новой столице был создан новый сенат, основу которого составили несколько семейств старой римской знати, переселившихся в новый город по воле императора. Константин сооружал за государственный счет дворцы для сенаторов и дарил их тем, кто соглашался переселиться из Рима.
На новый город была распространена старая привилегия населения Рима — даровой хлеб. Организация этого сложного дела требовала предварительных забот, и раздача хлеба была организована лишь к началу 332 года.[283] Устанавливая хлебную раздачу, Константин сделал ее премией за постройку дома, чтобы ускорить рост города. Право на получение дарового хлеба было связано с домом, и с продажей дома хозяин не мог сохранить его за собой. Житницей Нового Рима стал Египет. В 334 году Константин в специальном указе определил права и привилегии корпорации судохозяев александрийского флота. Собираемый в виде натуральной повинности с населения Египта хлеб свозился в Александрию, где его грузили для отправки в столицу. На усушку и порчу зерна отсчитывалось 4 %, и по выгрузке хлеба в столице судовладельцы получали по одному солиду за каждую тысячу модиев хлеба.[284] По аналогии с римским префектом анноны явился сановник того же имени в новой столице и при нем особая канцелярия, officium annonariae praefecturae.[285] Хлеб выдавался в готовом виде с особых помостов, gradus, расположенных в разных частях города.[286]
Воспроизводя в новой столице порядки, действовавшие в Риме, Константин сделал одно отступление: во главе управления стоял сановник с титулом проконсула, а не префекта. Пожарная охрана была организована по типу римской, и префект пожарных, praefectus vigilum, имел те же функции, что и в Риме. В своих действиях по охране порядка он был подчинен начальнику городского управления и не имел самостоятельной уголовной юрисдикции.[287] Пожарные обозначались словом collegiati. Они были распределены по всем 14 частям города. Мы не имеем известий об общем числе их при Константине и знаем лишь, что при Феодосии Младшем их было 540.[288]
В правление Констанция во главе управления города стал префект. По аналогии со значением префекта Рима в смысле апелляционной инстанции от суда правителей ближайших провинций, префект Константинополя получил такое же право по указу 361 года в отношении следующих провинций: Геллеспонт, Вифиния, Пафлагония, Фригия Salutaris, Лидия, Острова, Европа, Родопа, Гемимонт.[289] Разница в положении префектов в обеих столицах состояла в том, что в Риме префект избирался из высшей знати и оставался в должности один год. В Константинополе знать в преобладающем большинстве была новая, без старых традиций, и выбор лица был делом усмотрения императора, который предоставлял управление столицей и на более продолжительные сроки.
В одном лишь отношении новая столица Константина представляла резкое отличие от старого Рима. Тогда как старая столица сохраняла в ту пор свой языческий характер, в ней красовалось в прежнем великолепии множество языческих храмов, ее календарь народных празднеств был связан традиционными языческими культами и многие старые знатные фамилии оставались верны религии своих предков, — новая столица с самого начала стала христианским городом. Щадя старые идеи, Константин соорудил в портиках своего форума два святилища, поставив в одном из них статую Матери богов Реи, а в другом — Фортуны.[290] Но эти святилища не были местом отправления культа. Свой переход в христианство Константин засвидетельствовал тем, что на Августеоне воздвиг храмы св. Софии и невдалеке от нее св. Ирины, а вблизи своего форума — храм св. Апостолов, который был предназначен стать местом упокоения его праха.
8. ИГРЫ, ЦИРК И ПАРТИИ[291]
Своеобразной особенностью жизни империи было обязательство правительства давать населению столиц всенародные увеселения, так называемые игры, ludi. Игры имели характер государственного учреждения, и начало их восходит к глубокой древности. Римское предание возводило их к первому царю, Ромулу. Положив основание городу и соорудив стены вокруг Палатина, Ромул устроил конские ристания в день праздника бога Конса и пригласил на это зрелище соседей, а когда внимание всех было сосредоточено на состязании, он и его бездомные товарищи совершили похищение сабинянок и тем обеспечили дальнейшее существование нового государства. Ристания требуют для своего осуществления ровного места, и само местоположение римского цирка по соседству с Палатинским холмом, колыбелью Рима, является свидетельством об исконной древности этого учреждения. Игры совершались в честь бога и были, таким образом, одним из тех культов, которые в своей совокупности составляли государственную религию римской общины. Праздник Consualia, значившийся в римском календаре 21 августа и 15 декабря, и другой, сопровождавшийся также ристаниями, Equirria, 27 февраля и 13 марта, навсегда удержались в Риме, и само устройство ристаний в эти дни лежало на обязанности главной коллегии жрецов, понтификах. С очень давнего времени существовал в Риме праздник, сопровождавшийся также ристаниями, который носил имя Ludi Romani, римские игры. Древнейшим днем его было 15 сентября.
