[678] Дикое проявление кровожадных инстинктов толпы, теперь уже христианской, совершилось под знаменем церкви, и это убийство легло неизгладимым пятном на память Кирилла.
В ту пору верховная власть перешла в руки Пульхерии. В Александрию был послан сановник высокого ранга Эдесий с поручением произвести следствие и наказать виновных. Он пробыл там более года. Как отнесся Эдесий к Кириллу, неизвестно. Но в связи со следствием Эдесия находится, очевидно, указ от 29 сентября 416 года, в котором, во-первых, было воспрещено клиру иметь какое-либо касательство к городскому сенату, а во-вторых, число параволанов было ограничено цифрой 500 и зачисление в эту корпорацию было поставлено в зависимость от канцелярии префекта.[679] Но Кирилл пользовался большим уважением у Пульхерии, и ему удалось впоследствии добиться увеличения числа параволанов до 600 и права самостоятельно замещать открывавшиеся вакансии.[680]
Времени самостоятельного правления Пульхерии принадлежит несколько указов о язычниках и иудеях. Так, в 416 году язычникам было воспрещено поступать на государственную службу (militia) и, в частности, отмечен запрет назначать их правителями провинций.[681] В 418 году закрыта была государственная служба для иудеев. Указ повелевал дать отставку иудеям, какие окажутся состоящими на дворцовых службах или среди императорских агентов (agentes in rebus), не взыскивая с них за то, что они попали на службу, и отнюдь не принимать их на будущее время. Точно так же все иудеи, какие попали на военную службу, должны быть немедленно отпущены в отставку. Для образованных иудеев разрешалась и на будущее время карьера адвоката, а равно и участие в городских сенатах, если по происхождению они принадлежали к этому классу.[682] Точно так же в 415 году вышло два указа против монтанистов и евномиан с запрещением их собраний и угрозами разных кар.[683]
В жизни двора событием чрезвычайной важности была женитьба Феодосия. Хронисты сохранили живые подробности, свидетельствующие о том интересе, с каким отнеслись к этому событию современники. Когда Феодосий выразил желание вступить в брак, он заявил, что его супруга должна быть красавицей, какой другой нет на свете, и принадлежать к царскому роду; но если бы такой не оказалось, то не нужно ни знатности, ни богатства, ни принадлежности к царскому роду, только бы была красива. Пульхерия и Павлин, друг Феодосия, усердно искали подходящую невесту. Павлин ездил по разным местам в поисках за красавицей, а Пульхерия разослала правителям провинций приказ искать царю невесту. Поиски были напрасны, но случай привел в Константинополь красавицу, какую хотел Феодосий.
То была гречанка Афинаида, дочь афинского философа Гераклита (или Леонтия), который дал ей блестящее образование.[684] Риторика и философия составляли сущность тогдашнего идеала образованности, и юная Афинаида, богато одаренная от природы, усвоила всю полноту тогдашнего высшего знания. Она умела сочинить и произнести речь, владела стихом. Умирая, Гераклит оставил все свое состояние двум сыновьям, а про дочь написал в завещании, что ей «следует выдать лишь сто номизм, так как для нее достаточно ее счастья, которое превосходит всякое женское счастье». На коленях просила она братьев выделить ей третью часть имущества; но они отказали. Она ушла из дома отца к тетке, вместе с ней приехала в Константинополь, где жила сестра ее отца, и явилась к Пульхерии, чтобы искать правды насчет наследства. Пульхерия сразу пленилась ее красотой и, разузнав о ней все, что было нужно, поместила ее вместе с теткой во дворце. Брату она сообщила, что нашла ему красавицу. Тот стал просить, чтобы она показала ее ему и Павлину, хотя бы через завесу. Просьба была исполнена. Феодосий сразу влюбился, и дело было решено. Воспитанная в Афинах, умственном центре тогдашнего язычества, Афинаида оставалась язычницей. Ее обучили христианскому закону, окрестили и дали имя Евдокии. Бракосочетание совершилось 7 июня 421 года и было отпраздновано конскими ристаниями и театральными представлениями. Когда до братьев Афинаиды дошло известие о счастливой судьбе сестры, они бежали, боясь наказания, и скрылись. Их разыскали и привезли во дворец. Императрица их встретила словами: «Если бы вы меня тогда не обидели, не пришлось бы мне отправиться в Константинополь». Они были взысканы милостями: Гезий стал префектом префектуры Иллирика, Валериан получил сан магистра.[685]
Через год у Евдокии родилась дочь, нареченная при крещении именем Евдоксии, а в 423 году Евдокия была провозглашена августой. Примирившись с благочестивой обстановкой жизни двора, она сама сочиняла поэмы на религиозные темы. Пульхерия и после бракосочетания Феодосия осталась в положении соправительницы и отстранила Евдокию от участия в государственном управлении.
