[1242] Царство твое, Ариадна августа! Твоя победа!»
В ответ на эти приветствия императрица, вознеся благодарение Господу Богу за свое единение с народом, возвестила о назначении префектом города Юлиана. После благодарственных криков толпы царица повторила обещание избрать на царство человека православного и безупречного (ἀγνόν) и речь ее закончилась словами: «Да не будет места вражде, и да не смути она течение этого прекрасного единения и благочиния».
Выход был закончен. Царица вернулась во внутренние покои, а сановники и синклит с патриархом составили заседание, расположившись на скамьях пред Дельфаком, и стали обсуждать вопрос о кандидате на престол. Начались споры и препирательства. Тогда препозит Урбикий предложил собранию предоставить выбор императрице. По поручению собрания патриарх Евфимий передал Ариадне это решение собрания. Царица избрала силенциария Анастасия. Выбор был одобрен всеми сановниками, и немедленно вслед за тем магистр оффиций приказал комитам доместиков и протекторов отправиться на дом к Анастасию и привести его во дворец. Его поместил в зале консистория.
На следующий день совершилось погребение Зенона, а вечером того же дня были сделаны распоряжения о назначении на утро силенция и конвента сановников. Все собрались в парадных белых одеждах. Туда же явился патриарх Евфимий. Анастасий приветствовал входивших и затем, в сопутствии всех собравшихся, вышел в портик, примыкавший к большому триклинию. Анастасий стал посредине портика. Сановники и члены сената предложили ему дать клятву, что он не сохранит ни против кого раздражения и злобы и будет править по чистой совести. Анастасий дал требуемую клятву. Шествие направилось из портика в триклиний, где обыкновенно сановники приветствуют императора при его выходе на ристания. Анастасий был облечен в императорские одежды: белый с золотыми клавами дивитисий, поножи, τουβία, и пурпурные башмаки, и с открытой головой прошел на кафизму.
Войска, стоявшие на своем месте под кафизмой, держали опущенными на землю копья и знамена. Народ стоял на скамьях, с которых обыкновенно смотрел на ристания. Из толпы раздавались возгласы в честь императора. Анастасий встал на щит. Кампидуктор полка ланциариев возложил на его голову свою золотую цепь, сняв ее с шеи. Щит был поднят кверху. Одновременно с тем поднялись копья и знамена при громких кликах солдат и народа. Сойдя со щита, Анастасий прошел назад в триклиний. Здесь патриарх совершил молитву, облек императора в порфиру и возложил на него украшенную драгоценными камнями царскую корону. После того Анастасий появился опять на кафизме, уже в короне и порфире. Народ и войска приветствовали его восторженными кликами, а император посылал рукой поцелуи народу. Затем ему подали «ливеллярий» с текстом обращения к народу, и он передал его глашатаю, который стал читать во всеуслышание следующее: «Ясно, что человеческая власть зависит от мановения свыше. Всемилостивейшая августа Ариадна по собственному решению, выбор блистательных сановников и сената, согласие победоносных войск и “святого” народа принудили меня, против воли и вопреки отказам, принять на себя заботу о римском царстве, вручая себя милосердию Святой Троицы. Какое бремя за общее благо легло на меня, это я знаю. Молю Вседержителя Бога, чтобы мне оказаться в моей деятельности таким, каким в вашем единодушном избрании надеялись вы меня видеть. Ради торжества моего счастливого воцарения я дам вам на человека по пяти номизм и по фунту серебра. Да будет с вами Бог». Эта речь была неоднократно прерываема восторженными возгласами толпы в честь императора и императрицы. Среди многолетий раздавались крики: «Как ты жил, так и царствуй! Безупречных правителей миру! Подними свое войско! Сжалься над своими рабами! Изгони доносчиков! Царствуй, как Маркиан!» По окончании выхода император в сопутствии всех сановников направился в Софийский храм. В нарфике он снял корону и передал ее препозиту; взойдя затем в алтарь, возложил ее на престол и поднес дары на храм. Вернувшись в мутаторий, он надел на себя корону и направился во дворец. Церемония закончилась отпусканием сановников, а затем был обед, на который были приглашены избранные.
Так совершилось, по официальной записи, поставление на царство Анастасия. Сравнивая этот церемониал с тем, какой был применен в 457 году относительно Льва, нельзя не отметить некоторых существенных отступлений от прежних обычаев. Так, военный характер этого события ослаблен тем, что церемония происходит не на Военном поле пред всей армией, а на ипподроме, месте общения царя с народом; войска делят, таким образом, участие в этом событии с населением столицы, и сама церемония получает более гражданский характер. Старый обычай возложения шейной цепи на голову императора кампидуктором остается в силе, к нему присоединяется другой — поднятие на щите, которое не было применено в 457 году. Определеннее, чем прежде, выступает участие патриарха в этом событии: принятого войском через возложение цепи и уже провозглашенного избранника он облекает в порфиру и возлагает на его голову царский венец.