В связи с боевой жизнью римского народа существовал обычай давать от имени общины обет богам отпраздновать игры в их честь, если боги пошлют удачу в военных предприятиях. Верховным богом общины был Юпитер, и обеты приносились прежде всего ему. Обязанность исполнения таких обетов лежала на представителях общины, консулах. С возрастанием римского могущества увеличивалось число игр, и празднества не ограничивались одним днем, как было в древности. В конце III века возникли, с характером постоянных, игры: Плебейские — в 220 г., Аполлинарские — в 212 г., Мегалезские, в связи с перенесением в Рим восточного культа Великой Матери богов, в 204 году, и Цериальские — в 202 г., а с 173 г. получили постоянное место в календаре Флоральские, которые были впервые отпразднованы по указанию Сивиллиных книг в 238 году. Помимо этих нормальных, занесенных в календарь игр, боевая жизнь республики давала широкий простор для обетных игр, и блестящие триумфы всегда сопровождались играми, которые давал триумфатор. Кроме магистратов игры могли совершать по обету и частные лица. Так, погребение знатных заслуженных граждан нередко сопровождалось играми, расходы на производство которых покрывали наследники почившего.
Лежавшая на консулах обязанность справлять игры от имени государства перешла с течением времени на эдилов, и консулы сохранили только председательство. Когда игр стало много, они были распределены между магистратами: городским претором, курульными и плебейскими эдилами. На устройство игр отпускались из казны деньги в определенных суммах.[292] Но быстрый рост римского могущества и обогащение римской знати скоро сделали недостаточными отпускаемые от казны средства, и магистраты, с целью снискать расположение народа и обеспечить себе дальнейший ход карьеры, делали щедрую надбавку из своих личных средств. Так постепенно игры превратились в весьма нелегкую повинность для лиц сенаторского звания, последовательно проходивших магистратуры; колоссальные расходы на игры вводили их в страшные долги, которые затем покрывались наживой от управления провинциями. Известно, что Цезарь во время своей претуры довел роскошь игр до того, что клетки диких зверей были сделаны из серебра, а миллионные его долги покрыло краткое управление Испанией в звании пропретора.
Самым древним увеселением на играх были конские ристания. Постепенно явились другие дополнительные зрелища и забавы. Таковы были скоморохи всякого рода, акробаты, плясуны, ученые звери, а позднее — театральные представления как в виде национальной ателланы с определенны ми типами в масках, так и переделки греческих трагедий и комедий. Еще позднее вошли в обычай бои гладиаторов и борьба людей с дикими зверями venationes. В течение долгого времени для театральных представлений здание театра возводилось на каждый раз, и только в самом конце республики появились в Риме каменные театры огромной вместимости. Гладиаторские бои и особенно борьба с дикими зверями требовали специальных приспособлений в цирке, где они давались; позднее для них начали воздвигать особые здания, амфитеатры, и самый роскошный, Colosseum, был построен имп. Веспасианом и открыт его сыном Титом.
Свободные формы городского самоуправления, в каких жила Италия распространялись по всему западу империи вместе с успехом романизации. В конституциях (leges), которые римская власть давала колониям, возникавшим на всем пространстве империи, узаконивалось обязательство дл жрецов и магистратов города давать игры в определенные дни.[293]
Распространение культа императора, начавшееся при Августе, создало обязательство давать игры в день рождения главы государства для съезжавшихся в центральный пункт страны депутатов, которые отправляли этот культ от имени данной области. На греческом Востоке было искони обычно, что богатые граждане принимали на себя расходы по устройству всенародных увеселений для своих сограждан. Культ императора дал новый повод к упрочению этого обычая.