Во дворе оказалось два центра и пошли неизбежные в придворной жизни интриги. Сохранился рассказ о том, как Пульхерия, желая заставить брата внимательнее относиться к делам и перечитывать то, что он подписывал, подсунула ему для подписи указ, по которому он отдавал навсегда в рабство Пульхерии свою жену Евдокию.[686] Рассказ этот свидетельствует, что между этими двумя женщинами высокого положения не было полного согласия. В свои молодые годы Феодосий относился с большим равнодушием к государственным делам, слишком доверялся окружавшим его придворным евнухам и не раздумывая на все давал свою подпись. Отсюда происходило много обид и неправды. Вина падает на евнухов, которые пользовались легкомыслием молодого императора, позволяя себе незаконные поборы. Но, войдя в возраст, Феодосий стал серьезнее относиться к обязанностям верховного правителя. Закалив себя физически, он легко выносил жару и холод и в зрелые уже годы пристрастился к верховой езде и охоте. В личном обращении с людьми он не проявлял никогда горячности и со всеми был очень ласков и обходителен. Сопоставляя его с Юлианом, Иоанн Антиохийский замечает, что тогда как Юлиан как специалист, постигший всякую философию, применял пытки и истязания, Феодосий, «сказав “прости” всяким силлогизмам», на деле усвоил высшую мудрость и проявлял удивительное умение сдерживать гнев, скорбь и радость. От казней и убийств он совершенно воздерживался. Когда однажды кто-то спросил его, почему он не казнит смертью виновных, он ответил: «А возможно ли воротить к жизни умерших?» Где и по закону полагалась смертная казнь, он щадил жизнь.[687] Если даже случалось, что суд приговаривал какого-нибудь преступника к смертной казни и его уже вели на лобное место, то у городских ворот шествие встречал вестник с помилованием от императора. Однажды, когда во время ристаний разразилась страшная гроза, Феодосий прекратил зрелище, встал со своего места на кафизме и запел псалом. И весь народ, собравшийся на увеселение, пел и молился вместе с императором.[688]
В домашней жизни во дворце Феодосий поддерживал порядки, к каким привык с детства. День начинался с пения псалмов, по средам и пятницам держался пост, строго исполнялись все церковные службы. Феодосий любил общение с духовными лицами и благочестивыми монахами, которых нередко сам разыскивал,[689] и свое уважение к духовным лицам доводил иногда до крайности. Когда один грубый монах, пристававший к нему несколько раз с какой-то просьбой, получил вновь отказ, он обрушился с бранью на императора и произнес над ним отлучение. Вернувшись во дворец, Феодосий не сел обедать и послал к патриарху просить его, чтобы тот, кто наложил на него отлучение, разрешил его. Патриарх объяснил императору, что не от всякого следует признавать отлучение, и своей властью разрешил его. Но Феодосий не успокоился, пока не разыскали того монаха и тот не снял с него сам отлучения.[690]
Если заботы о насаждении благочестия и христианских нравов исходили от Феодосия и Пульхерии, то, быть может, справедливо будет признать влияние Евдокии в одном важном событии 425 года, а именно: основание высшей школы в Константинополе. Историки и хронисты не отметили этого события, но мы имеем три императорских указа, которые относятся к организации нового образовательного учреждения в столице империи. Школа с ее определившимся у греков учебным планом, в двух стадиях учения: грамматика и риторика, перешла еще во время республики в Италию, а в императорское время получила повсеместное распространение. С тех пор как император Веспасиан дал высокое общественное положение авторитетному учителю риторики Квинтилиану, распространение школ, содержимых на средства отдельных городов, быстро пошло по Италии, а затем и по провинциям. При Марке Аврелии в Афинах государство пришло на помощь существовавшим там философским школам, и представители разных систем, академики, стоики, эпикурейцы были обеспечены содержанием от государства. С течением времени сложился своеобразный тип высшей школы, выработавшей постепенно свою особенную академическую жизнь. Высшая школа в Афинах пользовалась широкой известностью и привлекала к себе молодых людей, искавших высшего просвещения помимо того риторического образования, которое можно было получить повсюду. Вместе с торжеством христианства и признанием его государственной религией Афинская школа, жившая старыми преданиями и привлекавшая к себе умственные силы с греческого Востока, стала духовным оплотом язычества. Но дух этой школы не был воинствующим, и если Юлиан вынес оттуда свое утверждение в отпадении от христианства, то его современники Василий Великий и Григорий Богослов приобрели там же глубину философского образования, которое послужило им для обоснования истин христианства. Теперь, когда спутницей жизни римского императора была воспитанница Афинской школы, новообращенная христианка, возникла мысль создать новое высшее образовательное учреждение в столице империи, чтобы оно могло явиться центром просвещения христианского общества. Афинский университет остался неприкосновенным и по-прежнему пользовался предоставленными ему в разное время имуществами, а наряду с ним возникло новое просветительное учреждение в Константинополе.