В церемониале 491 года новым моментом является также присяга, которую приносит намеченный избранием, но еще не провозглашенный император пред сановниками двора и членами синклита в том, что, облекаясь новой властью, он предает забвению все старые личные отношения, которые должны с этого момента потерять всякое значение. В описании, сохраненном у Константина, не помянуто о присяге императору сановников и синклита; но это умолчание вряд ли может быть истолковано в том смысле, что этой присяги не было. Она имела исконную давность со времен Августа и Тиберия и, по всей вероятности, была принесена в этот торжественный день.
В приведенной официальной записи о восшествии на престол Анастасия этот важный акт государственной жизни проходит при полном единодушии всех участников. На деле это было несколько иначе. Анастасий явился тем лицом, на котором сошлась местная аристократия, сознававшая в себе римлян и томившаяся под господством исавров, к которым питало живую ненависть столичное население. Если дело сладилось так быстро и с видимым единодушием, то, очевидно, оно было подготовлено заранее и имя Анастасия как преемника Зенона было намечено задолго до события. Недаром Зенон знал о том, что его преемником будет силенциарий, и старался убить такового, вопреки велению судьбы. В ту пору Анастасию было уже 60 лет. Он был высокого роста, с проседью на голове, очень красивым лицом и имел одну оригинальную особенность: глаза его были разного цвета, один голубой, другой черный. Греки называли таких людей словом δίκορος. Анастасий имел репутацию безупречной частной жизни и такой же общественной деятельности, и возглас, раздававшийся из толпы: «Как ты жил, так и царствуй», а равно и другой — об освобождении римлян от чужеземцев, имели особое значение. Очевидно, настроение народа было заранее подготовлено в известном смысле.
В заявлении Ариадны, помимо упоминания о том, что новый император должен быть римлянином по происхождению, было отмечено также и другое условие — его православие. Борьба, возгоревшаяся после издания Энотикона, продолжалась, и византийский двор прилагал большие усилия к восстановлению мира и единодушия в Церкви. Избранный в 489 году на патриарший престол после смерти Фравиты Евфимий не принял Энотикона и искал соглашения с римским папой. Сношения шли, но дело еще не выяснилось, так как папа решительно стоял на требовании, заявленном его предшественником Феликсом, изрекшим анафему над Акакием. Евфимий не терял надежды восстановить мир с Римом и положить конец расколу. При таких условиях вопрос о православии преемника Зенона имел огромное значение. Анастасий был человек глубоко религиозный, богословски образованный и близко принимал к сердцу вопросы, волновавшие в ту пору восточный христианский мир. Крайние православные относились к нему с недоверием. Ходили слухи о том, что дядя его по матери был арианин, а его мать обвиняли даже в манихействе.[1243] В последние годы жизни Зенона Анастасий принимал непосредственное участие живым словом в религиозных спорах в среде столичного населения. Он устроил себе кафедру в Софийском соборе и проповедовал с нее на спорные тогда темы. Патриарх заподозрил его в склонности к евтихианству, приказал убрать его кафедру, жаловался на него Зенону и грозил Анастасию, что острижет ему волосы и выдаст народу.[1244]
Сомнения патриарха в правоверии Анастасия имели свои основания. В конце правления Зенона стала вакантной Антиохийская кафедра, и в числе трех кандидатов на нее был выставлен Анастасий. Об этом впоследствии с уважением и похвалой поминал Прокопий из Газы, державший публично похвальную речь в честь императора.[1245] Когда императрица и синклит остановили свои мысли на Анастасии как достойном преемнике Зенона, патриарх Евфимий заявил свой протест. Сторонники Анастасия настаивали на его кандидатуре, и патриарх уступил, но, как предварительное условие своего согласия на его избрание, выставил требование, чтобы Анастасий выдал собственноручно написанное исповедание веры с признанием Халкидонского собора. Императрица и синклит убедили Анастасия исполнить это требование патриарха.[1246] Таким образом, препятствие, оказавшееся на пути Анастасия к престолу, было устранено. Весьма вероятно, что возложение самим патриархом порфиры и царского венца на Анастасия было своего рода формальным свидетельством его согласия на этот выбор и имело целью положить конец зложелательным толкам, вызванным протестом патриарха, который не мог не огласиться в среде приверженцев православия.
Через сорок дней после восшествия на престол совершилось бракосочетание Анастасия с императрицей Ариадной. Он принял императорское имя Флавия, как раньше носил его Маркиан.