Так, простой поначалу римский народный праздник ристаний породил из себя чрезвычайно сложное и дорого стоившее учреждение, с обязательной затратой громадных средств от представителей государственной власти.[294] Жители города Рима считали игры своим неотъемлемым правом, так как они в своей роскоши и великолепии были наглядным выражением римского миродержавия. Август, относившийся с величайшим уважением ко всем традициям республики, упрочил в течение своего продолжительного правления обязательство для верховной власти тешить народ разнообразными зрелищами. И так как игры являлись как бы возмещением того оживления, которое вносила в Рим исчезнувшая политическая свобода, то увеселения умножались и разнообразились.
Ристания вызывали развитие конских заводов, и императорский дом имел их в подходящих местах. Долгое время были в особой славе лошади испанские и африканские, а потом, наряду с ними, стали также малоазиатские, из Каппадокии. Дикие звери доставлялись из пустынь Сахары и Сирии, из лесов Германии. Конские ристания в их широкой постановке, как нормальное и часто повторявшееся народное увеселение, вызвали возникновение компаний капиталистов, которые владели всем нужным для оборудования ристаний материалом и за деньги ссужали им магистратов, которые давали игры. Эти компании назывались factiones. Они владели конюшнями в городе Риме, имели в своем распоряжении персонал наездников, возниц и огромный инвентарь экипажей, сбруи и т. п. принадлежностей этого дела. Профессиональные возницы стоили больших денег, и все предприятие требовало огромного оборотного капитала, что и повело к образованию компаний, как некогда вызывали их — государственные откупы и подряды.
Гладиаторские казармы, в которых обучали людей искусству убивать друг друга и с достоинством умирать, стали частью императорского хозяйства, и частные лица, особенно в Риме и Италии, были устранены от этого промысла.[295] По примеру столицы, гладиаторские бои распространились в западных областях империи, и поставка гладиаторов стала делом предпринимателей, которые назывались lanistae. Это дело получило широкое распространение, и от времен Марка Аврелия сохранился оригинальный документ: такса гладиаторов разных сортов для всей империи.[296]
Наряду с ристаниями и гладиаторскими боями большой популярность пользовались театральные зрелища, давно завоевавшие себе место на играх как перенесенное в Рим греческое искусство, перелицованное на латинский язык и ставшее народным. Со времен Августа в Риме было три огромных каменных театра, вмещавших по много тысяч зрителей. Из всех видов театральных зрелищ, последовательно развивавшихся на греческом Востоке переходивших в Рим, с самого начала империи преобладание получили мимы и пантомимы.
Наряду с ними влачила жалкое существование старая трагедия, превратившаяся, по-видимому, в патетические монологи, упоминания о чем попадаются еще в V и VI веках.[297] Пантомимы стояли в живой связи с музыкой в виде оркестрового аккомпанемента и хорового пения. Хореографическое искусство достигло высокого развития и имело свой центр в далекой Сирии, откуда знаменитые артисты являлись в Рим, чтобы пожинать славу в столице мира.
Завещанный республикой календарь с обозначением в нем дней, в которые были положены всенародные игры, пополнился весьма значительно новыми праздниками при Августе, а по его смерти прибавлены были новые игры в честь почившего, которые получили название ludi Augustales. Коллегия трибунов выразила готовность принять их постановку на свои личные средства, но Тиберий отклонил это предложение, и на постановку этих игр были назначены деньги из государственного казначейства. Трибунам предоставлено было право давать их в триумфальном одеянии, но без того отличия, на которое имели право преторы, а именно: делать торжественный выезд на колеснице.[298] При преемниках Августа число дней игр возрастало, при Марке Аврелии в календаре было уже 135 дней, в которые были положены игры. Поводом к возникновению новых игр служили победы римского оружия. Так, при Марке Аврелии были установлены Парфянские игры, ludi Parthici. Щедроты императоров на увеселения державного народа возрастали и в последующее время, и в римском календаре Веррия Филокала 354 года число дней игр в году достигает огромной цифры 176, причем 18 из обшего числа игр были поминками в честь дня рождения императоров, 5 — в честь побед над персами, 7 — над сарматами, 6 — над готами и т. д.[299] Что касается характера увеселений, то театральные зрелища давались 150 раз в год, конские ристания 64 раза и гладиаторские бои 10 раз.
Воздействие христианства на общественную жизнь сказалось в том, что при Константине кровавые гладиаторские бои признаны были неподходящим видом народного увеселения и подверглись запрещению. Но искоренить то, что имело такую продолжительную жизнь в общественном укладе, было нелегко, и через двадцать лет после запретительных указов Константина издавал такие же указы Констанций.[300] Устранение гладиаторских боев не повело, однако, за собою осуждения близкого вида увеселений — борьбы человека с диким зверем. Хотя Феодосий Младший, по мягкости своей натуры, старался воздействовать против этого вида увеселений, но при его преемниках он опять вошел в круг обычных забав.
