[844] и после обсуждения дела в заседании консистория было решено отправить в Эфес с особыми полномочиями сановника Иоанна, занимавшего пост комита царских щедрот.
В первых днях августа прибыл в Эфес с военной охраной из схолариев Иоанн и приказал, чтобы к нему наутро явились все епископы. Так как он знал о страшном раздражении партий, то распорядился заранее поставить в разных местах солдат, чтобы не вышло столкновения. Епископы явились все, кроме Мемнона, который потом оправдывался нездоровьем. Возбуждение было так велико, что Иоанну лишь с трудом удалось водворить спокойствие, чтобы прочесть приказ императора. В нем содержалось повеление о низложении Кирилла, Мемнона и Нестория.[845] Кирилл бы немедленно арестован и отдан под стражу Якову, комиту четвертой схолы, Нестория взял под свою охрану Кандидиан. Затем Иоанн отправился в храм Богородицы, арестовал там Мемнона и отдал его под стражу тому же Якову. Обо всем происшедшем он послал доклад императору.[846] По устранении из состава Собора тех лиц, которые считались виновниками ожесточения, Собор должен был продолжать свою деятельность, чтобы решить поставленный ему вопрос.
Несторий, пережив всю эту тревогу и убедившись в невозможности отстаивать свои идеи при таком раздражении, как аскет по духу и настроению, решил удалиться в уединение. Он обратился к одному придворному евнуху с письмом, в котором опроверг ложное обвинение, возведенное на него Кириллом, об анафематствовании им имени Богородицы[847], и просил императора о разрешении удалиться в свой монастырь под стенами Антиохии. Разрешение было дано и в канцелярии префекта сделано распоряжение о назначении ему путевых издержек и свиты, причем от его желания зависело — ехать ли морем или сухим путем, пользуясь государственной почтой.[848] Несторий покинул Эфес, и в течение нескольких лет мирно жил в своем монастыре.[849]
Убедившись из донесений комиссара и тех посланий, которые он получал от обеих партий, что цель, для какой собран Собор, не может быть достигнута, Феодосий сделал последнюю попытку: вызвал в столицу по семь человек от каждой партии, чтобы устроить совещание с целью примирения в своем присутствии.[850]
Ввиду того возбуждения, которое охватило столицу после вмешательства в дело константинопольских монахов, было признано более удобным задержать депутатов в Халкидоне. 11 сентября прибыл туда император, и в течение некоторого времени шли совещания, не приведшие, однако, ни к какому соглашению.[851] Потеряв надежду на возможность примирения, Феодосий отбыл в столицу и хотя сам стоял на стороне «восточных» епископов, пригласил, однако, их врагов — представителей партии Кирилла — в столицу для посвящения нового патриарха на Константинопольскую кафедру. По-видимому, в этой непоследовательности императора сыграло свою роль как настроение константинопольского монашества, так и то обстоятельство, что на стороне Кирилла были легаты папы. Преемником Нестория оказался Максимиан, родом из Рима, товарищ детства папы Целестина, посвященный некогда в клир Иоанном Златоустом. Перемену в отношении императора к партии Кирилла современники объясняли подкупами, которые удалось сделать прибывшему еще раньше в Константинополь врачу Кирилла Иоанну.[852]
В указе о роспуске Собора император, указав на тщету своих стараний примирить враждующие партии, предлагал епископам разъехаться в свои епархии и поправить то зло, которое они сделали. Кирилл и Мемнон должны были остаться под арестом как низложенные.[853] Но Кирилл нашел возможность покинуть Эфес и вернулся на свою кафедру.[854] Это самовольное действие Кирилла было узаконено другим актом о роспуске Собора, который повторял содержание первого с оговоркой, что Мемнону разрешено остаться в Эфесе, а Кириллу в Александрии. Император по-прежнему утверждал свою солидарность с «восточными» епископами, которые не были пред ним изобличены в своей неправде.[855] Такой исход дела был результатом подкупов, которые Кирилл самым щедрым образом производил в столице в отношении придворных евнухов и близких к особе императора лиц при посредстве своего апокрисиария и архидиакона Епифания, имевшего добрые отношения с патриархом Максимианом. Сохранился текст письма Епифания к Максимиану и список даров и лиц, которым они были предназначены. Из этого письма видно, что Пульхерия стояла на стороне Кирилла и оказывала ему свое содействие.[856]
Тот резкий антагонизм, который обнаружился на Соборе 431 года между Иоанном и Кириллом, продолжался в дальнейшее время, и церковного общения не было между Антиохийской и Александрийской церковью. Правительство не могло относиться безразлично к расколу, и с целью прекратить его, предполагалось устроить свидание между Кириллом и Иоанном в Никомидии и добиться примирения. Но этот проект был оставлен и дело поручено трибуну и нотарию Аристолаю. Он потребовал от обоих иерархов прекращения раскола. Посредником в сношениях между иерархами явился епископ города Эмессы Павел. По соглашению с несколькими епископами Антиохийского патриархата Иоанн составил определение веры и в заключение послания отметил, что по требованию императора он признает Нестория низложенным и анафематствует «его дурные и неподобающие новшества».[857] Кирилл вступил в непосредственное общение с Павлом и, подчиняясь воле императора, подписал Антиохийское исповедание веры. Так прекратился открытый раскол и искупительной жертвой примирения явился Несторий.