Наряду с ристаниями процветали театральные зрелища. Искусство актера было в глазах правительства особым видом ремесленного труда, и его представители разделили общую судьбу всех видов ремесла и искусства — были закрепощены за своим занятием. Язык императорских указов знает актеров и актрис под терминами: scenicae et scenici, histriones, thymelici; в жизни и литературе общим термином служили слова mimi et mimae. В шкале общественных рангов актеры стояли на очень низкой ступени;[301] но государственная власть признавала в них необходимый класс людей, вносивших радость и веселье в будничную трудовую жизнь человека. Христианская Церковь с давних пор начала свой протест против всяких видов народных увеселений и с особенным ожесточением громила ремесло актера, признавая его нечестивым делом, несовместимым с исповеданием христианской веры. Когда правительство стало христианским, оно не отказалось от исконной точки зрения на актерское искусство и для сохранения его нашло выход в обычае отлагать крещение до конца жизни. Сохранился указ от 367 года, в котором император подтверждает свободу от актерского ремесла для тех актеров и актрис, которые приняли крещение в час смертной опасности и затем выздоровели. Но чтобы не ослабить тем эту необходимую в складе общественных отношений корпорацию, в указе предписывалось разрешать крещение актерам лишь в крайнем случае с ведома епископа, правителя провинции и городского куратора, к которым в таких случаях должны обращаться члены актерской корпорации.[302] Дочери актрис должны были следовать профессии матери, и только в исключительных случаях допускалось освобождение от ярма повинности, клавшего клеймо позора на саму жизнь женщины. Тщетно Иоанн Златоуст громил в своих красноречивых обильных словом проповедях к своим согражданам антиохийцам нечестивое ремесло мимов и пантомимов и пристрастие к ним всех классов обществ. Его проповеди не имели успеха как в Антиохии, так и после, когда он занял престол константинопольского патриарха.[303] Государственная власть признавала право мимов на существование, и свое разрешение этого вида «смехотворных искусств», artes ludicrae, мотивировала опасением — «чтобы чрезмерное ограничение этого вида забав не порождало тоски жизни».[304] За всеми видами народных празднеств и увеселений, как они существовали в разных местах империи от давней старины, признано было значение учреждения, поддержка которого является обязанностью представителей государственной власти и в виде особой милости — императорской казны.[305] Указом 409 года в обязанность правителям провинций было вменено присутствовать на играх, какие где правятся по обычаю, и содействовать увеселению населения, не превосходя лишь меры расходов на это дело.[306]
Исконная связь магистратуры с обязательством давать игры сохранялась в Риме все время существования империи, и в IV веке на преторах по-прежнему лежала обязанность тратить крупные суммы на положенные по календарю игры. Константин учредил двух преторов в Константинополе, при Констанции их число увеличилось до пяти,[307] а при Феодосии I — до восьми.[308] В Риме занятие магистратур было привилегией и в то же время бременем для богатых родов столичной аристократии. Замещение санов устанавливалось сенатом, который был органом этой знати, в особенности с тех пор, к Рим перестал быть императорской резиденцией и его лишь изредка навещали императоры в триумфальных въездах. Ввиду огромных расходов, которых требовали игры, отбывание этой повинности приходилось предвидеть заранее. Связанные с этим делом расходы ложились тяжким бременем на крупные состояния римских аристократов, и богатые между ними щеголяли друг перед другом суммой расходов. Так как эта экстренная и единовременная затрата требовала предварительных забот, то избрание производилось в сенате за десять лет до срока и имена, намеченные сенатом, представлялись на утверждение императора и доводились до всеобщего сведения.[309] Правительству приходилось заботиться о том, чтобы лица, обязанные нести эту тягость, не пытались избавиться от нее, проживая в своих владениях. Таков указ от 339 года на имя префекта претория, повелевающий ему заботиться, чтобы сенаторы находились в Риме и несли расходы по сценическим играм и ристаниям в цирке.[310] В указе 353 года Констанций определил штраф за уклонение от исполнения обязанности в размере 50 тысяч модиев хлеба (4365 гектолитров).[311]
В Константинополе, где жил император, где не было старой аристократии и новая знать пополнялась из разных элементов, преторы не имели, по-видимому, самостоятельной роли при постановке игр, и дело сводилось к взносу определенной суммы денег. Указ 340 года определяет размеры взносов для преторов Константинополя, в отдельности, в таких цифрах: первый претор, носивший имя Флавиев (от родового имени императора Константина и его дома), обязан внести 25 тысяч фоллов и 50 фунтов серебра, второй — Константинов — 20 тысяч фоллов и 40 фунтов серебра, третий — Триумфальный — 15 тысяч фоллов и 30 фунтов серебра.[312] В 361 году, когда преторов было пять, двое из них вносили деньги на общественные сооружения: Константинов претор — 1000 фунтов серебра, а Флавиев — 500, причем эти лица обязывались выстроить через своего прокуратора данное сооружение с правом надписать свое имя.[313] В указе 381 года четыре претора платят по 500 фунтов серебра, а из четырех вновь назначенных два — 450 фунтов и другие два, также вместе, — 250.[314] В 396 году, когда преторов было пять, одному из них, который платил 100 фунтов серебра, было повелено принять на себя устройство празднества в день рождения Гонория, брата императора Аркадия.[315] Впоследствии лежавшее на преторах бремя было с них снято указом имп. Маркиана (450 г.), по которому претур полагалось только три, по выбору сената из живущих в Константинополе знатных лиц, и обязательные прежде взносы были превращены в добровольные.[316]
Старый языческий календарь, обязывавший магистратов так часто увеселять население старого Рима, не был и не мог быть перенесен в новую столицу империи. В связи с культом императора повсеместно в империи утвердились в качестве дней всенародных увеселений день рождения императора и его вступления во власть.[317] День вступления в сан нового консула, т. е. января, и «рождения города» — 11 мая — заняли также прочное место в календаре увеселений населения столицы. Предание не сохранило точных сведений и ясных указаний о числе дней всенародных увеселений. По-видимому, они были очень часты. Воздействие христианства на общественные отношения сказалось в том, что имп. Феодосий Старший в указе от 386 года запрещал давать игры в воскресные дни и вменял в обязанность начальникам провинций заканчивать свое участие в увеселениях в полдень и не являться на возобновление их в течение дня.
В правление его благочестивого внука, Феодосия Младшего, игры были воспрещены, помимо воскресений, в праздники — Рождества Христова и Богоявления, во все дни четыредесятницы и в праздник Пасхи.[318] Но этот запретительный указ, по-видимому, не воздействовал на общественные нравы, и много лет спустя император Лев вновь воспретил все три вида народных увеселений в воскресные дни.[319]
В жизни столицы всенародные увеселения являлись способом общения царя с народом, и сердцем столицы был цирк или ипподром, как называли его на Востоке. То была старая традиция, перешедшая в Новый Рим из старого. Еще в пору республики народ в цирке и театрах выражал нередко свое расположение к отдельным лицам шумными манифестациями. С самого начала императорского режима появление императора или членов императорского дома в цирке сопровождалось приветственными кликами, которые с течением времени получили значение выражения чувств верноподданности. Собираясь на зрелища в огромном множестве, народ имел возможность обращаться с коллективными просьбами или жалобами, а иногда порицаниями и выражением неудовольствия и раздражения. Живое и страстное участие зрителей к совершавшимся в цирке ристаниям, а в амфитеатре — боям гладиаторов или борьбе человека с диким зверем вызывало нередко просьбы народа к императору освободить на волю того или другого возницу, сумевшего снискать своим искусством расположение народа, или помиловать вызывавшего сострадание приговоренного к растерзанию диким зверем преступника. Так в этих всенародных собраниях устанавливалось живое и непосредственное общение главы государства с народом. Грозные политические события, вести о которых волновали население столицы, служили поводом к шумным всенародным манифестациям в цирке. Хотя Рим еще в конце II века перестал быть постоянной резиденцией императоров, но в римском цирке остались жить старые нравы, и здесь нашла себе убежище старая свобода римского державного народа, каким чувствовало себя в своем самосознании население города Рима. Посещения Рима императорами приурочивались к юбилейным дням или празднованиям триумфов после блестящих побед. Соблюдая старые традиции, Констанций отпраздновал двадцатилетие своей власти триумфальным вступлением в Рим во главе своих войск и давал игры в цирке по старым обычаям своих предшественников на троне.