Формула соглашения была редактирована так: «Мы исповедуем, что Господь наш Иисус Христос, Сын Божий, единородный, совершенный Бог и совершенный человек из разумной души и тела, предвечно рожден по божеству от Отца, а в конце дней ради нас и нашего спасения от Марии Девы по человечеству, единосущен Отцу по божеству и единосущен нам по человечеству, ибо совершилось единение (ἕνωσις) двух естеств (ϕύσεων). Поэтому мы признаем единого Христа, единого Сына, единого Господа. Ввиду такого представления о неслиянном соединении мы признаем Пресвятую Деву Богородицей, потому что Бог-Слово воплотился и вочеловечился, и в самом зачатии соединил с собою храм от нее воспринятый».
Принятый епископами компромисс не дал прочного мира, так как на Востоке многие видные иерархи были в числе недовольных.
Папа Целестин продолжал преследовать Нестория и еще в 432 году требовал удаления его из Антиохии.[858] Но император не обратил тогда внимания на настойчивое внушение папы, и только в 435 году Кириллу и его друзьям удалось добиться полного торжества над Несторием. Феодосий издал указ на имя префектов с осуждением учения Нестория. Он и его последователи были названы симонианами, сочинения как его самого, так и его последователей были запрещены в обращении и объявлены подлежащими сожжению; симониане были лишены права собраний, и за нарушение этого запрета им грозила конфискация имущества.[859] Префекты издали от себя в пределах своей власти эдикты, воспроизводившие решения царского манифеста.[860] Одновременно с тем был издан приказ о ссылке Нестория в город Петру в Аравии.
Через несколько лет после того он был сослан еще дальше, в один из оазисов Египта, и прожил в этом изгнании долгие годы. Поддерживая сношения со своими друзьями, Несторий получал от них вести о том, что происходило в столице. Лишенный возможности отстаивать свои воззрения и устранить недоразумения, внесенные в его дело Кириллом, он не терял бодрости духа и уже на склоне дней написал свою апологию. Он заканчивал свой труд в то время, когда в жизни Церкви назревал вопрос о созыве Халкидонского собора.
Признание Нестория еретиком и его ссылка были торжеством гордого и властного Кирилла[861]. Уния между ним и Иоанном Антиохийским, которую должен был признать и наиболее видный богослов из его противников во время Эфесского собора 431 года, Феодорит, епископ Кирский, не установила мира и согласия, и отношения церквей Александрийской и Антиохийской преисполнены были взаимного недоверия и недоброжелательства.
Первый преемник Нестория на Константинопольской кафедре, Максимиан, занимал ее лишь около трех лет. По его смерти в 434 году по выбору императора кафедру занял давно ее ожидавший епископ Прокл. Его патриаршество ознаменовалось водворением праха Иоанна Златоуста из места его изгнания в столичном храме св. Апостолов (27 января 438 года).[862]
По смерти Кирилла (27 июня 444 г.) Александрийскую кафедру занял его племянник Диоскор, человек столь же властного характера, как и Кирилл, но не обладавший его литературным талантом и авторитетом. Он был убежденный противник унии, заключенной в 433 году, и резко отнесся к тем родственникам Кирилла, которые участвовали в ее установлении. Он стал в добрые отношения к евнуху Хрисафию, владевшему умом и волей Феодосия, и это обстоятельство имело свои тяжкие последствия для нового нарушения церковного мира, которого так жаждал и не мог создать кроткий и мягкий Феодосий.
Преемником Прокла на Константинопольской кафедре был Флавиан, занимавший раньше пост скевофилака Софийского храма. По-видимому, это назначение не входило в виды Хрисафия, и Диоскор обнаружил сразу свое неодобрение тем, что вовсе не ответил на синодальную грамоту Флавиана. В год его поставления столица пережила ужасы нашествия Аттилы. Страшная нужда в деньгах для уплаты выкупа Аттиле легла тяжким бременем на государственную казну, и экстренное обложение, к которому пришлось прибегнуть, не обошло и церковных имуществ, что поставило патриарха в натянутые отношения со двором.