Значение цирка в жизни Рима выразилось в своеобразном учреждении, а именно делении населения на партии. Момент состязания и торжество победы как неотделимый элемент всякого спорта делил зрителей на партии. О театральных партиях в Риме, их соперничестве и возникавших отсюда столкновениях, нередко кровавых, сохранил живые свидетельства от первого века Тацит.[320] Увеличение числа дней игр, начиная с Августа, и их всенародный характер содействовали развитию и упрочению этого течения в общественной жизни, и партии сложились в целые учреждения, признанные государственной властью. В конских ристаниях возницы одевались в разные цвета, и по ним зрители разделялись на партии. Первое по времени известие о существовании партий цирка в Риме сохранилось у Плиния Старшего и относится ко времени за 70 лет до P. X.[321] Первоначально партий было две: белая, albata, и красная, russata. От времени императора Гая (Калигулы) есть упоминание о партии зеленых, prasini, а имп. Вителлия — голубых, veneti.[322] Сами цвета изъяснялись позднее символически. По одной теории, они были приведены в связь с временами года: прасины — весна, венеты — зима, красные — знойная пора года, белые — время снега; по другой — со стихиями: земля, вода, огонь и воздух.[323] Хотя партий было четыре, но соперничество требует наличности двух противников, и партии объединились по две в одну, белые примыкали к зеленым, красные — к синим. Каждая партия имела свои конюшни, свое снаряжение для постановки игр, своих возниц, своих мимов и огромный штат обслуживавших это сложное дело специальных мастеров и прислуги. Как все общества, возникавшие в свободной жизни городских обществ, партии имели своих патронов, которых они избирал из числа знатных и богатых людей, и разрешение принять это звание предоставлялось верховной властью.[324] Латинское слово partes перешло в новую столицу в переводной форме μέρος, часть, но его пересилило другое, распространенное на востоке, δᾓμος, народ. Так как зрелища имели всенародны характер, то все классы населения распределялись по партиям, димам, как говорили в Константинополе, и сам император не мог оставаться вне этого деления. Он становился и сам членом одной из партий и оказывал ей особое внимание. В этой своеобразной форме деления на партии, связанные с ипподромом и театрами, шла жизнь столичного населения. Император присутствовал на играх во всем великолепии своего облачения, восседая на троне в царской ложе, κάθιζμα, высоко поднятой над ареной. Его окружал весь его двор в парадных одеждах по сану и рангу, а перед ложей располагалась на ступенях его личная охрана, экскувиты. Димоты, распределившись по своим цветам на скамьях амфитеатра, принимали самое страстное участие в борьбе за победу своего цвета. Всех охватывало дикое возбуждение, и победа сопровождалась кликами победы и радости одних, воплями и проклятиями других. Всеобщее возбуждение нередко разрешалось кровавыми свалками соперничавших партий, и эти столкновения не ограничивались ипподромом, а переходили на улицу, кончались кровавыми битвами и пожарами.
В этой своеобразной организации деления на партии жило население столицы и больших городов империи. Возникавшие из соперничества партий кровавые столкновения считались неизбежным злом. Резкие нарушения порядка карались административными взысканиями, подчас жестокими военными экзекуциями и казнями главных виновников беспорядка. Но не было более тяжкого наказания, чем временная приостановка ристаний и полное бездействие ипподрома, которое могло само явиться причиной ожесточенного бунта, как случалось в Александрии.
Жизнь димов не исчерпывалась в V и VI веках страстным отношением и состязаниям цветов в ипподроме: димы являлись народным представительством и принимали деятельное участие в таких важных актах жизни государства, как избрание на царство нового государя, о чем свидетельствуют современные описания церемоний венчания на царство.[325]
Представленный в предшествующем общий очерк учреждений империи нуждается для полноты представления об условиях, в которых начала свою историю Византия, в указании на те элементы, которые вошли в жизнь государства в течение IV века. Разумеем христианство в значении государственной религии и водворение готов в пределах империи. Слияние государства и Церкви в одно живое целое получило свое осуществление в истории Византии и отразилось самым могущественным образом на ходе внутренней жизни и внешних судьбах государства. Готы, водворившиеся в империи в конце IV века, оказали непосредственное воздействие на общественные отношения и вызвали коренные изменения в организации военных сил империи.